в сторону, она то теряла высоту, то взмывала ввысь чуть ли не в пушистые белые облака. «Похоже, Прабабуля за триста лет разучилась ступой управлять, — подумал Василий. — Значит, догоним».
Змей Горыныч, приноровившись к отсутствию срединной головы, вышел на крейсерскую скорость. Вскоре троица уже летела над самой ступой. На дне ее, сжавшись в комок, сидел перепуганный Самоварчиков. К груди он прижимал толстую потрепанную книгу; Василий рассмотрел даже медные заклепки на кожаном переплете. «Самоварчиков! — крикнул домовой. — На кой тебе в зомби?» Взглянув на преследователей, Прабабуля проорала «Сдохни!» и энергично замахала метлой. Ступа заложила крен вправо, потом влево и резко пошла на снижение. «Под кронами хочет спрятаться, — понял домовой. — Оттуда ее не выцарапаешь».
Он снял башмаки и по Горынычу перебежал к шее, на которой сидел Сигизмунд. «Держи меня за ноги, — приказал он, лег на живот и пополз вниз. — Попробую его уговорить. Если не получится, спрыгну в ступу. Троих она не вынесет, опустится на землю. Тогда тоже приземляйтесь — пойдем врукопашную».
Уговоры Самоварчикова не подаваться в зомби проходили трудно. Беглец сопел, жаловался, что его в Забайкальских лесах не уважают, книгу отдавать не хотел. Василий клялся, что уважает Самоварчикова просто жуть как, напоминал, что леший вообще-то прописан в летописях крутым хозяином леса, божился, что Сигизмунд надрал ему уши с перепугу. Прабабуля лупила домового метлой. Он и сам то и дело бился головой о борт ступы, потому как ни ступа, ни Горыныч держать дистанцию, как самолеты на авиашоу, не умели.
А еще над воздухоплавателями внезапно разразилась гроза. Забухал гром, в черных тучах засверкали молнии, струи ливня залили нос висящему вниз головой домовому. Горыныч и ступа запрыгали по воздуху, как лягушки по асфальту. В какой-то момент голова домового оказалась внутри ступы, прямо напротив головы Самоварчикова. «Аааааа! — заорал Василий и ухватил лешего за шиворот. — Хватит тебя уговаривать! Книгу не потеряй».
Спустя секунду Змей рванул вверх, Василий выдернул хозяина леса из ступы, и та, лишившись половины груза, стремительно унеслась вдаль…
— Прабабулю Бабы Яги искали, но не нашли. Спустя неделю ступа вернулась к хозяйке, с метлой, но без одного обруча. Леший Самоварчиков кусается до сих пор, но с каждой неделей все реже. А Змей Горыныч, как только его голова отросла, прокатил Бабу Ягу, болотного хмыря Сигизмунда и домового Василия над Забайкальем.
Василий вгляделся в лица своих юных слушателей и с удовольствием отметил их разинутые рты, даже у младшего Самоварчикова.
— Я закончил. Вопросы есть?
— Вопросов нет, — быстро ответила за всех лесная нимфа Лапанальда. — Дел еще много, а на ужин нельзя опаздывать. Сейчас обвяжем самых храбрых экскурсантов страховочными веревками и спустим вниз. Можете там быстро все осмотреть и потрогать. Но, — подняла палец воспитательница, — ничего с собой не уносите.
Выслушав одиннадцать громких и одно еле слышное спасибо, Василий вопросительно взглянул на Лапанальду.
— Завтра младшую группу ведьмочек приведу, — сообщила нимфа. — Имей в виду — Кукуцаполь тоже напросился поприсутствовать.
…Змей Горыныч летел над осенними забайкальскими лесами и радовался, что у него опять три головы. Ух, покувыркаться бы сейчас в пушистых облаках! Да нельзя. Троица, которую он везет на своих шеях, высоты боится. Баба Яга вообще как закрыла глаза еще на земле, так и катается, зажмурившись. На ступе, говорит, так высоко не поднимаюсь. А чего высоко? Лечу, вон, на бреющем, крылья за ели цепляются. А Сигизмунд! Понятно, для хмыря из болота высота нехилая. Так ты хватайся за шею крепче. Не хватается. «У меня, — заявляет, — страховочный трос есть», и на хвост показывает. Но он же этим своим хвостом так обмотал левую шею, что левая голова уже хрипеть начала… Один домовой Василий держится молодцом. Сидит на центральной шее спокойно, красоты вокруг рассматривает, даже бинты поправляет на шраме. Герой. Ну, они, вообще-то, все герои. И мои друзья.
Змей Горыныч аккуратно покрутил отросшей головой, и из ее правого глаза скатилась на чешуйчатую щеку слезинка счастья.
