неё и свернули. Когда стояли на светофоре перед Верхней Радищевской, пассажир повернулся к Юле и протянул ей три зелёных бумажки с изображением Франклина.
– Возьми деньги.
Ему пришлось сказать это дважды – до такой степени Юля была ошеломлена. Запихивая купюры в карман, она едва слышно пробормотала:
– Спасибо вам… Большое спасибо!
– Не за что. Ты работу сделай как следует! Это важно. Ты понимаешь? Важно!
– Окей. А где я буду работать?
– Здесь, на Таганке, в одной квартире. Позвонишь в дверь и скажешь тому, кто её откроет: «Здравствуйте! С прошедшим вас Днём рождения! Я – подарок от Ибрагима и Элика!» Ясно?
– Да.
– Он быстро тебя отпустит, у него дел – до чёртовой матери. Мы тебя будем ждать у подъезда. Когда ты спустишься, мы ему позвоним и спросим, остался ли он доволен. Всё поняла?
– Так точно… Да, поняла.
– А презервативы у тебя есть?
Она полезла в карман.
– Никак нет… Ой, чёрт возьми! Кончились.
Ей вручили четыре штуки. Она опять ударилась в панику.
– Ему сколько лет?
– Он немолодой. У него недавно жена скончалась. Надо его утешить.
Медлительный светофор дал зелёный свет. Разогнав машину до второй передачи, водитель свернул под арку дореволюционного дома с несколькими подъездами. Во дворе царили потёмки. Горели два фонаря, да и то неярких.
– А он хоть знает, какой подарок вы для него придумали? – осторожно спросила Юля.
– Нет, его ждёт сюрприз. Но он будет рад. Абсолютно точно. Нам ли не знать! Мы – джигиты, и он – джигит.
Припарковав джип возле одного из подъездов, водитель заглушил двигатель, разблокировал двери, выключил фары. Его товарищ за руку подвёл Юлю к подъезду со стальной дверью под видеонаблюдением. Код двери был ему известен. Вошли вдвоём. Слева от ступенек, которые вели к лифту, сидел за столом консьерж – судя по лицу, отставной военный. Он и азербайджанец ни одним словом не обменялись, но доверительно улыбнулись один другому.
– Второй этаж, квартира тридцать четыре, – обратился азербайджанец к Юле, дойдя вместе с ней до лифта, – ты всё запомнила?
– Всё запомнила.
– Повтори, что надо сказать.
Юля повторила. Джигит остался доволен.
– Всё правильно. Поднимайся.
И вызвал лифт.
Стоя перед дверью тридцать четвёртой квартиры, Юля сосредоточенно тёрла рукою лоб, пытаясь осмыслить, что происходит. Ей надо было нажать на кнопку звонка. Она не решалась. Она вошла бы с большей охотой на выволочку к районному прокурору, чем в эту дверь, за которой даже не ждал её человек, которого два бандита, явных мокрушника, называли таким же, как и они, джигитом. Какого чёрта она здесь делает? Она, Юлия Кременцова – бывшая комсомолка, отличница, гитаристка, спортсменка и лейтенант районной прокуратуры!
Дверь вдруг открылась. Не ожидавшая этого Кременцова, похолодев от ужаса и зажмурившись, еле слышно пролепетала:
– Здравствуйте! С прошедшим вас Днём рождения! Я – подарок от Ибрагима и Элика!
– Здравствуй, Юленька, – удивлённо ответил прокурор Ждановского района, Егор Семёнович Топорков, – а что ты здесь делаешь?
Они пили вино на кухне. Егор Семёнович, улыбаясь, слушал сбивчивый Юлькин бред, придуманный на ходу: идёт она, дескать, по Тверской улице, дышит воздухом, и вдруг два каких-то азербайджанца, приняв её почему-то за даму лёгкого поведения, предлагают ей ублажить прокурора Ждановского района. Она, естественно, соглашается, чтобы развеселить его, Топоркова, да и самой посмеяться, а заодно заработать три сотни долларов.
– Славно, славно, – пробормотал прокурор, подавая гостье кусочек торта на блюдце, – действительно, рассмешила! Перед похоронами повеселиться – не грех. А то ведь сегодня все слёзы выплачешь, завтра нечем будет поплакать!
– Егор Семёнович, – прошептала Юля, хлебнув вина, – извините! Но я… я правда так думала!
– Верю, верю. Ешь тортик, ешь. Похудела, вижу! Ты почему из больницы-то удрала?
– Да как вам сказать? Нечего там делать, в этой больнице! Чувствую, поправляюсь, значит – пора идти на работу.
Егор Семёнович одобрительно хмыкнул и закурил. Он был невысок, худощав, слегка лысоват и страдал одышкой. Какой джигит! Нет, он совершенно не походил на джигита – ни в старых джинсах и свитере, как сейчас, ни в синем мундире, ни с ледяной суровостью на лице, когда разносил кого-то с трибуны в конференц-зале. Кабы не эта суровость, гораздо больше напоминал бы Башмачкина из «Шинели».
– Хорошо, Юленька, хорошо! Мне приятно видеть, что ты так рвёшься работать. Раньше-то за тобой такого не наблюдалось. Шучу, шучу! Но Инна Сергеевна очень зла на тебя.
– Я знаю, Егор Семёнович. Вы, пожалуйста, ей замолвите за меня словечко!
– Договорились.
Выпив со своей гостьей ещё вина, Топорков снова улыбнулся.
– Так эти два раздолбая тебе сказали, что подождут тебя у подъезда?
– Да.
– Ну, это они грозились. Делать им больше нечего, кроме как ерундой такой заниматься!
Юля сделала жест, означающий, что её бы это не удивило. Тогда Егор Семёнович встал, подошёл к окну и отдёрнул штору.
– Да, их там нет. Позвоню водителю. Он тебя домой отвезёт.
Телефон был в комнате. Пока шеф покойного Хусаинова договаривался с водителем, Кременцова ела сливочный торт и думала, что соврать, если он пристанет с расспросами про больницу и про икону. Когда он вновь к ней присоединился, она пристала сама:
– Позвольте осведомиться, Егор Семёнович – кто они, вообще, такие?
– Азербайджанцы-то? Да они нормальные парни. Решили бизнес открыть в Москве, салон автохлама. Кое-кто стал втыкать им палки в колёса – несправедливо, необоснованно. Я вмешался.
– Значит, они – не бандиты?
– Какие к чёрту бандиты? Я ж тебе говорю – нормальные люди, с высшим образованием. Кстати, Юленька, а ты сыр с плесенью ела когда-нибудь?
Кременцова пылко выразила желание насладиться этим продуктом. Егор Семёнович, опять встав, приблизился к холодильнику и открыл его. В нём стояла только тарелка с кусками сыра.
– Если понравится, слопай весь, – сказал Топорков, поставив её перед Кременцовой, – пожалуйста, не стесняйся! Я его всё равно не буду.
У Кременцовой стесняться и в мыслях не было. Сыр пришёлся ей по душе.
– А вы дома что, совсем не едите? – поинтересовалась она, схомячив его и облизав пальцы.
– Нет, только пью. Ну, в смысле, вино и чай. Катенька покупала что-то, готовила. Я, конечно, был ей признателен, но мне даже тогда хватало нашей столовой. Сейчас – тем более. Иногда по дороге что-то перехвачу, соседка частенько приносит деликатесы. Вот этот сыр принесла.
– Она тоже бизнесом занимается?
– Нет, конечно! Она – хорошая женщина. Не в том смысле, что бизнесмены – плохие, а в смысле – сыр принесла потому, что добрая.
– И не замужем?
Прокурор улыбнулся.
– Не издевайся надо мной, Юлька! Я уже пожилой. Пятьдесят семь лет. Ты лучше скажи, почему сама не выходишь замуж?
– А не берут!
– Не ври! Не берут! Должно быть, сама женихам отставки даёшь – дескать, молодая, не нагулялась ещё? Смотри, когда нагуляешься – поздно будет.
Юля вздохнула и усмехнулась.
– Егор Семёнович, вы – как бабка старая на завалинке! Кстати, знаете, что мешает людям достигать счастья?
– Ну, расскажи. Интересно очень! Кто знает – может, тебя послушаю и
