— Вопрос о моем происхождении не столь важен для меня, — продолжал он, не ожидая ответа. — Я убежден, что для человека ценно только заработанное им самим — его руками и его умом. А потому для меня так же дорога обезьяна Кала, воспитавшая меня, как и та женщина, которая дала мне жизнь. Кала была всегда так нежна ко мне: она прижимала меня в детстве к своей волосатой груди, защищала от диких обитателей леса, она любила меня настоящей материнской любовью… И я любил ее, Поль, не отдавая себе отчета в этом, до тех пор, пока отравленная стрела черного воина из племени Мбонга не отняла ее у меня… Я был тогда еще ребенком. Я упал на ее труп и плакал так, как может плакать ребенок по своей матери. Вам, мой друг, она показалась бы диким, безобразным животным, но я находил ее прекрасной. Любовь преображает все в наших глазах. Вот почему я рад считать себя сыном обезьяны.
— Я восхищен вашей верностью, — сказал д’Арно, — но, поверьте мне, придет время, когда вы пожелаете воспользоваться вашими законными правами. Но будет ли это так же легко, как теперь, — неизвестно. Имейте в виду, что только профессор Портер и мистер Филандер, — одни на всем свете, — могут засвидетельствовать, что маленький скелет, найденный в хижине вместе с останками вашего отца и вашей матери, принадлежал детенышу человекообразной обезьяны, а не последнему отпрыску рода Грэйстоков… Это показание чрезвычайно важно. Оба они уже старики. И вряд ли проживут еще много лет… Не кажется ли вам, что мисс Портер, узнав всю правду, расторгнет свой брак с Клейтоном? Вы легко можете вернуть себе титул, состояние, наконец, ту женщину, которую вы любите, Тарзан! Задумывались ли вы над этим?
Тарзан покачал головой.
— Вы ее не знаете, — сказал он. — Ничто не привяжет ее к Клейтону сильнее, чем несчастье, которое обрушится на него. Она — южанка, а южане гордятся своей верностью.
Две следующие недели Тарзан посвятил изучению Парижа. В дневные часы он бродил по библиотекам и музеям, зарывался в книги и с жадностью их пожирал. Его потрясла глубина и бесконечность открывшегося перед ним мира науки, для овладения которым человеческая жизнь слишком коротка. Он посвящал занятиям свой день, отдыху и развлечениям — ночь.
Его увлекла новизна существования. Затаив в глубине своего сердца горечь утраты, Тарзан предался науке и развлечению, — двум крайностям, которые могли заставить его позабыть прошлое и перестать думать о будущем. Сидя однажды в мюзик-холле над рюмкой абсента и любуясь искусством танцовщицы, Тарзан почувствовал чей-то недружелюбный взгляд, устремленный на него из толпы.
Выходя из мюзик-холла, он уже успел забыть об этом и не заметил человека, который при его появлении скрылся в тени ближайшего подъезда. Тарзан на сей раз возвращался без своего неизменного спутника д’Арно. Следивший за ним человек поспешно перебрался на другую сторону улицы, обогнал его и скрылся в темноте. Тарзан свернул на улицу Моль, своей пустынностью и тишиной привлекавшую его после шумных и суетливых кварталов Парижа.
Вам, должно быть, знакомы темные углы и мрачные дома этой улицы, а если не знакомы, то от полицейских агентов можно узнать, что нет другого места 8 Париже, по которому было бы столь опасно ходить ночью. Тарзан уже углубился в нее, и вдруг внимание его привлекли стоны и крики о помощи, раздавшиеся из окон третьего этажа. Голос принадлежал женщине. Прежде чем крики затихли, Тарзан успел взбежать по лестнице.
В конце коридора была настежь раскрыта дверь. Оттуда-то и раздавались крики. В следующее мгновение Тарзан оказался в тускло освещенной комнате. Керосиновая лампа стояла на камине, бросая слабый луч света на скудную обстановку.
В комнате находилось несколько мужчин и только одна женщина. Ей было лет под тридцать, на лице следы страстей и пороков. Она стояла, прислонившись к стене, положив руку на грудь.
— Помогите! — воскликнула она, увидя Тарзана. — Они хотят убить меня!
Тарзан повернулся к мужчинам и увидел злобные лица профессиональных преступников. Они были совершенно спокойны и не думали о бегстве. Один из них выскользнул из комнаты. Тарзан узнал в нем, к своему удивлению, Николая Рокова.
В ту же минуту он заметил, как рослый мужчина подкрадывается сзади с тяжелой палкой в руке. По его примеру и остальные набросились на Тарзана с разных сторон. Одни вытащили ножи, другие схватили стулья. Дубина поднялась над головой Тарзана и, конечно, раскроила бы череп, если бы удар не был предотвращен. Что могли противопоставить парижские апаши сноровке, ловкости и силе обитателя джунглей, состязавшегося когда-то со львами и исполинскими обезьянами!
Наметив себе первую жертву — того, кто замахнулся дубиной, Тарзан ударил его в подбородок. Дубина выпала из рук апаша, а сам он очутился в беспамятстве в другом конце комнаты. Тарзана охватил азарт состязания, азарт бойца, чувствовавшего всю опасность минуты. Налет цивилизации, к которой он приобщился за последнее время, сразу сошел с него, обнажив дикого, неукротимого зверя.
За дверью, в конце коридора стоял, ожидая результатов схватки, Роков. Ему очень хотелось узнать перед уходом, прикончили ли Тарзана, но присутствовать при убийстве не входило в его расчеты.
Женщина все еще стояла там, где ее увидел Тарзан при входе в комнату, но лицо ее постоянно менялось.
Отчаяние, которое было на нем при появлении Тарзана, сменилось коварной улыбкой, когда сзади к Тарзану подкрался сообщник мнимой пострадавшей. Этой улыбки Тарзан уже не видел. Коварная улыбка сменилась изумлением, затем — ужасом. Да и кто бы не ужаснулся?
Безобидный на вид человек, завлеченный в комнату притворными криками о помощи, превратился в демона.
— Что он делает! — воскликнула она. — Это же зверь!
В эту минуту зубы Тарзана впились в горло одного из нападавших. Он сражался так, как научил его опыт борьбы с исполинскими обезьянами — самцами из племени Керчака. Он обрушивал удары сразу во все стороны, носясь, как метеор, по комнате из одного угла в другой. То его мощный кулак разбивал чей-то подбородок, то его цепкие руки душили кого-то за горло, то ногами он отбрасывал в сторону тех, у кого еще хватало смелости нападать.
С криками ужаса и боли апаши один за другим обратились в бегство. Но еще до того, как первый из них, окровавленный и разбитый, показался на лестнице, Роков понял, что Тарзан не отдаст дешево свою жизнь. Поэтому он поспешил к телефону, известив полицию с том, что какой-то злодей совершает убийство на улице Моль, в третьем этаже дома № 27.
Когда полицейские агенты прибыли к месту происшествия, они нашли валявшихся в беспамятстве трех мужчин, испуганную женщину, забравшуюся на грязную кровать, в ужасе закрывшую лицо руками, и, наконец, приличного на вид молодого человека, стоявшего посреди комнаты в ожидании новых врагов на смену уничтоженным. Несмотря на приличное платье, это был разъяренный дикий зверь, смеривший полицейских жестоким взглядом стальных серых глаз. При запахе крови Тарзан расстался с последними признаками цивилизации. Теперь он готов был дать отпор любому врагу, как лез, окруженный охотниками.
