Касс опустился на ступеньку.
— А ты проверь.
— Касс, — ее голос охрип, — ты мне ужасно не нравишься, но сейчас ты — лучший в мире. — Она потянулась к юноше, просунула руки ему под мышки и сомкнула их у него за спиной. Его сердце заухало в груди, как кузнечный молот. Можно сколько угодно рассуждать о неприязни, но тело не обманешь: оно реагирует независимо от твоих желаний. — Он приходил за мной. Охотник. Он приходил за нами обоими.
Летиция отстранилась, пряча глаза и стыдясь своего порыва.
— Он был так же близко, как ты. Он сделан из плоти, он настоящий, он…
Касс хотел взять ее за руку, но она не позволила.
— Со мной все в порядке.
— Я и не сомневался в его реальности. Я не думал, что ты врешь. С чего ты взяла?
Летиция будто не слышала его слов.
— Он хромает, как мой отец, и глаза у него голубые, а белокурые волосы стянуты в низкий хвост. Его одежда не сильно отличается от нашей, только пояс очень широкий, а в нем много отделений для таких округлых металлических штук…
Касс развернул ее к себе, схватив за плечи, и легонько встряхнул. Летиция толкнула его обеими ладонями в грудь, резко и грубо, и он разжал руки.
— Ты ведь хочешь знать, что сказал Охотник? Почему не убил меня? — Ее черты исказились в гримасе ярости. — Все это время ты лежал там, как мертвый! А как же твои заверения? Потому что он бы проснулся, Касс! Я в этом не сомневаюсь!
Его лицо застыло.
— Он? — отупело переспросил Касс.
Это стало последней каплей. Летиция сорвалась с места и взбежала по лестнице, раскинула руки в стороны, словно собираясь воспарить, и крикнула в небо:
— Эри! Забери меня отсюда! Нет сил больше это терпеть!
— Так ты кольцо носишь? Все настолько серьезно? — Девушка с удивлением обернулась к нему. Раньше кольцо было под одеждой, но Охотник вытащил его, а она забыла спрятать обратно. Юношу всего трясло, глаза дикого сокола метали искры. Касс почти прорычал: — Ты же ведьма, волчья невеста!
Он стал подниматься по ступеням, и с каждым шагом его ноги наливались свинцом. Время тянулось невероятно медленно, Касс успел десять раз пожалеть о своей вспышке, пока взошел наверх. С наступлением утра снаружи стало теплее, но его внутренности сковывал холод, и только какой-то сгусток чуть ниже живота неравномерно, болезненно пульсировал. Он обнимал ее, и Летиция его обняла, а слова — это всего лишь слова, они никогда не станут чем-то большим. И все же он произнес виновато:
— Прости меня.
Летиция на него не смотрела.
— Ты влюбился в меня.
Он тяжело сглотнул и развел руками.
— Не говори глупостей.
— В моем сердце нет для тебя места, — продолжила она с холодной жестокостью. Кассу хотелось любым способом вернуть время на несколько минут назад, а в противном случае — провалиться сквозь землю прямо в ад. — Это понятно? Нет ни для кого, кроме него.
В юноше снова вскипела ярость.
— Хватит твердить одно и то же. Я не дурак.
— Хорошо. Мы пойдем дальше или будем ждать с моря погоды?
И она ушла вперед, не удостоившись ответа, оставив его душу в руинах. Летиция и не подозревала, сколько в нем было страсти, сколь многое он держал в себе. Касс дрожал от гнева и хотел ее, и ненавидел ее за это. Глаза застлало красной пеленой, в ушах громко стучала кровь, а потом наступило затишье, и знакомый голос насмешливо произнес: 'Ты и не представляешь, что она позволяла с собой делать. Я имел ее спереди и сзади, когда и как нравилось'. Лучший друг оказался лгуном и предателем, а его хорошенькая девочка, его Лу, была грязной шлюхой, и ему следовало покончить с ними обоими. Касс оставил ей жизнь не из жалости или милосердия, а потому что сам был сражен горем.
Летиция постепенно замедляла шаг, а потом и вовсе остановилась. Ее плечи странно вздрагивали, как от рыданий. Она остервенело дергала браслет, перевитую красную нить, связывавшую ее с юношей. Добившись успеха, девушка швырнула обрывки в траву и продолжила путь. Касс почувствовал, как в нем вздымается сильная, неконтролируемая злоба, однажды повлекшая за собой смерть. Он догнал Летицию, намереваясь объясниться, и стал свидетелем чудесного преображения — спектра на ее лбу и щеках задвигалась, уловив волнение спиритических энергий, беспорядочное мерцание сложилось в затейливый узор. Он опустил глаза и долгое время смотрел себе под ноги. Спектральный покров изменяется, если носителю грозит опасность, и это было доказательством его греха, его желания сделать ей больно.
Прошел час или около того, а они все еще хранили молчание. Касс на ходу вытащил из кармана сверток, разделил поровну хлеб и сыр и протянул Летиции. Она сделала вид, что ничего не заметила, напряженно глядя вперед, а когда он вложил оба куска ей в ладонь, просто разжала руку, уронив паек в траву. Касс тихо выругался, поднял жалкий запас продовольствия и спрятал обратно в карман. Предложить Летиции воду он не решился из опасения, что она выльет ее на землю.
— Чего ты так на меня взъелась?
Она промолчала.
— Если он так важен для тебя, то почему ты ушла?
Снова никакого ответа.
— Летиция!
Они поднимались и спускались по холмам, и Касс знал, что она голодна, ведь он сам был голоден. Он постоянно оглядывался в поисках кустов с ягодами или плодов, свисающих с редких деревьев, но ничего такого не находил. Летиция шла твердо и ровно, словно ее влекла вперед могучая сила, не позволяющая ей оступиться или сделать короткую передышку. Ее дыхание давно стало хриплым и тяжелым, но она все равно шагала с прежней скоростью. Касс хотел снова обратиться к ней в надежде, что девушка образумится и сделает перерыв раньше, чем рухнет на землю на подломившихся ногах и более не сможет встать, когда с очередного пригорка они увидели небольшой населенный пункт. Людей с такого расстояния не было видно, но над дерновыми кровлями вздымался сизый дымок, а крылья ветряной мельницы лениво вращались, используя энергию ветра. С определенной точки зрения в городе должна найтись и пища, и вода, и все же Касс сомневался, стоит ли всецело полагаться на логику и здравый смысл, находясь в нарисованном мире. Кроме того, на пути к желанному приюту пролегало препятствие: остролистые белые цветы густо разрослись в долине, будто сорняки, и они вызывали у юноши смутную тревогу. У роз есть свои шипы, некоторые растения питаются насекомыми или мелкими зверьками, приманивая их яркими красками и сладким ароматом, а кроваво-красные лилии, с которыми он был знаком не понаслышке, несут гибель всему живому, как только оно перестает двигаться.
Он снова предложил Летиции подсохший бутерброд. На этот раз она взяла его и стала методично жевать.
— Давай обогнем это поле.
— Зачем? — Она указала рукой с бутербродом на вершину холма. — Там город!
— Город Теней, — уточнил Касс.
— Это лучше, чем ничего, верно? Смотри, цветы образовывают островки, которые можно без труда обойти. — Летиция тяжело сглотнула хлебный комок и запила скудный обед водой из фляги. — Мы можем не касаться их, так почему бы не сократить путь?
— Это плохая идея.
Она пожала плечами.
— Хорошо, тогда разделимся. Ты пойдешь по краю холма, как хотел, а я спущусь в долину. Знаешь, — ее глаза холодно блеснули, — я думала, ты ничего не боишься.
— Я боюсь за тебя, — спокойно произнес Касс, не поддавшись на явную провокацию. — Потому что мы в незнакомом мире, потому что ты порвала браслет. Ты не изменишь решения? Что бы я ни сказал?
Она вернула ему флягу.
— Нет, не изменю.
— Я не могу бросить тебя одну.
Летиция презрительно хмыкнула.
— Тогда не бросай.
Она подобрала платье-накидку и стала спускаться, стремительно перебирая ногами. После недолгого привала к ней вернулась былая энергичность, и Летиция в считанные секунды достигла подножия холма. Касс не торопился, предпочитая экономить силы. Он шел в хвосте и пристально следил, чтобы девушка шла ровно между двумя островками, но эта предосторожность была излишней: Летиция и не думала испытывать судьбу. От обилия цветов рябило в глазах, над долиной висели рваные облачка сиреневой пыльцы, раздражавшей носоглотку, но в остальном растения выглядели вполне безобидно. Касс решил, что несколько преувеличил возможную опасность, и его мысли поползли в ином направлении: поневоле он вспомнил медный загар на лице Лу, ее горящие глаза и раскрасневшиеся щеки, блестящий золотой виток у ее виска. Он думал, что она была невинной, под стать ему самому, они обменивались легкими поцелуями, в которых не было и намека на постыдность. Под ситцевым платьем угадывались большие, упругие груди и широкие бедра, но ее талия была почти что осиной, а ладошки и ступни были маленькими, как у десятилетней девочки. Смазливое личико, пухлые губки, густая золотая коса: самая что ни на есть обычная сельская девица, пригодная для любой работы и деторождения. Парни свистели ей вслед, и она смущалась, и тупила глазки, внезапно хватая Касса за локоть и крепко прижимаясь к нему. Может, это был тонкий намек, который так и не дошел до адресата, — мол, я вся твоя, бери меня. Звала его по-своему: не Кассиан, не Касс, а просто — Касьян. Он, как простофиля, ждал удобного случая, чтобы позвать ее под венец, потом начались занятия, и он все реже стал бывать в родном поселке. Зачем утешать себя, зачем подбирать слова? Лу устала ждать, ее дразнили подружки, младше и опытнее, сердце болезненно ныло, она чувствовала себя покинутой и нежеланной. И тут подвернулся Дик, знатный распутник и ловелас. Касс закрывал глаза на увлечения друга и старался не вспоминать о них ни мысленно, ни вслух, а когда во время совместных поездок в город Дик сворачивал в бордель или цеплял девушек на улице, попросту убирался восвояси. Как долго они с Лу обменивались жаркими взглядами у него за спиной? Больше полугода, это точно: когда Касс уезжал, убитый горем, ее живот уже вздулся и заметно выдавался вперед. Лу была его девушкой, но ребенка ждала от Дика. Чем он прогневил богов? Почему это случилось именно с ним?
