не могла их подслушать, потому что разговаривали они совсем тихо, а колокольный звон эхом отдавался вокруг.
И все же Никс была уверена в одном.
«С этого момента нам следует соблюдать особую осторожность».
* * *
Грейлин даже задремал, пока баржа покачивалась на волнах, мягко переваливая его из стороны в сторону. Но бо́льшую часть своей жизни он был рыцарем. Даже во сне его уши всегда были настороже, ожидая лязга стали, выдернутой из ножен, крадущихся шагов, угрожающего шепота. Так что он сразу пошевелился и открыл глаза, когда заунывному пению скорбящих наконец ответил тяжелый звон больших колоколов вдалеке. Привстал, чтобы получше присмотреться к зареву огней, просвечивающих сквозь туман впереди.
– Кефта, – произнесла сидящая рядом с ним Никс.
На глазах у них из тумана постепенно проступала береговая линия, освещенная сотней мерцающих огненных горшков и фонарей. Остров был похож на полуобрушившийся вулканический конус – серп из красной скалы и более темного песка. Бо́льшая часть его представляла собой отвесные скалы, но вскрытая пустотелая сердцевина горы была открыта морю, образуя в бывшем кратере большую бухту. Городок, примыкающий к этим водам, в несколько полукруглых ярусов поднимался по его внутренним стенам.
Как и в Искаре, все дома и невысокие ограды в Кефте были построены из затвердевшего песка, а крыши сплетены из высушенных водорослей. И к каменным городским причалам точно так же примыкала большая площадь. Защищенная от волн бухта была забита лодками. Некоторые уже направлялись навстречу флотилии.
Скоро к ним должны были присоединиться и другие.
Кефта отправила многих своих молодых мужчин и женщин на праздник Кристнелла в Искаре. Увы, но некоторые возвращались теперь завернутыми в водоросли. Флотилии предстояло задержаться в этих водах ровно настолько, чтобы собрать городских скорбящих и дать им время попрощаться и окропить чернилами своих близких. А после этого выдвинуться к логову ошкапиров, чтобы погрузить своих мертвецов в объятия Сновидцев Глуби – еще на четыре лиги дальше от материкового берега, почти на самой границе кипящих вод. Покончив с этим, все должны были вернуться и провести весь вечер и ночь в Кефте, где их ждал поминальный пир, на котором скорбящие могли утопить свое горе в вине и эле.
Грейлин покосился на Никс.
«И вот тогда-то мы и попробуем выполнить свою собственную задачу».
Взгляд Никс оставался прикованным к морю, хотя и не к деревне. Она смотрела в сторону небольшого ялика, который резал воду неподалеку от баржи. На носу, ловко удерживая равновесие, стоял Даал с поводьями в руках. Его взгляд, казалось, простирался куда-то за пределы Кефты – к этим кипящим морям и Сновидцам внизу.
На борту баржи все зашевелились, привлекая внимание Грейлина. Рифовый Фарер и его супруга поднялись со своих мест, произнесли несколько слов собравшимся вокруг них, а затем направились на корму. Рыцарь поднялся им навстречу, почтительно поклонившись обоим.
К супругам подошел Мерик.
Берент поднял руку.
– Мы на якорь, – запинаясь, вымолвил он. – Поплывем опять… арии.
– Понял, – сказал Грейлин, оценив попытку местного правителя заговорить на их языке. – От нас что-то требуется?
Рифовый Фарер поманил его ближе.
– Уларии… Любопытно… Насчет… – Нахмурившись, он коротко махнул на Шийю. Потом наклонился к Мерику: – Шри никс фарин?
Мерик кивнул.
– Рифовый Фарер хочет знать, настоящая ли Шийя женщина.
Грейлин знал, что такой разговор давно назрел, хоть и старался держать Шийю подальше от жителей деревни. Издали она выглядела как самая обычная женщина. Ее расплавленную бронзу можно было легко принять за смуглую кожу. Двигалась она с исключительной грацией. Даже мягкие волосы Шийи струились и завивалась, как у любой другой женщины. Выдавали ее лишь остекленевшие глаза, мягко светящиеся внутренней энергией.
– Она женщина, – ответил он так правдиво, как только мог. – Просто не та, что рождена из плоти и семени.
– Как такое может быть? – спросил Берент после того, как Мерик перевел его ответ.
Рыцарь на пару мгновений примолк. Честность – это хорошо, но зачастую ложь приносит куда больше пользы.
– Как вы знаете, мы, нооры, обладаем значительными талантами в обращении с металлом и сложной алхимией. За два столетия, прошедшие с тех пор, как здесь потерпел крушение «Огненный дракон», мой народ добился очень больших достижений в этих областях.
Грейлин многозначительно указал на Шийю.
Ради их собственной безопасности было решено поддерживать именно такую версию. Пусть местные верят, что у их группы есть какие-то скрытые возможности, проникнувшись уважительным страхом перед их способностями противостоять любому насилию.
Улария никакого такого благоговения не выказала. Обойдя Берента, она оглядела Шийю с головы до пят.
– Я полагаю, она может говорить сама за себя. Разве не так?
Грейлин заморгал, удивленный, насколько гладко и без единой ошибки это прозвучало. Даже Мерик широко распахнул глаза. У Уларии явно имелись свои собственные таланты, которые она до поры до времени тщательно скрывала.
– Конечно, – запнувшись, пробормотал Грейлин.
Улария повернулась лицом к Шийе:
– Откуда ты родом? Когда тебя создали?
Шийя могла солгать, но чаще всего она этого не делала.
– Я бы предпочла тебе этого не говорить, – честно ответила она.
– Вот как? – Глаза Уларии сузились.
– Мы и вправду оберегаем свои знания, – вставил Грейлин. – Может, со временем и взаимным доверием это изменится.
– Хм… – Она окинула их группу проницательным взглядом. – Подобно морским приливам и отливам, доверие должно течь в обе стороны.
Грейлин старательно сохранял невозмутимое выражение лица. Улария нацелилась на него проницательным взглядом, как будто могла проникнуть им до самых его костей. А когда наконец отвернулась, он с трудом подавил вздох облегчения.
Но она еще не закончила. Ее каменные глаза вновь остановились на Шийе.
– Нента нелл та’вин ни нич ва?
Грейлин посмотрел на Мерика, ожидая перевода, но отец Даала лишь слегка покачал головой, прищурившись от замешательства.
Взгляд Уларии надолго задержался на Шийе, черты лица которой оставались неподвижными и нечитаемыми. Тем не менее Грейлин заметил, как ее бронзовые пальцы слегка сжались, прежде чем снова расслабиться.
Улария фыркнула, после чего наконец отвернулась и двинулась прочь, увлекая за собой Берента.
Грейлин дождался, пока к этой паре не подошли другие люди и не втянули в новые разговоры. И только тогда сел.
Никс наклонилась к Мерику:
– Что сказала Улария в самом конце?
Пантеанец покачал головой:
– Этого нет в нашем языке. Это звучало как… – Он с трудом подыскивал слово, а потом нашел его: – Тарабарщина.
Грейлин повернулся к Шийе. Ему не пришлось задавать этот вопрос.
– Я тоже не знаю, – призналась она. – Но этот язык мне смутно знаком. Если б я не утратила так много своих знаний – в том числе и о самой себе, – то могла бы понять это полностью.
Никс потянулась, чтобы тронуть бронзовую женщину за руку, явно заметив боль и разочарование у той на лице.
– Это еще придет, – заверила ее Никс. – Может, когда мы доберемся до того места в Студеных пустошах. Города крылатых защитников.
Шийя нахмурилась.
– Санктуария Ангелов, – поправила она, используя древнее слово для обозначения этого места. – Однажды я уже говорила тебе, что это название было написано на языке куда более древнем, чем вся ваша история, – задолго до Забытого века.
Шийя перевела взгляд на Уларию.
– Слова, которые она только что произнесла… Пусть даже я и не разумею их значения, но знаю, что они были на том самом языке.
Грейлин напрягся:
– Как такое может быть?
Шийя покачала головой:
Мерик предложил возможное объяснение:
– Улария – ниссианка, одна из самых почитаемых из всех трех. Вот почему Берент считается ее супругом лишь перед народом, а не перед богами. Такой союз запрещен. Он любит ее, желает ее, но в нем нет подходящего семени, чтобы подарить ей дочь, в которой она нуждается.
– Ничего не понимаю, – сказала Никс. – Что значит ниссианка?
– В ноорском для этого нет слова, – признался Мерик, слегка поморщившись. – Нис Улария и ее сестры – хранительницы нашей истории, оберегающие наше прошлое. Вплоть до первого таяния, породившего Приют. Они держат все это в собственных головах, и знаний там гораздо больше, чем способна вместить любая
