меня и не затащили в самую гущу веселья. Кто-то немедленно пригласил меня на танец.
Я пыталась распознать свою любовь в каждом холостом парне, который приглашал меня танцевать, но все напрасно. И тогда на меня снизошло спокойствие. Где-то, как сказала Сестрица Лили, есть тот, кого я уже люблю.
Все — и холостые, и женатые просили меня потанцевать с ними и были со мной добры и любезны. Но трудно наслаждаться почестями, когда знаешь, что ты уже одной ногой в вечности и когда глаз-амулет в руке крутится и дергается, как заведенный, на кого бы я ни взглянула.
Бабушка со своими давними подругами наблюдала, как я танцую. Она вся сияла от гордости за меня. Время от времени танцы прерывались для выступления акробатов и певцов, а один раз нам даже представили фарс. Замечательный вечер!
В самый разгар праздника меня вновь позвали танцевать, и на этот раз пригласившим оказался Джон Темсланд.
Мои подруги и вместе с ними все жители деревни остановились и, разинув рты, наблюдали, как Джон ведет меня в круг. Постепенно, сделав над собой усилие, чтобы не таращиться, к нам присоединились и другие пары, однако Гретта с Беатрис продолжали пялиться на меня и не обращали внимания на тех, кто приглашал их на танец.
На Джоне была туника кремового цвета и бриджи оттенка лесной зелени. Его длинные волосы спадали на плечи, кожа загорела от работы на свежем воздухе, а глаза синели, как шелковые знамена, украшавшие его замок.
— Сэр, — сказала я.
Он крутанул меня, а затем привлек чуть ближе к себе.
— Я хотел бы выразить тебе свою личную благодарность, Кетура, — проговорил он.
— Совсем необязательно, сэр, — ответила я. — Вы и так оказали мне честь этим танцем.
— Пожалуйста, Кетура, зови меня по имени!
— Джон, — смущенно проговорила я, — не надо меня благодарить.
— Я не все понимаю из того, что сегодня случилось, — признался Джон, — но я собственными глазами видел бубоны на Гуди и ее ребенке. Он был болен. А потом, когда пошел дождь, я этими же глазами увидел, как он выздоровел.
Я ничего не сказала, думая о дожде и лорде Смерти.
— Об этом дне будут рассказывать легенды еще многие поколения, — продолжал Джон, — но я надеюсь, что однажды ты расскажешь настоящую историю.
— Конечно, сэ… Джон, — сказала я. — Но вы должны знать, что мною двигала не исключительная храбрость, а всего лишь любовь к односельчанам.
— Как и подобает истинной леди, — подхватил Джон. Он опять закрутил меня в танце и подступил еще ближе. — Кетура, я спрашивал матушку… — очень тихо сказал он, — может ли сын лорда взять в жены простолюдинку.
— Как простолюдинку?! — изумилась я.
— Я знаю, ты считаешь, что это невозможно. Даже матушка в сомнении. Но послушай: у кого достаточно власти, чтобы сделать из простой женщины благородную леди? У короля! У его величества короля, того самого, который прибудет в Крестобрежье на ярмарку.
— Джон… — Я покачала головой. — Король не возвышает простолюдинов, кроме разве что героев и богатых купцов.
— Помнишь, Кетура, — помнишь, что король обещал тому, кто выиграет главный приз ярмарки?
— Свою туфлю, полную золота и исполнение желания.
— Верно. И я это выиграю, — заявил Джон.
— Вот как? И с чем же вы его выиграете? — Его уверенность вызвала у меня улыбку.
Он широко повел рукой:
— С Крестобрежьем! Вот мой вклад в ярмарку, Кетура!
— Сэр, это прекрасный вклад. Но кто же та простолюдинка, что удостоится такой чести, осмелюсь спросить?
— Ты, Кетура.
Я остановилась и начала танцевать опять, только заметив, что народ пялится на нас.
— Ты помогла мне увидеть, каким может стать Крестобрежье, — сказал Джон. — Ты вдохновила меня. И за это я превращу тебя в леди. В мою леди.
Леди!
Вся моя усталость внезапно улетучилась. Ноги сами понеслись в такт музыке.
Благородная леди!
Односельчане зауважали меня, мои подруги нашли свою любовь, а меня… меня полюбил сын нашего лорда!
Я посмотрела в сторону леса и улыбнулась. Может ли быть, что моей настоящей любовью все это время был Джон? Я опять остановилась.
— Сэр, но вы лорд, а я крестьянка. Этому никогда не бывать.
Однако, произнося эти слова, я опустила руку в карман передника.
Глаз не двигался!
Но погодите… Нет, он не крутился туда-сюда, как будто присматриваясь. Но все же он шевелился. Он запульсировал в моей ладони, а затем, к моему ужасу, засочился слезами. Мои пальцы вмиг стали мокрыми.
Я вытащила руку из кармана и отерла ее о юбку. Будь моя ладонь обагрена кровью, я, наверное, и тогда не испытала бы большего ужаса и отвращения.
Джон продолжал говорить о своих надеждах на монаршую милость. Его глаза смотрели на меня пытливо, выжидательно и… с любовью.
— Сэр… Джон, мне нужно домой. Я… я должна подумать.
— Думай, Кетура, думай и мечтай, — сказал он. — Я тоже буду думать и мечтать о тебе.
Я повернулась и побежала вверх по склону домой с разумом, все еще пляшущим от неверия.
* * *
Я стояла у окна и смотрела на мерцающие фонари, вслушивалась в музыку и смех, порхающие над деревней, как стайка бабочек. Я попала в сказку. Впервые я была не рассказчиком, а тем, о ком рассказывают.
Прошло совсем немного времени, и в дверях появились Гретта с Беатрис. Подруги несколько секунд взирали на меня в молчаливом изумлении, а затем Гретта сказала:
— Значит, тайна твоей настоящей любви раскрыта. И это Джон Темсланд, сын лорда!
— Он такой красивый! — воскликнула Беатрис.
— Красивый, — подтвердила я, улыбаясь.
— Он добрый и честный, — добавила Беатрис. — И влюблен в тебя, это ясно как день.
— Похоже на то.
— И он сын лорда! — повторила Гретта.
— Невероятно, — сказала я.
— Он сделал тебе предложение, Кетура? — с улыбкой поинтересовалась Беатрис.
— Сделал, — сказала я, сама себе не веря.
— И что ты ответила?
— Я… кажется, я забыла ответить.
Беатрис захихикала, но Гретта уставилась на меня в недоумении:
— Ты проверила амулет?
— Он дрожит и плачет, но больше не смотрит по сторонам.
— Наконец-то! — счастливо засмеялась Беатрис. — Ты спасена, Кетура!
— Но что это значит? — нахмурилась Гретта. — Почему глаз заплакал?
— Не знаю, — ответила я. — Зато знаю другое: день ярмарки станет днем свадеб. А теперь бегите домой мечтать о своих любимых. А я буду мечтать о моем.
Они убежали, а я всю ночь не сомкнула глаз, пытаясь найти ответ на вопрос Гретты.
Глава тринадцатая,
рассказывающая о короле и ярмарке с ее блеском и весельем; о состязании стряпух и о том, чтó я попросила у короля
