Перед глазами открылась, полковничья пыточная лаборатория и для удовольствия — подземная тюрьма на четыре клетки.
* * *
Злые языки поговаривали, что когда спор со скрытым врагом советской власти или демократических преобразований, заходил совсем уж в тупик, любил старик, входя в полемический раж, угостить «дорогого гостя», чем бог пошлет. Напоить, накормить, спать на мягкой перине уложить. Проявить к нему, непереубежденному, истинное славянское хлебосольство и радушие. Даже тосты произносил «За убеждения» и «За правду»…
Утром гость просыпался в подвале… В специально для этого оборудованном гробике, без доступа воздуха и удобств санитарного характера.
Через несколько суток перековки идеологических противников и несогласных с генеральной линией партии, доставали из занозистого «прокрустова ложа», как правило, седых и чуть подвинутых рассудком.
Назвать вынутое тельце, каким-нибудь красивым именем, типа «гвозди бы делать из этих людей, в мире бы не было крепче гвоздей» язык не поворачивался. Моральный дух у изъятого дурно пахнущего субъекта, опускался ниже нуля и воля подавлялась окончательно. Получался пластилин с запахом мочи и дерьма, из которого начинали лепить все, что угодно скульптору-новатору.
Разное люди говорят. Некоторые, предаваясь воспоминаниям о трудных буднях контрразведки и борьбе с идеологическими диверсантами, всевозможными там художниками и писателями, утверждали, что если человек не ломался, его могли и взаправду закапать? А что? Как известно — «если враг не сдается, его уничтожают». Правильный подход, оттого и принципы в этой сфере приложения человеческого разума, до сих пор не меняются.
Времена Соловков с их грубой «ломкой об колено» умных и несогласных, закончились давно. На уговоры и увещевания упрямых и принципиальных, истощенных разными «перестройками и ускорениями» гебистких сил, сегодня никто тратить не собирался. Работали дешево и сердито, не давая в дальнейшем проследить ушлым журналистам путь сгинувших. Пропал и пропал. Ошибок Катыней и Раулей Валленбергов, никто повторять не собирался.
* * *
Еще раз окинув взглядом неуютный каземат, Харатьян угрюмо что-то себе под нос хмыкнул и невесело ухмыльнулся.
Его подручные, не очень церемонясь с заслуженным человеком, имеющим неоспоримые достижения перед органами госбезопасности и страной советов… Да, что заслуженным? В отцы им всем годящимся. Подняли и, как бревно на субботнике, толкая и пиная, спустили Курдупеля в его собственный «лабиринт Минотавра».
Харатьян показал, куда следует положить «объект исследований».
Место напоминало, одновременно прозекторский стол и рабочее место таксидермиста (изготовителя чучел из животных). Сам прикрутил тело Курдупеля сыромятными ремнями к специальным выступам и нишам…
И уже после всех проделанных манипуляций, не вытирая со лба выступивший пот, стал старика бить. На стенных стеллажах для этого, было приготовленного огромное количество необходимых пыточных инструментов и приспособлений.
Что и говорить? Бил страшно. Старик после первых ударов только что-то нечленораздельное замычал, а потом только носом выл на одной нескончаемой, протяжной ноте.
Когда он терял сознание, Харатьян садился на табурет, закуривал, выпивал водички. Отдыхал, тяжело раскинув ноги и тупо глядя на свои руки.
После требовал ведро студеной, колодезной воды, выливал ее на голову Курдупеля и убедившись, что тот очнулся, снова начинал бить.
Самое жуткое во всем этом садистском действии было то, что он бил без всякой злобы и каких бы то ни было эмоций. Бил, ничего не спрашивая, не издавая никаких звуков. Только меняя орудия пыток, прежде с удивлением их разглядывая.
* * *
Почувствовав, что еще минута и Курдупель может уйти в далекий мир теней, «крестный сын» прекратил «активные мероприятия». Не боясь испачкать в кровавых соплях, сорвал с лица экс-палача липкую ленту и не повышая голоса спросил:
- Ну, что, крестный, готов к разговору, или продолжим?
Беззвучно заплакав, тот закивал головой. Шейные позвонки у него еще не были сломаны, поэтому кивать он ещё мог.
- Ну раз готов, я повторю свой вопрос: «Где камни, переданные тебе курьером?» — при этом, он разглядывал длинные иглы и набор разнообразных напильников. Удивляясь еще больше, спросил: — А это зачем? — и как очнувшись поспешно добавил. — В принципе, можешь не говорить, я сам попытаюсь догадаться, тем более, что «лабораторный материал» под рукой…
Услышав про возможность проверить свои догадки, жестоко избитый Курдупель показал глазами на стеллаж и окровавленным ртом прошамкал: «Там, в сейфе… Код — 52 ЖАК 19…» Говорить ему было трудно, выбитые и раскрошенные зубы, своими заостренными концами, изнутри резали и кромсали распухший язык…
- Молодец! Батька будет тобой доволен, — похвалил его Харатьян и подумав добавил. — Конечно, если я ему расскажу о нашей незабываемой встрече… Но, будь уверен, привет от тебя передам обязательно.
Подойдя к указанному встроенному шкафу, долго рассматривал его стыки и полки, как бы примериваясь, а потом решительно отодвинул в сторону. В глубине открылась дверца сейфа. На его электропанеле тускло поблескивало панно. Он набрал указанный код.
Сейф потрескивая, что-то недовольно побурчал и с мелодичным звонком, мягко открыл путь к сокровищам «злого полковника».
Света вполне хватало, чтобы разглядеть содержимое хитроумного ящика. Сверху лежал свернутый брезентовый пояс. Под ним располагались какие-то папки с документами, деньги в стопках, пакетах, брикетах… коробочки с орденами и медалями героя.
Харатьян не обращая внимания на документы и деньги, достал пояс и держа его перед собой на весу, вопросительно посмотрел на прикрученного к препараторскому столу полковника в отставке.
Тот кивнул головой и сделав над собой усилие, было видно, как ему трудно говорить, сказал непонятный текст:
- Это стразы… — он еще раз сделал над собой усилие, обронил. — Ради этих стекляшек, не стоило меня убивать и мучать.
- Ничего старик, ты еще у меня на свадьбе потанцуешь, — ухмыльнулся Харатьян, но улыбка мгновенно сползла с его лица, так как, лежащий на столе пыток крестный, тяжело и неестественно выдохнул и вытянувшись во весь рост, обмяк и затих…
- Халявченко, — отворив дверь, заорал садист-крестник. — Быстро аптечку…
Давать ему умирать, не узнав, что такое «стразы» было нельзя. Прямой укол в сердце, вернул старика к жизни, а надолго ли? Да, черт его, старого хрыча, знает.
Эх-хе-хе! Много еще было неясного в этом деле?
