Его мозг пронзила внезапная мысль, но ульцескор не успел ее озвучить, так как несколько чудовищ встали на четвереньки и бросились вперед, клацая зубами, будто голодные псы. Блеклый аквамариновый всплеск на лезвии меча, легкое удивление от того, что его пальцы вошли в чужое горло как ножи, быстрый рывок назад, всем телом — и он понял, что больше уже не боится: ни этого врага, ни любого другого. Ланн отбросил в сторону вырванный кусок плоти и несколькими косыми взмахами прорубил для себя и ведьмы коридор среди сплочения тел. Уговорами от нее было ничего не добиться, Лиандри нуждалась в ином: передышке, нескольких минутах покоях, может быть, капле ласки. Он собирался дать ей все перечисленное, ведь это могло приблизить их к свободе; в конце концов, неоткуда было ждать помощи, а Лиандри, как он надеялся, держала ключ к спасению в своих руках.
Они стремглав пересекли площадь и бежали сквозь путаницу аллей, скрываясь в тенях, пока за спиной не утихла погоня. Этот город был поразительно, прямо-таки стерильно чист: на улицах не было мусора, грязи, отходов; ноги омывала прозрачная, как слезы, вода. Лиандри привалилась к стене и шумно дышала. На ее лбу лежал отблеск призрачного света, черные волосы слиплись от крови, как старой, заледенелой, так и свежей, еще липкой, и беспорядочно торчали в стороны, одежда изобиловала прорехами, по земле волочился изорванный белый шлейф. Должно быть, она взяла одно из платьев у Сирши, желая усилить похожесть с ангелами, которые ее приютили. Ланну расхотелось радоваться при виде ее несчастья: Лиандри была отвергнута людьми, а теперь и теми, кого считала богами. Она всего лишь искала свое место в мире, как ищет каждый из нас. Тогда ульцескор задумался: а мог ли он полюбить ее, в другой жизни, при других обстоятельствах? Что-то было в ней от Летиции, но Лиандри не была ею — и не могла стать. И все же Ланн подошел к женщине, едва его не погубившей, и коснулся рукой ее лица, привлекая внимание.
Она вздрогнула, как будто прикосновение обожгло ее, и перевела на него взгляд. Чувства, которые испытывала Лиандри по отношению к ульцескору, были призраком любви, ее неясной тенью, но в своей жизни она не знала лучшего. К экзалтору, что подарил ей кольцо из кресета, она питала легкую симпатию и интерес, Кайн же был просто страстью: пламенной, но скоропреходящей.
— Я знаю, что нужно делать.
— Почему ты не бросил меня? — спросила она, обхватив себя руками. — Почему?
— На это нет времени, — произнес Ланн. Ее глаза затуманились, их заволокло темной дымкой, словно ведьма соскальзывала в забытье. Ульцескор переборол себя и легонько потрепал ее по щеке. — Хорошо, хорошо! Я не скажу того, что ты хочешь слышать. Никогда не скажу. Я спас тебя, потому что ты — мой путь на волю.
Ее рот искривился. Лиандри изо всех сил сдерживала слезы.
— Но я не знал тогда, что Грань не выпустит меня. Я просто не мог оставить тебя здесь. Нет, послушай, послушай меня! — Ланн навис над девушкой, опираясь ладонями на стену. Он не хотел давать ей напрасной надежды. — Здесь нет ничего общего с любовью. Это доброта, Лири, простое человеческое милосердие.
Она медленно сползла по стене, сжалась в дрожащий комок, и Ланн ожидал в скором времени услышать рыдания, но этого не случилось. Лиандри сидела тихо. Ее раздирали противоречивые чувства: Ланн причинил ей ужасную боль, и все же он не солгал, чтобы воспользоваться ее силой, и это было благородно. Она не могла ненавидеть его, не могла желать ему смерти. Ланн тем временем смотрел сквозь четкий рисунок стен и надеялся, что глаза монстров менее зорки, чем его собственные. Он видел их силуэты, он думал, что чувствует их запах: не испражнений и гнилой плоти, а легкое дуновение рая.
— Что нужно делать? — тихо спросила Лиандри.
— Весь город состоит из стекла, — отозвался Ланн, продолжая напряженно глядеть вдаль, — но не Грань. Стекло можно разбить. И лед тоже можно.
— Что ты хочешь сказать?
— Грань нужно заморозить, — невозмутимо закончил он.
Лиандри вытаращила глаза, не в силах скрыть изумление.
— Но она же вздымается до самых облаков!
— Не всю, конечно. Сколько сможешь.
— Я даже не представляю, из чего она сделана.
— Тебе и не нужно это знать.
Ульцескор резко пригнулся.
— У меня нет других идей, — добавил он уже шепотом. — Ты готова попробовать?
Прошло несколько секунд, прежде чем Лиандри кивнула. Его губ коснулась тонкая бледная улыбка: впервые за все время в ее обществе их действительно что-то объединило.
Она укоротила платье, чтобы было удобно бежать. Под своими длинными одеждами колдуньи скрывали не только уродство, но и красоту: у Снежной Ведьмы оказались стройные, великолепной формы ноги. Ланн даже ощутил сожаление, что они с Лиандри не состоят в близком родстве, — такой королевой гордился бы весь Ан'Фаскар. Это снова навело его на мысли о сестре, имя которой он так и не узнал. Ланн перебирал в памяти лица, когда ведьма доложила о своей готовности. Он счел необходимым снова напомнить ей, что предприятие рисковое, но не менее опасным будет сидеть сложа руки в ожидании утра. В ее глазах застыла мрачная решимость: за Гранью Лиандри ничего хорошего не ждало, здесь же им была уготована верная смерть.
— Я сделаю все, что ты скажешь. Но я… — она запнулась, попыталась расчесать пальцами торчащие локоны и еще больше запутала их, — не уверена, что смогу остаться прежней. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Ланн изобразил на лице удивление. Лиандри прижала руку к груди.
— Что-то не так во мне. Я чувствую это уже сейчас. Я как сломанный инструмент… — Она вскинула глаза на ульцескора. — Когда они придут, ты не отдашь меня. Обещай мне.
— Экзалторам? — догадался он. Немного помедлил и сказал: — Ты принадлежишь Гильдии, ты не моя. Я не могу принимать такие решения. Ты даже не мой контрактор.
— А как же доброта? Простое человеческое милосердие?
Колкость достигла цели. Когда Ланн ответил, в его голосе звенел металл:
— Ты делаешь это не ради меня, а ради нас двоих.
Она сдалась без боя.
— Ладно. Но знай, Ланн… — Лиандри воздела руки к небесам, позволяя Веспере омыть их мертвенно-бледным светом, — знай, что я падаю.
Ланн понял, о чем она говорила, но это случилось многим позже.
Живые в царстве мертвых, они шли рука об руку, как влюбленные, и каждый делал то, что должен был: смотрел в оба. Доверие между ними на короткое время стало безграничным, любой жест или взгляд расценивался как предупреждение об угрозе. Они стали единой тенью, скользящей под луной, тихим шорохом во мраке ночных улиц, размытым отпечатком на темной воде. Они видели рефиайтов, но те их не замечали.
Лиандри прижала руку к мерцающей стене Грани, медленно и осторожно, как кладут ладонь на горящий детский лоб. Прислушалась к чему-то, подвигав пальцами и закрыв глаза. Ее лицо отразило сосредоточенность.
— Эта вибрация, — спустя время сказала Снежная Ведьма, — похожа на биение сердца. Неторопливое, размеренное стаккато. Она отрывисто дышит, заглатывая воздуха больше, чем могут вместить легкие. В этой стене пульсирует жизнь, вот что я хочу сказать.
— Давай опустим эти подробности, — нетерпеливо произнес Ланн, — надеюсь, ты не забыла, что я умираю?
Лиандри обернулась и испытующе взглянула на него.
— Ты вовсе не выглядишь больным.
Он промолчал, чтобы не грубить, хотя чувствовал себя значительно лучше, чем в момент пробуждения. Немного покалывало кисти рук под повязками — вероятно, бинты были пропитаны какой-то антисептической дрянью. Соображал он неплохо, ум был ясен и чист, тело слушалось практически безотказно, редко давая слабину вроде дрожи в руках или приступов вялости, и только перед глазами иногда словно пробегал черный фантом. Со всем этим Ланн мог совладать.
— Принимайся за дело.
Он притиснул ее руку к стене, накрыв своей ладонью. Лиандри вскрикнула от неожиданности, кончики тонких пальцев слегка покраснели, будто от холода. Мгновением позже под ведьминой дланью возник инеевый орнамент: белые завитки заструились вверх по стене, подобно тому, как виноградные лозы карабкаются навстречу солнцу, цепляясь за опоры. За первым слоем ледяных кристаллов последовал второй, и Ланн отдернул руку, начинавшую цепенеть. Перед его взором вырастал целый город: Лиандри не просто умела колдовать, она делала это виртуозно. На миниатюрных улицах бушевала метель, шпили башен были острыми, как иглы, а стекло из тончайшего льда могло разбиться, если стукнуть по нему кончиком ногтя. Ланн заглянул в крошечное окно и, увидев в нем скорбное личико, неистово затряс головой в попытке отогнать наваждение. Ему померещилось, что девочка плачет. Он не пробовал остановить Лиандри, не велел ей прекратить это безобразие и просто заморозить стену; не мог. Его потрясло ее мастерство, отобрало у него дар речи и способность двигаться. Фантазия ведьмы нарисовала разрушенный форт на окраине города, группку детей, беззаботно игравших в снежки, труп нищего под высоким резным окном.
