— Это точно был мужик? Вы же говорите, что не разглядели его.
— Не разглядел. Но бабы в черных мужских туфлях не ходят. Я его ноги видел.
— Ноги большие?
— Чего?
— Какой размер обуви у него был? Хотя бы примерно.
— Размер? Я особо не приглядывался. Ну, наверное, как мой. Не меньше. Скорее, даже больше. Точно больше. Большой размер.
— У вас какой?
— Сорок второй.
— Значит, у него был как минимум сорок четвертый. Так?
— Скорее всего.
— Еще что можете о нем сказать? Одежда, рост.
— Одет он был во что-то темное. Точнее не скажу. Рост? Высокий. Мне как-то так показалось. Хотя он сидел.
— Голос его не слышали?
— Нет.
— Как они сидели?
— Квасова стояла. В руке у нее был пластиковый стаканчик. А остальные сидели. Тот, кого я не разглядел, сидел справа. Карманов в центре, а Табанин слева. Посередине на траве что-то у них было постелено, и стояла бутылка водки и еще стаканчики. Жратва еще какая-то, кажется, там лежала у них. Колбасой копченой пахло сильно.
— Квасова одета была?
— Да, одетая. Халат на ней был махровый. Короткий такой, с поясом.
— Какого цвета?
— Белый.
— Угу. Вещи Квасовой мы нашли. На ней действительно в тот вечер был белый халат. Что произошло потом?
— Я вернулся к лодке, сполоснул сапоги и пошел домой.
— Через пляж?
— Нет, через рощу. Если бы я пошел через пляж, они бы меня увидели.
— А вы этого не хотели?
— Нет.
— Я понимаю. По пути никого не встретили?
— Нет. Не видел никого. А! — встрепенулся Смазнев. — Только сейчас вспомнил. Не знаю, нужно вам это или нет…
— Говорите, говорите. Каждая мелочь важна.
— Там дальше, когда я пошел через рощу, в кустах велик заметил спрятанный. Наверное, того мужика третьего. Я никогда не видел, чтобы Карманов или Васька на велосипеде ездили.
— Что за велик?
— Черный, с фарой. Советский еще, кое-где покарябанный слегка. С багажником. «Ласточка». На раме впереди значок такой.
— Место, где велосипед видели, сможете показать?
— Без проблем.
— Не помните, в тот вечер на лужке возле пляжа скотина паслась какая-нибудь?
— Да. Ваньки Дрына две телки и бычок.
— Спасибо, Алексей! Мы вас потом еще вызовем, если следователю понадобитесь, хорошо?
— Ладно, чего уж. Надо так надо.
— Посмотрите, все ли верно я записал? — Посохин развернул лежавший на столе лист бумаги и подвинул его Смазневу.
Алексей поднялся со стула и, чуть наклонившись, стал читать, водя головой слева направо.
— Все правильно.
Смазнев вопросительно посмотрел на майора.
— Спасибо за помощь. До свидания! — Посохин встал и протянул мужчине руку.
Алексей осторожно ее пожал и улыбнулся.
— А Зинка мне уже сумку собрала. Я ее у дежурного оставил. Моя даже поплакала, когда я к вам отправился. Умеют же бабы из мухи слона делать.
Смазнев вышел из кабинета.
Майор достал из верхнего ящика стола мобильный телефон и набрал номер.
— Жарких, вы там с кражей скутера еще не закончили?.. Ладно, закругляйся. Пусть этим делом Кукушкин самостоятельно занимается. Хватит его нянчить. А ты найди шофера такси. Фамилию помнишь?.. Да. Узнай во сколько он забрал Карманова и его дружка из дома, когда привез в кафе и когда отвез домой. Спроси, в каком состоянии они были, о чем говорили. Давай в темпе. Потом заедешь к Смазневым, возьмешь Алексея и на старый пляж смотаешься. Хорошенько осмотри то место, где он велик видел. Может, чего найдешь… Какой, какой! Он тебе расскажет какой. Если буду нужен, я в «Магистрали».
Владельцем придорожного кафе «Магистраль» был Карен Маратович Манукян, поселившийся в Бирючинске в конце восьмидесятых. Начинал он свою предпринимательскую деятельность с крошечной сапожной мастерской, а несколько лет назад купил разорившийся магазинчик и переоборудовал его в шашлычную.
Новому заведению Карен Маратович дал броское название «Магистраль», поскольку его трудовая биография начиналась на строительстве БАМа. То время он считал самым счастливым в своей жизни. Там, на стройке, он познакомился со своей будущей женой и приобрел верных друзей.
— А как надо было назвать? «У дяди Карена»? — спрашивал Манукян проезжающих, когда те интересовались, почему его кафе носит столь необычное для здешних мест название. — Я не такой самолюбивый. Или, может, «Ереван»? Я этот великий город только издалека видел, а с его мэром даже знаком не был. Мне Байкало-Амурская Магистраль закалку дала. Человеком сделала. Я же в двадцать лет полным бараном был. Слово «магистраль» для меня как отблеск путеводной звезды. Пусть оно теперь всем на крыше моего ресторана светит! И пусть ко мне на огонек все хорошие люди съезжаются и с аппетитом кушают!
У Посохина с хозяином «Магистрали» были добрые отношения. В отличие от большинства местных бизнесменов Карен Маратович чтил не только уголовный, но и административный кодекс.
— Здравствуй, Паша! Как поживаешь, дорогой? — Манукян двумя руками пожал широкую ладонь Посохина.
— Служим, Карен Маратович.
— Сколько раз тебя просил, не надо отчества. Я же старше тебя всего на десять лет! Или пусть даже чуть-чуть больше.
— Хорошо, хорошо.
— Ты только обещаешь! Пройдет месяц, и ты опять начнешь меня Маратовичем крестить. Поешь, дорогой?
— Ты же денег не возьмешь, а про меня опять слухи пойдут, что я продался хозяину шашлычной.
— Не называй мое заведение шашлычной! Это маленький армянский ресторан! Кристина! — позвал Манукян младшую дочь, которая помогала отцу на кухне.
— Карен, я к тебе по делу.
— Что такое?
— К тебе на прошлой неделе в понедельник некто Карманов не заходил?
— Ай, знаю этого заносчивого барана! Заходил. С ним еще один баран был. Приехали пьяные, петь начали некультурные песни. У меня не шалман! А что, жаловались?
К столику подошла Кристина. Посохин никак не мог понять, как ей удается на протяжении всего рабочего дня сохранять в первозданной чистоте белую поварскую курточку. Его жена во время готовки умудрялась не только сама перемазаться, но и кухню от пола до потолка выпачкать.
Когда дочка станет постарше, подумал Посохин, надо будет попросить Кристину взять ее к себе в ученицы. Такой опыт пойдет Виктории на пользу. Майор считал, что женщина должна быть аккуратной во всем. Правда, это свое убеждение он при жене предпочитал вслух не высказывать. Маришку оно приводило в бешенство.
Кристина обращалась к Посохину в присутствии отца или других людей только на «вы». Майор сам ее об этом попросил, после того как девушке исполнилось четырнадцать и он заметил, какие взгляды она бросает на него украдкой. Сейчас Кристине шел уже двадцать второй год. Но уговор она соблюдала по-прежнему.
