наставник был членом Совета Восьми в Тайнохолме? Весьма достойная и уважаемая должность, надо заметить…
– Да… Это так.
Просветленная Роза явно и сама успела навести справки.
– И он вправду верит в это? – спросила Аалийя.
Канте кивнул и указал на ее брата:
– Когда Рами взломал замок и тайком пробрался в наши покои, то увидел, на что нацелены исследования Фрелля, – на луну и это роковое пророчество.
Аалийя пристально посмотрела на брата:
– Как это понимать? Ты вломился в покои алхимика?
Глаза Рами расширились. Он поднял ладонь. Очевидно, принц был все-таки не совсем откровенен с ней в своем рассказе о недавних событиях.
Сестра пристально посмотрела на него:
– Выходит, ты все-таки продолжил свое обучение у чааена Пайка? На вора и жулика? Даже после того, как я велела тебе прекратить? Если б отец вдруг прознал…
– Да ничего он не прознал, – отмахнулся Рами. – И никогда не прознает. Отец не обращает на меня ни малейшего внимания. Равно как и бо́льшая часть империи, раз уж на то пошло. Сама ведь знаешь, сестрица. Он слишком запутался во всяких шепотках и предзнаменованиях. Может, алхимик Фрелль и не обращает внимания на прорицателей, но наш отец всегда прислушивается к этому треклятому Ораклу из Казена.
Аалийя скрестила руки на груди, явно встревоженная, – но было неясно, из-за низменных ли устремлений Рами или же пренебрежения собственного отца. Канте ощутил, что в обоих давно назрело недовольство подобной ситуацией, пусть даже они и не особо стремились этого показывать.
Принцесса вновь повернулась к Канте:
– Ты утверждаешь, будто твой алхимик не подвержен влиянию прорицателей и их предсказаний. Тогда почему же он из кожи вон лезет, чтобы помочь этой болотной девчонке, которая тоже явно какого-то рода шарлатанка?
– Во-первых, не такая уж она и девчонка. Вы с ней почти что одного возраста. – Канте представил себе Никс, ярко сияющую в битве на вершине Далаледы – тогда еще лишь входящую в силу. – И уж поверь мне: Никс не из тех, с кем стоит шутить. Даже твои Дреш’ри боятся ее. Они называют ее «Вик дайр Ра».
Рами и Аалийя ахнули, услышав это имя. Даже Лорин отступил на шаг и прижал большой палец к губам, дабы защититься от злых сил.
Рами первым обрел дар речи:
– Почему… почему ты все это говоришь?
Сбитый с толку, Канте уставился на своих явно потрясенных собеседников. И наконец поняв, что Рами так и не слышал остальную часть истории о том, что случилось с Фреллем в Кодексе Бездны, принялся рассказывать о случившемся, не опуская никаких подробностей – описывая все от и до, начиная с венинов и заканчивая крылатым изображением, мрачно затеняющим стену.
Когда Канте закончил свой рассказ, Лорин покачал головой. Голос его звучал совершенно ошеломленно, когда он сослался на заключительную часть этой истории:
– Так Кодекс Бездны… сгорел дотла? Это оттуда поднимался дым, который мы видели над садами Имри-Ка?
Аалийя лишь отмахнулась от него и сосредоточилась на Канте, подступив ближе. Теперь в глазах у нее светился неподдельный интерес.
– Страницы, украденные твоим наставником… Они всё еще у него?
Канте кивнул:
– Вот почему я и обратился к вам обоим. Бо́льшая часть там написана на древнеклашанском.
Аалийя покосилась на брата:
– И ты хочешь, чтобы мы помогли растолковать этот текст? Ты поэтому пришел сюда?
Канте еще не упомянул об этом, но тем не менее она разгадала его намерения.
Аалийя шагнула к двери, протиснувшись мимо Канте:
– Покажи нам.
* * *
У Фрелля, который тенью следовал за двумя клашанцами, терпение было уже на исходе.
Уже целый колокол пара расхаживала взад-вперед между стеной и столом, внимательно изучая все три страницы, вырванные из древнего фолианта.
Аалийя держала в руке очки для чтения Пратика и часто заглядывала сквозь линзу, чтобы получше разглядеть написанное. Часто останавливалась, чтобы пошептаться с братом, хотя не то чтобы ей требовалось говорить потише: эти двое делились друг с другом своими мыслями на древнеклашанском, по-прежнему сохраняя в тайне то, что им удавалось разобрать. Все, что мог сделать Фрелль – равно как Пратик и Канте, – это терпеливо дожидаться, пока они не уйдут.
– Это длится уже целую вечность, – пробормотал Канте.
Фрелль понимал, что значительная часть нетерпения молодого принца вызвана голодом. Тот постоянно потирал живот и поглядывал на дверь. Пратик сосредоточился на Рами и Аалийи, навострив уши и всячески пытаясь подслушать их разговор, но его познаний в древнеклашанском для этого явно не хватало. Всякий раз, когда Фрелль бросал на чааена вопросительный взгляд, тот лишь пожимал плечами.
«Так что пока бездействуем».
Безвыходную ситуацию наконец нарушил стук в дверь. Канте приоткрыл ее ровно настолько, чтобы позволить кому-то из экипажа просунуть в каюту блюдо с мягкими сырами и черствым хлебом, а также бутыль сладкого вина. Разбойник попытался просунуть голову внутрь, явно испытывая любопытство, но Фрелль захлопнул дверь прямо у него перед носом.
– Наконец-то, – проворчал Канте, ставя поднос на нижнюю койку.
Все по очереди перекусили – за исключением Аалийи, которая опять пристально разглядывала изображение разбитой луны. Когда принцесса наконец повернулась к ним лицом, глаза у нее выглядели задумчивыми и смиренными, как будто она приняла правду об обрушении луны. Чуть раньше Аалийя успела вовлечь Фрелля в дискуссию о частоте землетрясений и более сильных приливах. И даже связала последнее с усиливающимися штормами, которые все чаще обрушивались на побережье. Фреллю, которому это до сих пор не приходило в голову, осталось лишь потирать подбородок. Пратик был явно прав насчет острого ума Просветленной Розы.
Вернувшись к столу, Аалийя обвела рукой все три страницы.
– Кое-что из этого написано на мудреном диалекте древнеклашанского. Но вполне поддается растолкованию.
– И о чем же там говорится? – спросил Фрелль.
Рами шагнул было вперед, но прежде чем он успел открыть рот, сестра заставила его замолчать, подняв руку. Прищуренными глазами она долго изучала Фрелля.
– Я скажу вам, но не раньше, чем потребую от вас всех обещания – торжественной клятвы.
Догадавшись о ее намерениях, Фрелль высказал их:
– Мы освободим тебя и твоего брата, как только найдем погребенного Спящего! Мы и вправду не желаем вам зла.
– Это хорошо, но это не то, чего я желаю.
– Тогда что же?
Аалийя обвела взглядом собравшихся:
– Я пока оставлю это невысказанным. Но не бойтесь, это нечто легко достижимое и не помешает вашим усилиям.
Пратик нахмурился:
– Ты хочешь, чтобы мы поклялись совершить в будущем некое действие с неизвестными последствиями?
Она выгнула бровь:
– Так вы хотите знать, что скрыто на этих страницах?
Фрелль глубоко вздохнул, прежде чем ответить:
– Если ты тоже дашь нам слово, что такое условие и вправду не повредит нашему делу…
Аалийя склонила голову:
– Считайте, что уже дала.
Фрелль посовещался с Пратиком, даже с Канте. Чааен торжественно кивнул. Канте лишь пожал плечами.
Удовлетворенный, Фрелль прижал ладонь к сердцу:
– Мы тоже клянемся.
Его спутники последовали его примеру.
Аалийя еще мгновение смотрела на них, словно оценивая их искренность, а затем повернулась к страницам. Жестом подозвала к себе Рами – хотя и не для того, чтобы привлечь его к делу или вовлечь в разговор. Она просто отняла у него чашу со сладким вином. Немного отпила и махнула ею в сторону страницы, лежащей на столе.
– Это и в самом деле описание великой войны. Которая началась во времена Забытого века. До появления королевств и империй. Еще до того, как полностью сформировался Венец.
Фрелль подступил ближе, припомнив то, что он узнал в светящемся склепе под Северным Монументом.
– По словам Шийи, после того как мир перестал вращаться вокруг своей оси, земли Урта пребывали в хаосе в течение бесчисленных тысячелетий.
Аалийя кивнула:
– На этих страницах как раз и рассказывается о таком всеобщем смятении. Когда люди изо всех сил пытались выжить. Когда земли сотрясались, а над ними бушевали страшные бури, сметающие леса и разрушающие горы.
– Но эта война… – Пратик хмуро уставился на страницу. – Если у людей не было царств, то кто тогда с кем сражался?
– А я и не говорила, что они были людьми, – пояснила Аалийя. – На этих страницах они называются «та’вины».
Она указала на набор иллюстраций, перемежающих текст: на крошечные отряды сияющих рыцарей – как небольшие,
