криком «Вы меня достали!» он вскочил в кабину, рывком рычага поднял ковш и обрушил его на подскакавшего Раскладона. Чудище крякнуло, распласталось по земле и затихло. На всякий случай домовой влупил по нему еще раз, но в этом действии уже определенно не было необходимости.
Уняв дрожь в руках, Василий впился глазами в поверженную железяку. Из глубин его затуманенного адреналином мозга пробивалась на поверхность некая стратегическая мысль. Стержнем ее являлось осознание, что он не может уехать из города с телом Сигизмунда, за друга не отомстив.
Оформиться мысли окончательно помешал Кукуцаполь. Взобравшись на ковш, он читал стихи, подкрепляя каждый ударный слог маяковским взмахом руки.
Страх наводил триумвират.
В нем монстров было трое.
Один погнался за Ягой,
И их осталось двое.
— И их осталось двое! — проскандировали банные анчутки и зааплодировали.
«Триумвират? — удивился Василий. — Трое монстров? Что, в конце концов, тут происходит?»
События этой ночи развивались стремительно, и ответ не заставил себя ждать. Прохладный предрассветный ветерок внезапно усилился, компанию осыпало взвившимся с земли мусором, в глазах защипало от попавшей в них пыли. «Идет, идет!» — заверещали анчутки и бросились к дверям в баню. Баба Яга, пометавшись меж деревьями, рванула за ними. «Кто идет?» — придержал Василий удирающего Кукуцаполя. «Песочный бурун, — нервно хихикнул анчутка. — Куча песка, чтоб его! Вам, юноша, не помешает скрыться».
В бане Василий потребовал от Кукуцаполя объяснений. В услышанное домовой поначалу верить отказывался. Бред какой-то. Мистический триллер. Но окружившие его анчутки клялись, что всё так и есть.
— Наши съезды анчуток — самые мирные во всех Забайкальских лесах, — возмущенно говорил Кукуцаполь, глядя на Бабу Ягу. — Днем сидим тихо, городских не трогаем, заседания проводим по ночам. Соответственно ждем в ответ аналогичного уважения. Однако, когда в город приехала выставка бриколажа, у нас начался хоррор.
На слове «бриколаж» Ягушенция подпрыгнула. Василий понял: она заподозрила, что Кукуцаполь нарочно употребил иностранный термин, чтобы выпятить перед ней свою образованность. В воздухе запахло экспрессивной и, главное, длительной перебранкой. Погасить ее в зародыше могло только одно.
— Простите, что прерываю, — промямлил домовой, изображая крайнюю неосведомленность. — Что такое бриколаж?
— Э-э-э, — повернулся анчутка к Василию, забыв о Ягушенции, — стыдно, молодой человек, не знать элементарных вещей. Василий смущенно пожал плечами, дав себе слово дальше так не лгать. — Под бриколажем понимается повторное творческое использование предметов, их реконструкция. Грубо говоря, это переделка бэушных объектов для получения новых смыслов.
— Новых смыслов? — Домовой переступил с ноги на ногу. — Я правильно понял: связать коврик из старых колготок — это бриколаж?
— Браво! — воскликнул Кукуцаполь. — Вы, юноша, не так глупы, как кажетесь. А как вам такие примеры — юбка из мужских галстуков? Брутальное кашпо с цветущими незабудками из дырявого резинового сапога?
— Мы в курсах, что такое бриколаж, — расплылась в презрительной улыбке Баба Яга, избежавшая благодаря домовому публичного позора. — Чего там с хоррором?
Из дальнейшего рассказа стало известно следующее. Через неделю после открытия выставки к бане стали являться ее экспонаты. Не все, но трое — Песочный Бурун, Страусиный Поршень и Клацающий Раскладон. Главного среди них нет, действуют сообща — типа триумвират. Являются каждую ночь, то вместе, то порознь, и принимаются участников съезда кошмарить. Раскладон ноги норовит переломать. Бурун засыпает песком так, что не продохнешь. Поршень вон что с болотным хмырем сделал. И не только с ним. К великому счастью анчуток, только что их герои — тут анчутки с благоговением и надеждой уставились на домового и Ягушенцию — урезали банду монстров на треть: «один погнался за Ягой, и их осталось двое».
Осталось двое… Василий вздохнул. Хочет он того или нет, но единичной местью за друга ему, похоже, не обойтись. Придется еще участников съезда спасать.
— Бороться не пробовали? — спросил он, осматриваясь в поисках подходящего оружия. — Буруна водой полить? Я на клумбе садовый шланг видел.
— Еще как пробовали, — зло пробурчал Кукуцаполь. — Высыхает, гад. Его ничем не проймешь. Твой ковш ему что комариный укус привидению.
— Пропорции один к одному, — вспомнил Василий. — Замешаем в корыте. В бане, кажется, идет ремонт?
Он изложил свой план. Анчутки, убедившись, что Песочный Бурун пока не явился, водрузили корыто на клумбу, развернули шланг так, чтобы струя попала точно в цель, и, вооружившись лопатами и мешком с цементом, укрылись в тени. Кукуцаполь вызвался уговорить Ягушенцию сыграть роль живца, и, к удивлению домового, ему это удалось.
Когда Песочный Бурун завертелся смерчем в начале аллеи, Василий вцепился в вентиль шланга и кивнул Ягушенции. Бабка, стоявшая на клумбе у корыта, кивнула в ответ, открыла рот и нанесла Песочному Буруну словесное оскорбление. Опешивший монстр замер. Яга поправила бандану и выстрелила в адрес неприятеля длинной очередью уничижительных эпитетов. Смерч сорвался с места. Как только он завращался в нужной точке, а Баба Яга отпрыгнула в сторону, Василий крутанул вентиль и окатил врага водой. Промокший монстр рухнул в корыто. Подбежавшие анчутки сыпанули сверху цемента и бешено заработали лопатами. В минуту дело было сделано. Оставалось подождать, пока бетон схватится.
Кукуцаполь снова влез на ковш. «Опять будет глаголом жечь сердца», — подумал Василий и, прислонившись к стене, устало прикрыл глаза. Зазвучали стихи:
Их было трое — монстров тех,
Кто сеял жуть и хаос.
Коньки отбросил Раскладон,
Бурун отправился в бетон,
Остался только Страус.
— Остался только Страус! — вскричали анчутки и зааплодировали.
— Василий, — прошептал чей-то голос, и руки домового коснулось что-то мокрое и волосатое, — что происходит?
Домовой, не веря своим ушам, медленно открыл глаза. Перед ним стоял его лучший друг болотный хмырь Сигизмунд, и в хвосте его покачивался цветущий куст розовых пионов.
Когда восторги по поводу Сигизмундового воскрешения приутихли, Василий оттащил друга за угол бани и рассказал, что произошло, пока тот был в отключке. Хмырь ничему не удивился. Он давно говорил, что там, где Кукуцаполь, чего угодно можно ожидать. Не понял Сигизмунд одного — какой из кучи песка экспонат выставки? «Если я зачерпну в своем болоте тины и вылью у тебя за печкой, это будет, как ты говоришь, акт творчества?» — «Смотря по
