вниз. Не успела Нора отскочить, он ее за ногу схватил, так что она больно на корни упала. Стянул с себя ремень, да стреножил Нору, как кобылицу.
— Да что ж ты!.. Зверь!..
Северянин поднялся, крякнул довольно.
— Вот так еще вернее будет. Нечего брыкаться, — пнул ее легонько носком сапога в пятку. — Я тебе пока не доверяю, понятно? Будешь себя хорошо и послушно вести, может и буду с тобой, как с человеком, а не животиной.
— Сам ты животина!..
— Я тебе! — замахнулся северянин. — Язык людской понимаешь или только кулаки? Вот пока не научишься, будешь как сука бешеная на веревке сидеть. Надо будет — клыки повыдираю. Услышала меня?
Нора вздрогнула, притихла, кивнула, и Потрошитель ушел.
Вот как значит… Ежели она смирной будет, так он и привязывать перестанет. А там и убежать недолго, не всемогущий же он, не Отец Всесоздатель. Но как?.. Как обмануть его, как заставить поверить ей? Ведь не поверит же, если Нора вдруг ласковой станет и хорошей. Что же… как же… думай, голова пустая, варись кашка…
Пока думала Хайноре, пока губы и ногти все искусала, северянин уже и воротился. В этот раз с уткой, и полным подолом чего-то.
— Эй, девка. Смотри вот, — и вывалил на мох перед Норой — черника, брусника, дикая малина, да облепиха. — Любишь ягодки? Любишь, конечно, какая баба ягодки не любит. Вот давай, садись, перебирай.
Нора кивнула, улыбнулась неуклюже, но северянин того не заметил даже — сел вниз, развязал ей ноги, руки, а сам за утку принялся.
Хорошие были ягодки, всего ничего гнилых, остальные спелые, да сладкие, как мед. Нора стала их перебирать, украдкой за рыжим наблюдая. Лохматый весь, нечесаный давно, немытый, борода всклокоченная, косы причудливые в волосах висят сосульками. Рубаха в крови вся, да ягодном соке, пестрая, как у ярморочного плясуна, пояска расшитого не хватает. Только такой, наверное, если и пляшет, то с мечом наголо.
Пока утка над костром румянилась, северянин спустился к кринице и вернулся с полным котлом чистой вкусной водицы. Напились они знатно, откушали ягод, потом северянин стянул через голову рубаху, откинулся спиной на сосновый корень и давай медленно-медленно повязку разматывать. Нора смотрит, смотрит, а потом раз и осенило ее.
— Дай помогу, — говорит.
— Ты-то? — хмыкнул северянин. — Чего вдруг?
А сам морщится, от боли, волком скалится.
— Сам не справишься.
— Справлялся уже. С чего тебе мне помогать вдруг?
Нора пожала плечами, уставилась вниз, на травку — не умела она прикидываться, так хоть пусть слова слышит, а лица не видит.
— А чего мне делать… Ежели ты тут помрешь, так я одна не выберусь. Вдруг звери дикие, вдруг люди какие лихие, я же не воительница… Куда мне деваться без тебя…
Северянин хмыкнул, помолчал, видно, подумал что-то в голове.
— Ну иди сюда, помощница. Перевязывать умеешь, значит?
Нора осторожно подошла ближе, кивнула:
— Умею. Тятюшка, бывало, от медведя убегал раненый. Мать меня научила, чтоб, если ее рядом не будет, я смогла.
— Умная баба, — сказал он, Нора тут же голову вскинула, как от удара, но потом снова опустила, дрожащей рукой повязку разматывая. — Мне вот ваши деревенские потому и нравятся, что они как наши, простые, рукастые. Не то, что все эти ваши лорды и леди в напудренных париках. Тьфу.
— А где это ты лордов и леди видел?
— Не твое дело.
Ну не мое, так не мое… Мне-то что в самом деле… Меньше знаю, крепче сплю.
Рана на боку северянина была жуткая, рваная, но уже не гноилась и не кровила особо, хотя этот бес уже который день ходит со старой перевязкой. Живучая тварь. Нора промокнуть ее водой из котла, обтерла аккуратно. Отец всегда шипел да кряхтел, а этот только морщится немного, но голоса не подает. Сразу видно — не первая рана. Потом Нора встала.
— Куда собралась?
— Пусти меня. Я травы нарву лечебной. Лучше заживать будет.
Северянин нахмурился.
— Пустить тебя, значит. Ага.
— Пусти. Куда я денусь?
— Ну иди, — процедил сквозь зубы, травинку пожевывая. — Иди, да считай до ста. Умеешь считать? — Нора кивнула. Тоже матушка научила. — Хорошо. Я тоже считать буду. Сто насчитаю, и, ежель не вернешься, пойду искать. А найду…
— Поняла я, поняла, — торопливо закивала Нора и побежала, чтобы уж точно успеть.
Сбежала вниз по склону, там, где криница текла, метнулась дальше, выискивая белые облачка цветков порез-травы, а как нашла, так начала быстро-быстро его листья рвать, и обратно наверх.
— Гляди какая скорая, даже до пятидесяти не дошло. Видать и впрямь хорошо лес знаешь. Может, врешь мне, а?
Нора вскинула на него испуганный взгляд, разминая в ладошках ажурные листочки, пока сок по рукам не потек.
— Почему вру? Что вру?
— Что пропадешь здесь без меня, — Рыжий ухмыльнулся да так поглядел на Хайноре, будто мысли ее читал. — Небось сама хорошо знаешь, где здесь зверье водится, где разбойники бывают. Следы читать умеешь. Не такая уж и дурочка, гляжу.
Нора фыркнула, будто оскорбилась.
— Ну знаю и чего? А если не свезет и ошибусь? Кто меня защитит?
Хмыкнул.
— И то верно.
Нора выдавила ему на рану зеленого соку, приложила к ней травяную кашицу, потом застирала повязку в котле и крепко замотала северянина.
— Молодец, расторопная. Хорошая из тебя жена выйдет, — северянин потрепал ее по волосам, как щенка, и Нора по привычке отдернулась. — Вот посмирнее будешь, обязательно кто-то да возьмет. Ну все. Посидели, отдохнули, двинем дальше. Как скоро на дорогу выйдем?
Нора прикинула, поразмыслила. Так-так, впереди озеро лесное, его обойти придется, потом что? Бурелом, болота, медвежья берлога…
— День еще, наверное. Как получится…
Северянин тяжко вздохнул, натягивая рубашку. Вылил остатки грязной воды из котла, закинул его на плечо.
— Ладно, день, так день, пошли.
Глава 2. Порченая
До озера добрались быстро, тропа хорошая,
