и мучительно опорожнил свой желудок в море, тяжело дыша. Кислый запах сразу напомнил ему о его последней выпивке.
Херль тоже его унюхал:
– И сколько же эля потрачено зря!
* * *
Когда сквозь туман тонкой полоской наконец показался берег, Райф опять привстал, всматриваясь в даль. Деревня Искар сияла факелами, словно приглашая их в свое лоно. Но над волнами эхом разносился медленный перезвон колоколов, скорбный и торжественный.
Он лежал в объятиях Шийи, все еще время от времени вздрагивая от озноба, но жар ее бронзы согревал его. И все-таки решил сесть, когда лодочник Хесс протрубил в изогнутый рог, возвещая о своем возвращении домой сквозь туман.
Шийя уже рассказала Райфу обо всем, что тут произошло. Про нападение, множество смертей, даже про потерю Баашалийи. Ему больше уже не приходилось ныть по поводу своих собственных бед. Особенно по мере того, как последствия налета летучих мышей становились все более очевидными.
Вдоль берега валялись разбитые лодки. Гальку и разнокалиберные обломки нанесло волной в самую глубь деревни. В огромных погребальных кострах горели крылатые фигуры, выбрасывая клубы маслянистого дыма. Но хуже всего был длинный ряд укрытых с головой тел, уложенных на открытой площади. Люди, стоящие рядом с ними на коленях, монотонно раскачивались или опирались друг на друга.
Райф невольно отвел взгляд.
На дальнем конце деревни высилась «Пустельга» – возможно, вытащенная на берег теми же рогатыми зверями, что тянули лодку. Она лежала там, завалившись набок и глубоко зарывшись носом в песок. Необходимость этого была совершенно очевидна – вода продолжала заплескивать в огромную дыру у нее в корпусе и вытекать из нее.
«Но все-таки она не затонула».
Хотя не то чтобы это имело сейчас какое-то значение. Над кораблем по-прежнему трепетала лишь жалкая часть его огромного пузыря – остальное обвисло на поручнях или валялось на палубе. По словам Шийи, корабельные баки для быстропламени были почти пусты.
По беспомощно застывшему кораблю сновали какие-то фигуры, осматривая повреждения, разгружая трюм и складывая ящики на песок. И над всем этим парил еще один корабль – вторая спасательная шлюпка, зависшая в воздухе и время от времени извергавшая струи пламени из своих горелок. Ее летучий пузырь оставался упругим и туго натянутым.
Райф указал на это Глейс:
– Похоже, твоей сестре удалось не разбить свою шлюпку.
Та нахмурилась:
– Да пошел ты!
Он всего лишь хотел подразнить женщину, однако, судя по мрачным выражениям лиц, ни у кого не было настроения шутить. Все знали правду.
«Мы застряли здесь навсегда».
Райф громко вздохнул и поднял взгляд вверх, на туман над головой, который светлел с каждым вздохом, словно отмечая новый день – первый в их оставшейся жизни в этих краях.
Он покачал головой, смирившись с такой судьбой и понимая, что они провалили свою миссию. Райф представил себе Венец – родной дом, который они больше никогда не увидят.
«Будем надеяться, что у Канте и остальных дела обстоят получше, чем у нас».
Часть VIII
Барабаны войны
Трубите, рога, гремите, мечи!
Седлай скакуна и плетью взмахни,
Ибо мы – Анвины, кои сеют страх!
Хватай свой щит и готовь топор,
Чисти доспехи, востри копье,
Ибо мы – Анвины, нам неведом страх!
Коль забрезжит рассвет и рекой хлынет кровь
Восстаньте из мертвых, мои храбрецы!
Ибо мы – Анвины, нам неведома смерть!
Боевая песнь древнего легиона Анвинов
Перегнувшись через поручни крылатки, Канте изучал раскинувшийся далеко внизу зеленый лес. Тот взывал к нему отдаленным шепотом птичьего пения и более резкими криками хищников. Пока «Квисл» проплывал над ним, пробиваясь сквозь низкие облака, принц жадно втягивал ноздрями аромат сочного суглинка и мокрых листьев.
Это была легендарная Майрская чащоба – мечта охотника. Ее сень простиралась под кораблем далеко во все стороны, плавной волной поднимаясь на востоке к горам – высоким вершинам Гиргского Уступа.
Канте хотелось сейчас все бросить и раствориться в лесах внизу. Он представил себе, как ведет простую жизнь следопыта, зарабатывая себе на жизнь под этим тенистым пологом – и не только из-за своей любви к лесам и охотничьим приключениям.
«Ну и жарища же здесь, наверху!»
С носа у него капал пот, падая на далекий полог внизу. Принц выпрямился и хмуро посмотрел на громоздящиеся за бортом горы Уступа.
В течение вот уже двух дней «Квисл» следовал вдоль этих вершин, направляясь строго на юг. Горы вблизи Кисалимри были слишком высоки, а ветры слишком свирепы, чтобы рисковать пересечь хребет на столь маленьком кораблике. По мере того как они продвигались вдоль края Уступа, скалистые вершины становились все ниже. По словам капитанши крылатки, рисийки по имени Сёкл, перевалить через хребет им предстояло чуть позже в тот же день.
«Поскорей бы»
Канте оглянулся на север, желая, чтобы эти горы уже надежно отделяли его от Кисалимри – особенно с учетом того, кого именно держали в плену на борту. Он представил себе лицо Рами, словно потемневшее от грозовых туч. Клашанский принц был все еще убежден, что Канте предал его. И презрение Аалийи становилось лишь сильней с каждой пройденной лигой. Имри-Ка наверняка уже отправил в погоню за своими отпрысками боевые корабли, причем гораздо более быстрые, чем их собственный.
Расстроенный медленным темпом своего продвижения, Канте еще крепче вцепился пальцами в поручень. Главные преимущества крылатки – это высокая скороподъемность, позволяющая мгновенно покинуть какое-то проблемное место на земле, и завидная маневренность, обеспечиваемая благодаря распахивающимся по бортам крыльям. Быстрое преодоление больших расстояний – не ее стихия. Напряженное трепетание парусины на крыльях «Квисла» напомнило ему, что летят они уже на пределе своих возможностей.
Хриплое ругательство, за которым последовал резкий жалобный вопль, привлекло внимание Канте к носовой части корабля.
Под железными тросами, тянущимися от изгиба высокого носа к нависающей над ним оконечности летучего пузыря, стояла на коленях Ллира, рядом с которой пристроилась стройная женщина по имени Касста, одна из рисийских наемных убийц. В команде Сёкл она была самой молодой – может, всего на год или два старше Канте. Коса у нее была короче, чем у остальных, и всего с четырьмя колокольчиками, что выдавало в ней послушницу.
Касста выдернула из рук Ллиры вырывающуюся почтовую ворону.
– Да держи ты ее как следует! – недовольно пробурчала Ллира.
– Ты обращаешься с ней слишком грубо, – пожурила разбойницу Касста, хмуро посмотрев на нее. – Запомни как следует: нет ничего сильнее нежности и ласки.
Канте невольно улыбнулся, удивленный такими словами убийцы-подмастерья. За последние два дня он часто замечал Кассту – чаще, чем следовало бы. Двигалась она с жаркой, почти непристойной грацией, намекающей и на иные ее скрытые таланты. Он порой тоже перехватывал ее взгляды. Но Касста, казалось, смотрела прямо сквозь него.
Однако Ллиру это ее замечание ничуть не позабавило.
– Давай-ка наконец засунем это треклятое письмо, чтобы поскорей со всем этим разделаться!
Касста убрала от нее ворону.
– Сначала сделай глубокий вдох.
В ответ на это предложение Ллира лишь насупилась.
Канте, которое происходящее заинтересовало сразу по нескольким причинам, подошел к ним:
– Может, помочь?
Ллира, фыркнув, встала, явно показывая, что уже сыта по горло, и сунула ему в руку рулончик непромокаемого пергамента, небрежно запечатанный воском.
– Это нужно доставить Саймону. Тут говорится, что скоро мы отвернем в сторону Мальгарда и пересечем горы. Недавно прилетела одна из его ворон – с сообщением, что ситуация в Кисалимри накаляется с каждым колоколом. Он хочет знать о нашем продвижении, чтобы определить дальнейший порядок действий.
Канте взял у нее свиток. Пока они летели вдоль Уступа, почтовые вороны постоянно гоняли туда-сюда. Такие стремительные птицы летали быстрей любой крылатки, но по мере их продвижения расстояния все
