— Кроме ваших животных, которые продавались с публичных торгов, мы прикупили за океаном еще тысячу голов, — объяснил профессор…
— Пойдемте дальше. Может быть, уважаемый коллега посмотрит наши научные лаборатории? — спросил Линкерт.
— О, с удовольствием, — согласился гость, входя в красивое, двухэтажное здание прекрасно оборудованной лаборатории. Сверкающие новенькие аппараты Лейтца для тончайших срезов препаратов ткани и мозга, микрофотографические аппараты Цейса, рентгеновские кабинеты, превосходные французские киносъемочные камеры для съемок рапид, фирмы Дебри, мультипликационные аппараты Аскания.
Боно Рито иронически покосился на драгоценную аппаратуру. Он принадлежал к числу людей, не очень уважающих кропотливые научные изыскания с помощью механизмов. Он ценил наилучший дар природы, данный человеку — его ум! Он решал сложнейшие вопросы гораздо проще, на основе физиологических наблюдений и опыта, полученного от таинственной науки Дальнего Востока, неизвестной западным ученым.
— Ну, как, вы довольны лабораторией? — спросил профессор.
— Неплохая, — уклончиво ответил гость.
Осмотрев зверинец и храм науки, они направились к мелькнувшему в зелени двухэтажному коттеджу, построенному в несколько утрированном японском стиле. Немецкая черепица прекрасно ужилась на изогнуто-вычурной кровле, напоминающей крыши пагод. Вокруг — затейливые, как броши, цветники, на них — родные японцу цветы. Заметив клумбу хризантем, японец останавливается и суживает в улыбке косые глаза. Это не ускользает от наблюдательного Линкерта.
Полированная медь дверных ручек, шлифованный хрусталь в массивном дубе. В вестибюле миниатюрный зимний сад; огромное дерево — японская хурма, усыпанное полузрелыми, глянцевитыми, оранжевыми плодами.
Комната, драпированная шелками с летающими драконами, привлекает и особенно удивляет японца. Он взглянул на буфет, раздумывая: «В точности такой остался у меня в Новом свете, даже в нем недопитая бутылка Берти». Ну, это уж слишком!..
На столе сигарный ящик, отделанный инкрустацией из перламутра. Гость открывает крышку и возглас изумления веселит его новых хозяев:
— О, моя любимая марка гаваны! Откуда все это? — спрашивает Боно.
— …!!!
— …!!!
Оба утвердительно кивнули головой. Они поняли друг друга без слов, как давно знакомые соумышленники, и рассмеялись.
— Однако, это длительная и кропотливая режиссерская работа, — пошутил японец, оскаливаясь… Перед его глазами быстро промчались воспоминания прошлого: ревю, Эллен (где же она?), Джонс-обезьяна, потом травля и паспорт, его спасение и эстремадурские виноградники, трехлетняя непрерывная погоня за полуголодным циркачом, опасающимся электрического стула. Все это было еще понятно Боно Рито, но он чувствовал, что отныне какая-то новая, дьявольская сила связывала его с новыми знакомыми крепкими узами, отнюдь не дружбы, не взаимной симпатии или платонической любви — но чего-то более страшного, более сильнодейственного.
— Очень мило! Вы очень предупредительны, но…
— Мы хотели вам создать приятные и необходимые условия для работы.
— Итак! В чем же заключается эта таинственная работа?
Усевшись в мягкие кожаные кресла, они закурили ароматные сигары.
— Учтите, господин Боно Рито, что наш разговор и дело — являются государственной тайной…
— Понимаю и чувствую, что не простое меценатство побудило вас позвать меня сюда.
Посол утвердительно кивнул головой. Японец приготовился слушать.
— Нам знакомы ваши работы в области цирка. Вы смогли очаровать публику Нового Света модерной, художественной постановкой на тему «Эволюция человека». Вы непревзойденный режиссер цирка, но…
И Боно Рито уловил в голосе профессора еле заметную нотку тонкой иронии, не ускользнувшую от наблюдательного японца.
— Прошу вас, продолжайте милую беседу, — проговорил с оттенком сарказма гость.
— Но нас интересует другое! — тут лицо собеседника оживилось, стало решительным и даже вдохновенным. — Отбросим фразеологию — мы ведь деловые люди. Нам известно кое-что из вашей прежней деятельности в иной области… Кстати, можем вас порадовать новостью, что артист Эрик Джонс превратился в полуобезьяну! Он помещен в специальную клинику.
Лицо Боно Рито затряслось в припадке беззвучного смеха. Он не скрывал своей радости перед присутствующими.
Японец наслаждался; это были минуты наивысшего блаженства, награда за потерю любимой женщины, состояния…
Он ясно видит перед собой это жалкое, превращенное им в обезьянье, лицо артиста…
— Ваша жена находится на нашем попечении, но она безнадежно психически больна. Возможно, вы хотите ее видеть здесь?
— Нет, нет! — замахал руками Боно. Он не хочет больше знать изменившую ему женщину. Безжалостный пришелец с Дальнего Востока не знает сострадания, ему чуждо чувство жалости. О! Если его глубоко оскорбили, он умеет ненавидеть, как ни один европеец.
— Благодарю вас за новости; они приятны для меня. Но продолжим наш деловой разговор — чем я могу быть полезен?
— Лучшие ученые нашей страны работают над улучшением человеческой расы, — это как раз аналогичная тема вашей постановки. Мы, арийцы, — люди высшей расы! Высшие существа! Нам дано Провидением право повелевать и держать в своих руках управление низшими расами и всей вселенной! Мы должны культивировать свою кровь… Мы создаем из своей расы — господ, из всех остальных — челядь! Низшие должны и будут трудиться, делать всю неприятную, черную работу. И вот здесь мы должны применить обратный процесс эволюции Дарвина. Всех неарийцев мы должны заставить деградировать, сделать шаг обратно, понизить их умственные способности, повлиять на культуру, психику, уничтожить, вырвать мышление, однако, не затронув самого главного — их работоспособности. Но это нелегкая работа. Наша задача — искусственно создать новый тип «унтерменша — человека-робота»! — произнес длинную тираду профессор.
— Это интересная тема. Я, признаться, давно задумывался над ней… Я заставлю самого Дарвина стать обезьяной! — рассмеялся колдун.
— На этом принципе будет перестроена Европа, а за ней и весь мир. Кто не с нами, тот против нас и будет уничтожен!
Боно Рито доволен этим откровенным разговором. Идея нацизма его не увлекала, но в ней он увидел возможный трамплин для достижения своей тайной мечты — жажды деспотичной власти, которая привлекала его. Он всегда стремился к неограниченной власти в самом широчайшем масштабе… И вот он выходит на один из путей… Ему все дают в руки. Он знал, что такая минута придет. Он ждал ее долго. Но он воспользуется всем, а дальше… О, дальше! Дальше будет видно…
