Затем доктор Кандлер повернулся к окружному прокурору.
– Я думаю, будет честно с моей стороны сразу заявить вам, что абсолютно ничего не знаю о деле, – сказал он.
– Это _в_ы_ так думаете, доктор, – возразил Гамильтон Бергер, – но я так не считаю. Вы были знакомы с Колтоном П.Дювалем, когда он работал в Коммерческом банке Лос-Анджелеса?
– Да.
– Вы были его личным врачом?
– Да, сэр.
– Также врачом банка?
– Да, сэр.
– Вы знакомы с Арлен Дюваль?
– Я знал ее еще маленькой девочкой.
– Сколько лет вы ее знаете?
– Двенадцать по меньшей мере.
– Сколько ей было лет, когда вы ее увидели в первый раз?
– Где-то двенадцать или тринадцать.
– Вы оставались в дружеских отношениях с Арлен Дюваль, на протяжении всего того времени, что ее отец находится в заключении?
– Да.
– Вы поддерживаете постоянную связь с ее отцом?
– Да, сэр.
– Вы были инициатором подачи прошения о том, чтобы Колтона П.Дюваля освободили условно-досрочно?
– Да, сэр.
– Вы сами собирали подписи?
– Частично сам, а частично моя старшая медсестра, миссис Травис.
– Кто?
– Миссис Травис, ее полное имя Роза Рукер Травис.
– Часть подписей собирала она?
– Да, сэр.
– Но она делала это, работая у вас, вы оплачивали ее время, она действовала по вашему заданию?
– Да, сэр.
– Вы время от времени общались с Арлен Дюваль на протяжении последних полутора лет?
– Много раз.
– Вы общались лично, переписывались или разговаривали по телефону?
– Послушайте, я занятой человек, – взорвался доктор Кандлер. – Если вы пригласили меня сюда только для того, чтобы...
– Минутку, доктор. Успокойтесь. Я хочу выяснить, знакомы ли вы с почерком Арлен Дюваль?
– Да.
– И я хочу напомнить вам, доктор, что вы находитесь под присягой. Сейчас я покажу вам дневник, написанный якобы почерком Арлен Дюваль. Я прошу вас внимательно посмотреть на почерк и сказать, написан ли дневник рукой Арлен Дюваль.
Гамильтон Бергер с победным видом подошел к свидетелю и протянул ему тетрадь.
За своей спиной Мейсон услышал возглас отчаяния, вырвавшийся у Арлен.
– О, нет... нет! – задыхаясь шептала она. – Они не должны были, они не могли... Вы обязаны их остановить.
Из свидетельской ложи послышался профессионально спокойный голос доктора Кандлера:
– Да, это почерк Арлен Дюваль.
– Вся тетрадь написана ее почерком?
– Я не разглядывал каждую страницу.
– Пожалуйста, посмотрите каждую страницу, – попросил Гамильтон Бергер. – Не читайте весь дневник, а просто взгляните на почерк, чтобы сказать, она писала это или нет.
Доктор Кандлер начал листать страницы дневника. Время от времени он кивал головой. Закончив, доктор заявил:
– Да, похоже, что все написано ее почерком.
Арлен наклонилась к Мейсону и зашептала:
– Я специально вела еще один дневник, чтобы сбить всех со следа, но полиция обнаружила настоящий, который был спрятан у колеса. Вы не должны позволить доктору Кандлеру прочитать, что там написано. Там есть вещи, которые превратят его из союзника во врага.
– А теперь я хотел бы обратить ваше внимание на записи, сделанные, в соответствии с отметками, седьмого, восьмого и девятого числа текущего месяца, – продолжал Гамильтон Бергер. – Я прошу вас очень внимательно посмотреть на них, обратить внимание на почерк, которым написано каждое слово. Я бы хотел знать, каждое ли слово из названных мной записей, написано почерком обвиняемой Арлен Дюваль.
– Остановите его, – прошептала Арлен Мейсону.
– Я возражаю против подобного вопроса, потому что он уже был задан и на него был получен ответ, – сказал Мейсон. – Доктор заявил, что весь дневник написан почерком обвиняемой.
Казалось, что доктор Кандлер не замечает ничего происходящего вокруг. Он погрузился в чтение дневника.
Мейсон встал и направился к свидетельскому креслу.
– И поскольку свидетелю показали этот документ, я тоже имею право посмотреть на него, – заявил адвокат.
Мейсон встал рядом с доктором Кандлером. Однако, доктор даже не взглянул на него. Он полностью увлекся чтением.
– Доктор, пожалуйста, дайте мне дневник, – попросил Мейсон.
– Секундочку, секундочку. Не прерывайте меня, – ответил доктор Кандлер.
– Я бы хотел посмотреть на этот документ, Ваша Честь, – обратился Мейсон к судье.
– Я считаю, что доктору надлежит прочитать каждое слово на этих страницах, – высказал свое мнение Гамильтон Бергер.
– Он уже заявил, что они написаны почерком обвиняемой, – возразил Мейсон. – Я протестую против заданного вопроса и считаю, что он имеет единственную цель: выиграть время и не дать мне ознакомиться с содержанием документа. Я имею полное право изучить представленный документ и показать его обвиняемой. Я хочу знать, что она скажет по этому поводу.
– И я тоже, – ехидно заметил Гамильтон Бергер.
Доктор Кандлер продолжал читать.
– Отдайте документ мистеру Мейсону, доктор, – принял решение судья Коди.
Доктор Кандлер не обратил никакого внимания на слова судьи.
Судья постучал молотком по столу.
– Доктор Кандлер!
Доктор Кандлер поднял глаза на судью.
– Да, Ваша Честь?
– Отдайте дневник мистеру Мейсон.
Доктор помедлил, а потом с явной неохотой передал его адвокату.
Мейсон вернулся на свое место и начал совещаться с Арлен Дюваль.
– Это ваш почерк?
– Да. О, Боже, теперь мне конец.
– В чем дело?
– Прочитайте то, что читал доктор Кандлер.
Запись, сделанная седьмого числа, гласила:
«Только что вернулась после долгой прогулки с Джорданом Баллардом. Он уверен, что знает, что произошло и как была организована кража. Он утверждает, что подмену денег совершил доктор Кандлер. Я была ужасно шокирована и оскорблена, но мистер Баллард представил впечатляющие доказательства. Доктор Кандлер являлся официальным врачом Коммерческого банка. Периодически все служащие проходили у него диспансеризацию, он был личным врачом Эдварда Б.Марлоу, президента банка. Медсестра доктора Кандлера, Роза Травис, подсказала Балларду, на какую лошадь поставить, причем убедила его в том, что лошадь, несомненно, выиграет забег. Более того, доктор Кандлер вместе с медсестрой находились в банке примерно за полчаса до того, как был отправлен пакет с наличными. У него была масса возможностей беспрепятственно войти через служебный вход, открыть один из ящиков, где хранились погашенные чеки, и спрятать эти чеки у себя в чемоданчике. Он был единственным, ему, за исключением служащих банка, разрешалось пользоваться той дверью. Он был единственным, кто мог, не вызывая ни у кого подозрений, внести и вынести из банка закрытую сумку, потому что все считали, что в ней находятся инструменты. Он...»