Ознакомительная версия.
Егор Грубый не обманул. Эсэсовцы отправились на погрузку. А вот погрузятся они или нет?
Матюхин вернулся, и все отступили в глубь леса, расстелили карту, стали держать совет. Просеки на карте не оказалось. Танкисты выдвигались явно из-за границы обведенного синей линией овала — видно, предыдущая разведка не слишком точно определила их месторасположение. Да и то сказать, такая махина, как танковая дивизия, могла и должна была рассредоточиться на большой площади. Неожиданно подумалось: а вдруг погрузочная площадка не одна? Может, танки грузятся и в других местах, а они об этом не знают? Эта догадка взволновала Андрея Матюхина, но он сейчас же успокоил себя: «Ну и что же, если в разных местах? Скорее уберутся».
Как ни прикидывали разведчики, а выходило, что к железной дороге они смогут выдвинуться только после того, как пройдут механизированные колонны. Ясно, что разрывов в них не дождаться: самолеты долго летать не будут. А без шумового прикрытия колонны могут выдать себя.
Матюхин разрешил отдыхать. В относительном покое и тишине лучше думалось. Карта подсказывала, что деревья им на этот раз не помогут: впереди поднималась покрытая лесом высота. И Матюхин терпеливо коротал свою смену с Грудининым. У каждого свой сектор наблюдения, свои обязанности. Потом поспали и они, а колонна все не кончалась. Только далеко за полдень прогремели последние танки и все стихло. Лишь издалека слышались уже привычные выстрелы и пулеметная бестолочь. Теперь-то разведчики знали, что к чему, и потому без особой опаски вышли к просеке, осмотрелись и двинулись вперед, на запад, к железной дороге.
Лес на высоте оказался вырубленным — внизу стояла лесопилка, и бревна, вероятно, скатывали вниз. С этой лысой, обезображенной высоты просматривалась и железная дорога.
По опушке разведчики прошли к нетронутой стене леса, нашли густые заросли, и Грудинин, сняв сапоги, первым полез на высоченную сосну. После разведки местности влез на сосну и Матюхин. Влево, южнее, виднелись полоски полей — жалкие и узкие. Правее раскинулось большое село с приземистой церковью, выгонами, переходящими в луга. Прямо перед ним, в выемке между пологими скатами, проходила железная дорога.
Раньше она была, вероятно, незаметна, скрыта лесом. Но, опасаясь партизан, немцы вырубили лес по обе стороны, и теперь дорога лежала как на ладони. Уже через полчаса в сторону станции, возле которой грузились танкисты, прошел состав порожняка, а минут через десять от станции на юг проследовал эшелон. Впереди закрытые красные вагоны, за ними платформы с лесом, с грузом, покрытым брезентом, с машинами. Потом снова платформы с лесом и специальные крытые машины, украшенные свежей хвоей.
Часа через полтора прошел еще один эшелон, но часть платформ несла уже круглый лес — вероятно, пиловочника не хватало, и немцы рубили лес прямо у погрузочной платформы.
Разведчики наблюдали до самого вечера, и до самого вечера вдали слышались взрывы моторов, стрельба, и до самого вечера время от времени по железной дороге проползали то порожняк, то эшелоны. Порожняка было больше. Сомнений не было: эсэсовцы действительно грузились в эшелоны.
В сумерках разведчики возвратились обратно и ровно в двадцать четыре часа и в три часа ночи дали по две ракеты: первая — красная, вторая — зеленая.
Теперь можно было забраться и чащобу, залечь и ждать наступления, чтобы выйти навстречу своим и доложить о выполнении обоих заданий: эсэсовцы выслежены, насадки проверены.
Но Матюхин помнил приказ командарма: если танкисты уходят, сигналить каждый день, вернее, каждые сутки. Значит, нужно проверять и проверять. Мало ли на какую хитрость может пойти противник! Вот почему, так и не дав ребятам отдохнуть, Матюхин опять повел группу через просеку к лысой горе. Они постояли на опушке и услышали далекие пулеметные очереди. Немцы, кажется, обнаружили убитых Грудининым собачников и начали прочесывать лес. Однако Матюхина это уже не волновало.
На этот раз они направились по опушке в сторону села — поближе к станции и месту погрузки.
Село огибала река — извилистая, тихая, с вековыми ивами по берегам, с куртинами берез и дубов на чистых, с крапинками поздних цветов, выкошенных лугах. От них уступом поднималась высота, по склонам которой шли разведчики.
Было тихо, покойно — ни выстрелов, ни гула моторов. Гафур вздохнул и сообщил:
— Воскресенье.
— На войне без выходных, — хмуро откликнулся Сутоцкий и тревожно взглянул на Матюхина.
За эти сутки Сутоцкий как бы сник, держался скромно и больше помалкивал. Андрей Матюхин старался не глядеть в его сторону, и старшина чувствовал его отчуждение.
На северо-западных склонах высоты пошел разнолесок, сосны пропали. Тянуло прелью и грибами. Они попадались на каждом шагу — сытые, подбоченившиеся белые, красноголовые, ровные, как свечи, подосиновики. Иногда попадались россыпи рыжиков и лисичек.
Матюхин проходил мимо грибов спокойно — южанин, он не знал их прелести, а Грудинин и Сутоцкий невольно следили за ними и иногда, не сдержав позабытой страсти, вынимали из-за голенища ножи и срезали особенно красивый гриб.
Он лежал на ладони как белый слиток — тяжелый, влажный от невысохшей росы, источая сытый, застольный аромат. Сущим горем казалась необходимость выбросить такую драгоценность, и ребята грустнели.
— Вам не кажется странной такая тишина? — спросил Матюхин у товарищей. — Даже погрузка не ведется.
— Воскресенье… — опять вздохнул Гафур.
— Ну и что?
— Так у них же всегда в воскресенье потише.
Матюхин задумался. Гафур прав — немцы дисциплинированно соблюдают воскресный отдых, особенно утренний: молитва, жирный завтрак, некоторое расслабление. Но позднее словно спохватываются и делают дела быстро, четко, но как бы скрывая от самих себя работу, переводя ее в удовольствие.
— Что ж, подождем, пока они отдохнут.
К полудню на выгоне за рекой начали собираться солдаты, подъехали машины. Стало шумно и крикливо. Появилась походная автолавка. Возле нее столпились солдаты. Солнце засверкало на бутылках.
Начался солдатский отдых — с песнями, лихими выкриками и танцами. Странно было смотреть на этот словно бы и бесшабашный, но тщательно отрегулированный разгул: ни драк, ни пьяных, ни ругани. Хоть и шумно, но очень прилично и дисциплинированно. Лучшее место — старшим по званию, первый стакан пива или рюмка шнапса — им же. Должно быть, поэтому старшие по званию не замечали расстегнутых мундиров, закатанных рукавов — свобода на отдыхе есть свобода…
Машин становилось все больше. Гомон постепенно улегся, и отдыхающие немцы чинно уселись на траве вдоль давнего, видно еще колхозного, стадиона — на нем сохранились футбольные ворота. Конечно, офицерам принесли специально сколоченные, оструганные скамьи — солнце бликовало на них желтыми, маслеными пятнами. Конечно, нашлись фотографы, которые бродили за обоими воротами.
Ознакомительная версия.
