Из комендатуры между тем поспешно направлялся к госпиталю полковник фон Траут. Он торопился: офицер из ставки должен сообщить ему что-то важное.
В это время “унтеры” положили капитана Шмолла на Танину кровать, завязали ему покрепче рот.
Простучав каблуками по коридору, в палату вкатился полковник фон Траут. Подняв правую руку, он гаркнул:
— Хайль…
Но голос его оборвался. “Унтеры” управились с ним так же быстро, как и с капитаном. Со связанными руками и йогами, с заткнутым ртом он хрипел на полу.
Андрей вызвал по телефону генерала фон Швайгерта.
— Господин генерал? Говорит майор Гебауэр. Докладываю вам, что свою миссию в вашем городе я выполнил… Охрана? Нет, не нужна. У меня есть своя надежная охрана. Потом меня решили проводить немного господин полковник фон Траут и капитан Шмолл. Благодарю…
Андрей положил трубку и сказал:
— Ну, хлопцы, давайте сматываться. Спектакль окончен…
Хлопцы поволокли офицеров, завернув их в халаты.
— Чертяка, якый важкий, як кабан. Наився украиньского хлиба… — ворчал один из партизан.
В коридоре появился врач. Он был немного удивлен, что несли двоих, но, увидев строгого майора, прокричал, вытянув руку:
— Хайль Гитлер!
— Хайль! — ответил “майор”.
Хлопцы уложили “добычу” на грузовую машину и сами вскочили в кузов. Когда Андрей садился в свою легковую машину, около комендатуры стояло человек десять немецких солдат. Они замерли, приветствуя “майора”.
Машины, эскортируемые мотоциклами и бронетранспортером, скрылись.
............................
Солнце, не особенно ласково гревшее с утра, закрылось серыми тучами, и в воздухе появились мелкие снежинки. Легкий морозец щекотал щеки. Это было последнее запоздалое прощание зимы, уже далеко ушедшей на север.
Часа три тряслась Таня на пружинных носилках в кузове машины. Временами она теряла сознание и вновь приходила в себя. “Что за путешествие? Куда везут меня?” — думала она. Боли в ноге и руке не давали ей сосредоточиться. Часто она глотала воздух сухим ртом, и немец давал ей несколько глотков воды из своей фляги. По тому, как кидало машину из стороны в сторону, Таня определила, что везут ее по бездорожью…
Машина остановилась около крайней хаты небольшого хутора близ леса. Немец, что сидел рядом с шофером, выскочил из кабины и бросился к кузову. Он нагнулся над девушкой.
— Фрейлен Берта, мне поручили сказать вам… — Но Таня не слышала его слов, сознание снова покинуло ее.
Солдаты вылезли из кузова, осмотрели хутор: нигде не было видно ни души. На мгновение в окне хаты, около которой они остановились, показалось лицо старухи. Солдаты подняли Таню вместе с носилками и понесли в хату. К их удивлению, здесь тоже было пусто, но по запаху чувствовалось, что совсем недавно в комнате были люди. Немцы поставили носилки с Таней в углу, под иконами, выкинув оттуда длинную скамейку, и пошли искать старуху.
Скоро ее нашли в погребе. По-русски солдаты знали только несколько слов, при помощи которых они, конечно, не могли объясниться с перепуганной насмерть старухой. А она еще более перепугалась, когда увидела носилки с женщиной. Немцы пытались объяснить, что “фрау треба млеко”. Старуха вся тряслась и мотала головой, повторяя единственное слово: “нике, никс, никс”. Немцы порылись в чулане, сами нашли молоко и ложку. Влили в рот Тане немного молока. Один из солдат положил на грудь девушки, под одеяло, пакет, затем все они вышли из хаты, сели в машину и исчезли.
Таня проснулась, когда сумерки уже проникали в хату. Около нее сидела сгорбленная старуха. Над головой у икон теплилась лампада. Таня осмотрела хату и женщину.
— Где я? — тихо спросила она.
Женщина отпрянула от нее.
Таню ободрил этот испуг старухи.
— Вы не бойтесь меня, бабуся. Я русская…
Женщина молчала. Она стояла и смотрела на Таню. Таня положила руку на грудь, почувствовала под одеялом конверт. Зубами она вскрыла его и вынула письмо. Но прочесть не могла, в тусклом свете буквы, напечатанные на машинке, сливались.
— Бабуся, посветите мне, прошу вас. Я почитаю.
Старуха сняла лампадку и поднесла ее к Тане. Огонек трепетал от их дыхания. Таня стала читать.
“Вы в безопасности. Я ничего лучшего не мог придумать, как отправить Вас в глухой хуторок около леса, куда гитлеровцы не заглядывают.
Желаю Вам здоровья и счастья.
Ваш верный друг.
Прочтите и уничтожьте”.
Таня вспомнила слова майора, сказанные прошлой ночью у ее постели. Она поверила, что сейчас находится в безопасности.
— Ну вот, бабуся, все уже хорошо. Вы не смотрите, что немцы доставили меня сюда, они увезли меня из тюрьмы.
Старуха постепенно осмелела. Приблизившись к Тане, она стала пристально вглядываться в нее.
— Дайте мне напиться, — попросила Таня.
Женщина принесла молока. А немного позже она накормила Таню хлебом и салом. Но вес это она делала молча, в разговор не вступала. Да и Тане не хотелось говорить, она чувствовала страшную усталость, голова у нее кружилась.
Девушка незаметно для себя уснула. Она не знала, какая беготня была в хуторе ночью, не почувствовала даже, как перевезли ее оттуда в одинокую избушку в лесу.
Только утром она открыла глаза и увидела над собой светло выбеленный потолок. В окна пробивались яркие лучи солнца. Издали доносилось эхо артиллерийских выстрелов. Где-то недалеко был фронт.
Таня повернула голову и увидела свою бывшую хозяйку Александру Богдановну, но не с такими, как раньше, печальными глазами, и незнакомого мужчину. “Что за кошмар, куда я опять попала?” — подумала девушка. Мужчина заметил, что Таня проснулась, и подошел к ней.
— Как вы себя чувствуете? — осведомился он.
— Где я нахожусь? — спросила в свою очередь Таня.
— В самом надежном месте, — сказала Александра Богдановна, улыбнулась, и на ее глазах показались слезы. — Милая Берта, я давно думала, что вы — самая настоящая русская.
— Где я нахожусь? Почему вы плачете? — снова спросила Таня.
— Я плачу от радости, что вы живы. Мы у партизан, и меня сам Батько послал ухаживать за вами. А это доктор — Ян Дроздовский, он тоже теперь с нами.
— У вас изумительно крепкий организм, — сказал доктор, осматривая Таню. — Но все-таки я сделаю вам еще укол.
Таня смотрела на доктора. Теперь она узнала его. Вспомнила, как в ту ночь, когда была облава, она заподозрила, что профессора Витковича выдал этот хирург.
— Мне легко будет вас лечить, — сказал доктор. — Я хорошо знаю ваше ранение. Мы вместе с профессором Витковичем делали вам операцию… После той ночи, когда убили Иосифа Генриховича, я ушел в лес…
