Христо Юрьевич поздоровался и сел на скамью. Только сейчас Ленька заметил, как постарел грек. Глубокие морщины залегли по всему лицу, черные, как у Юрки, глаза как-то потускнели.
«Не сладко, небось, живется с немцами даже таким, как ты, — со злорадством подумал Ленька. — Подумаешь — хозяин кофейни! «Отпуск только за германскую валюту...» Вот тебе и валюта!..»
Христо Юрьевич снял фуражку и тихо проговорил:
— Ночью в море шла стрельба. Искали нашу шхуну. Не все немцы вернулись на берег
Он говорил отрывисто, короткими фразами. После каждой фразы наступала пауза, и в это время грек смотрел то на старика, то на Леньку, то на его мать.
— Шхуна ушла, — продолжал он. — Ее не нашли. Теперь по всему городу ищут нас. Надо быть осторожным... Крайне осторожным
И, подняв высокий воротник пальто и надвинув на глаза фуражку, Христо Юрьевич ушел.
«Как же так? — думал сейчас Ленька, сидя на затопленном баркасе с удочкой в руках. Как же так, Христо Юрьевич — хозяин кофейни, прихлебай немцев, а теперь скрывается сам... Может, потому, что Юрка на шхуне? А что с его кофейней? Надо сходить посмотреть...
Ленька, конечно, понимал, что надо быть осторожным, но считал, что лично ему бояться нечего. Кто из фрицев знает его? Мало ли мальчишек ходит по городу и ловит удочками рыбу? Правда, немец Люмке видел Леньку на шхуне, но и Ленька видел немца Люмке. И уж если они повстречаются, Ленька сумеет обмануть немца и удрать от него.
— А, Ленька! — услышал он вдруг голос за своей спиной. — Ну, как рыба? Не идет?
Ленька оглянулся и увидел Петра Калугина. Был Петро худ, и желтое лицо его было похоже на лицо мертвеца.
— Не идет, дядя Петро, — ответил Ленька. — Нету рыбы.
— Плохо дело, малыш, — Петро Калугин примостился рядом с Ленькой и начал прилаживать удочку. — Плохо, плохо... Небось, и на зуб положить нечего, а, Ленька?
— Нечего, дядя Петро.
— Это так, Ленька. А кишки, небось, марш играют, а?
— Играют, дядя Петро...
— Да, малыш, плохо... Ну, а Иван где? — шепотом, хотя поблизости не было ни души, спросил он.
— А я знаю? — Ленька вытащил удочку из воды и поправил червяка. — Ушел в море, да так и нету.
— А где ж вы теперь с матерью живете, Ленька?
— Там, — Ленька махнул рукой в неопределенном направлении. — Там живем, у знакомых.
— Мне бы с твоей матерью повидаться надо, Ленька, — сказал Калугин. — Не проводишь меня к ней?
— А она в деревню ушла, — ответил Ленька. — Хлебом там у родичей подразжиться хочет.
— В деревню? Брешешь ты, Ленька. Никаких родичей в деревне у вас нет.
— А кто ж говорит, что к родичам, — Ленька хотя и заметил свою оплошность, но не смутился. — Просто так пошла. На платок выменять хочет. Да чего вы, дядя Петро, разговариваете? Рыбу всю распугаете.
— Ладно, малыш, — проговорил Калугин. — Не веришь мне — не надо. Я не в обиде. Время сейчас такое. Я, правду сказать, брательнику твоему тоже поначалу не верил. А оно, видишь, что получилось? Правильный человек Иван Глыба. Правильный.
— Ничего я не знаю, дядя Петро, — тихо сказал Ленька. — Вот плохо, что бычки не ловятся. Раньше за час целый кукан можно было наловить. А теперь...
— Ну, опять глухонемой место меняет, — с досадой проговорил Калугин, увидев подходившего глухонемого рыбака. — Или думает он, что Петро Калугин счастье с собой носит: куда я перейду, туда и он...
Глухонемой рыбак влез на баркас и, изобразив на своем лице подобие улыбки, сел между Ленькой и Петром Калугиным. Петро недовольно покосился в его сторону и сосредоточенно начал глядеть на свой поплавок. Ленька тоже молчал. Море слегка дышало, и поплавки медленно качались на волнах. Долго ни у кого из рыбаков не клевало. Но вот у глухонемого поплавок быстро погрузился в воду, вынырнул, снова исчез, и сквозь тонкую пленку воды Петро увидал, как он пошел в сторону.
«Чего же он ждет? — подумал Петро. — На бычка сома поймать хочет, что ли?»
Не оборачиваясь, он искоса взглянул на рыболова и хотел уже подтолкнуть его рукой, но так и замер: широко раскрытые глаза глухонемого не отрываясь глядели на Леньку. Правое веко у глухонемого чуть вздрагивало будто от напряжения. И вся фигура его в эту минуту напоминала фигуру хищного зверя, увидавшего свою жертву.
Почувствовав на себе пристальный взгляд, глухонемой быстро отвернулся от Леньки. Не найдя на поверхности воды своего поплавка, он резко рванул удилище кверху, и большой черный бычок закачался над баркасом.
— Ммымм! — обрадовался глухонемой. — У-у-у!
Он показал бычка Петру и развел руки в стороны.
— Порядочный! — подтвердил Петро. — Хороший бычок!
Плетеная корзинка глухонемого лежала на берегу. Он снял рыбу с крючка и сошел на берег. Петро настороженно наблюдал за ним. «Шпик! — мелькнула мысль. — Следит за Ленькой, через него хочет добраться до Ивана».
Глухонемой между тем открыл корзинку, бросил бычка и вернулся на баржу. Сквозь порванные брезентовые штаны Петро увидел тело, к которому мыло, наверно, не прикасалось с тех пор, как немцы вошли в город. И борода у старика была всклокоченная, в ней застряли крошки хлеба и даже несколько махринок.
Садясь на горячую от солнца доску баркаса, глухонемой застонал, схватился за поясницу. Ноги его дрожали. Он взглянул на Петра, и рыбак увидел в его глазах столько муки, столько неподдельного страдания, что ему до боли стало жалко этого немощного человека. «Обалдел я совсем, — подумал Калугин. — Убогого старца за шпика принял. — Он сплюнул и про себя выругался: — Чертова жисть-жистянка! Скоро самому себе верить не будешь!»
И в это время заметил он своего брата Витьку. Витька подходил медленно, уж очень медленно для Витьки, и Петро это отметил про себя. А лицо у Витьки было почему-то бледное, не такое, как всегда, и глаза встревоженные, испуганные.
«Что-то с братушкой служилось», — подумал Петро. Он хотел было уже спросить, но Витька так на него взглянул, что рыбак понял: спрашивать не надо, он сам расскажет.
Витька небрежно бросил:
— Здорово, рыбаки!
Ленька зашипел:
— Чш-ш!
— Как рыбалка? — уже шепотом спросил Витька, присаживаясь рядом с Ленькой.
— Удим, удим, а обедать вряд ли будем, — также шепотом ответил Ленька.
— А это кто? — спросил Витька, указав глазами на глухонемого.
— Глухонемой какой-то. Нищий старик...
Витька прилег на живот и пальцем показал Леньке: «Нагнись, поближе ко мне нагнись». И когда Ленька склонился к самому его уху, горячо зашептал:
— Ленька, уходи отсюда... Сейчас же уходи... Этот глухонемой — настоящий немец. Он схватит тебя, Ленька... Ты понял? Уходи и заметай свои следы...
