Эх-хе-хе! Много еще было неясного в этом деле?
Когда вице-премьеру Шолошонку, при помощи слов, выражений и других способов человеческого общения, доложили о том, что он уже ноль без палочки, он даже сперва не поверил…
И в самом деле? А как же этот красавец кабинет? Недавно привезенное из Эрмитажа царское кресло? Телефоны с гербами? Это все кому?
Он засмеялся и замотал головой… «Только не надо таких злых розыгрышей. Не следует всуе, поминать мое имя, даже…»
Ему громко, по складам повторили еще раз. Он и со второго раза не понял, о чем это ему говорят? И даже рученькой своей атласной, аки лебедушка крылом, пытался отмахнуться. Чур меня, чур…
Кстати… Всегда помогало…
Бывалоча, проснется вот так на совещании, махнет дланью наманикюриной… И вместо решеток некованых, и параши нечищеной, наблюдается алый бархат скатёрки президиумной.
Но не помогло заклинание, должно устарело, истерлось, истрепалось.
Тогда он попробовал другой способ избавиться от дьявольского наваждения.
Угрозы в адрес принесших это скверное известие угрожал и кулачком своим пухленьким, по столу стучал. До синяков, до ощутимой физической боли.
Показывал даже указательным пальцем на то место у своих ног, где все они: антидемократы и скрытые антирыночники, будут валяться в слезах и грязи, вымаливая у него прощение.
Короче говоря, видя, что и это не берет нечистую силу… Указ и подпись под ним — не исчезает, он опустился до похабной, площадной брани…
И что?
И ничего.
Не помогло, не подействовало…
Бумага с именным указом, своего содержания не изменила. И это был не сладкий сон в президиуме. Это была жуткая, неотвратимая реальность.
* * *
Оставалась последняя надежда… Тонкая, почти незаметная соломинка из меню вегетарианца…
Ну да… Именно это.
Шолошонко с похолодевшей спиной и выступившей по всему телу сыпью, попытался достучаться до своего благодетеля, до президента любимого. За телефон с любимыи горбиком, т. е. гербиком влажными рученьками хватались и выли в него, выли тоску навевая на пришедших…
Но выстрел прозвучал холостым пуком, так как «отец родной» либо работал с документами — т. е. был зело пьян, либо играл в теннис — что означало на общедоступном, отлеживался от пьянки и никого не принимал, не слушал.
Да и сами президентские домочадцы, стоя на страже мира и добра, блюли тишину и покой страны. Не допускали до грузного, державного тела нежелательных элементов в виде пройдох просителей. Вон, во Франции не досмотрели, так он после тамошнего угощения, вернулся в свою разоренную и разворованную его соратниками страну, с признанием Россией (на огромную сумму), еще царских долгов.
Если бы тогда еще, хоть на один день остался. Если бы чиновное окружение и супруга, его тогда насильно не посадили в самолет, все — японцы свои Курилы получили, что называется на золотом подносе и с извинениями.
Короче говоря, чтобы не повторились события 1993 года с разгоном и расстрелом парламента, никого и близко не подпускали на вельможные глаза, отгоняя всех поганой метлой, включая и начальника личной охраны.
Наконец-то поняли, дошли своим умом, что не надо будить медведя и выгонять его на мороз из берлоги. Иначе он такого наворотит, что «Девяносто третий год», покажется милой забавой В. Гюго на детском утреннике, по сравнению с неожиданными поворотами небритого, недопохмеленного мозга.
* * *
Дюжие добры-молодцы из президентской администрации, под самый нос поднесли вице-премьеру, указ о снятии его со всех государственных постов и наделении почетной приставкой «экс».
Когда все это, поднесли еще и на деревянно-глиняном блюде, как бы с намеком на гроб в глине. Ох, и похолодело у «бывшего небожителя» во всех местах сразу. Ох, и вспучило у него в желудке. Ох, и понесло его по кочкам, да буеракам…
Это ж, как жить дальше, оставшись без копейки в кармане, Без своих законных двухсот или даже трехсот тысяч долларов в месяц. А уважение… А мягкий, такой ласковый язык подхалимов, нежно вылизывающий тебя с ног до головы… А мигалка, со звуком сирены… А длинноногие секретарши с пухлыми референтшами???
Нет, он не скрипел зубами от злобы и досады. Он не кричал, куда-то вверх подняв кулачки, с угрозами «все у меня… на чистой воде попляшете». Он не проклинал до тринадцатого колена и не тыкал булавки в разные места идентичных кукол ву-ду…
Он просто выл. Натурально, по-волчьи, тоскливо и безнадежно.
Прибывшие гонцы, хоть и явились из администрации президента, где сантиментам нет места, но тем не менее, они были в курсе дела, где красное, а где кислое. Эти ребята, заранее догадывались о такой, прямо скажем, предсказуемой реакции на указ.
Умудренные прошлыми событиями, сами понимаете, опыт накоплен богатый. Добры молодцы, захватили с собой бригаду красных девиц — реаниматологов и психиатров.
Работы хватало всем. Вроде человек был один, а танцевать вокруг него пришлось человекам десяти, не меньше. И успокаивающие уколы делать. И лохматую пену, повалившую изо рта трахнутого указом пациента собирать на анализ. И судна, полные зеленого поноса, одно за другим выносить да менять.
Занимались и вспоминали, вспоминали и сравнивали.
Когда снимали, примерно, таким же образом бывшего премьера, никто и в мыслях не держал, что этот тучный дядька способен сигануть в окно. Хорошо, что стекла оказались пуленепробиваемыми, бетоном залитые. Успели тогда, его, отскочившего от стены, как мячик, словить и провести активные противострессовые мероприятия.
Но тот, гармонист и златоуст, хоть нахапал «бабла» на десятки поколений вперед. А этот, бедняга, не успел и очень, очень переживал от внезапно навалившегося на него вселенского горя.
* * *
В соответствии с национальной традицией, все прибывшие стали его жалеть и успокаивать. Делали это уже даже не для улучшения медицинских показателей, а от чистого сердца, хотя знали наверняка, что перед ними хапуга, мерзавец и выжига. Но одно дело, когда берет чужие взятки от таких же как и сам, а другое, когда хлещет себе под ноги, не замечая, что творит и при этом еще воет дурным голосом.
Впрочем, как только он чуть-чуть пришел в себя и стал различать окружающих. Ему, предварительно переодев во все чистое, горькую пилюлю все же подсластили…
При чем, это был не указ о его амнистии и полном помиловании. Нет, о том, чтобы посадить его в холодную, даже речи быть не могло. Ведь не пацан, какой-то… Вице-премьер все-таки, как никак. Какая тюрьма? Смеетесь, что-ли? Да ну вас, ей-богу…
