— Теперь понятно, почему Путятину хватило духу отправиться через пролив Виктория в конце лета.
— Духу-то хватило, а вот угля — нет. Некоторые исследователи считают, что запасы топлива подошли к концу, и поэтому корабли застряли во льдах.
Кинжалов обошел находку с левого борта, надеясь увидеть название судна. Именно впереди он обнаружил единственное свидетельство крушения. Сжимавшиеся льды раскололи часть корпуса в щепки. Повреждения тянулись от киля до верхней палубы: когда разбитый нос ткнулся в дно, продольные брусья выгнулись, и в нескольких футах ниже форштевня корпус сложился. С помощью Пилипенко, разгребавшего ил механической рукой, Кинжалов внимательно обследовал обе стороны, однако так и не смог опознать корабль.
— Похоже, по-простому не выйдет, — пробормотал Кинжалов.
— Как с женщинами — тоже по-простому не выходит, — подмигнул ему Пилипенко. — Придется-таки поискать для Чхеидзеа корабельный колокол — на нем обычно гравируют название судна.
Батискаф проплыл над палубой; ближе к корме Кинжалов увидел кабину рулевого и большой деревянный штурвал. Рядом висела рында, однако никаких надписей на ней не обнаружилось.
— Догадываюсь, где сейчас судовой колокол… — Петр подвел батискаф к куче бревен и обломков на носу. — Где-нибудь в той груде хлама.
— М-да, — кивнул Пилипенко, — сегодня явно не наш день. Или не наша ночь, — добавил он, взглянув на часы. — Заряда аккумуляторов осталось на четыре часа. Поищем колокол или наведаемся в трюм?
— Выводи робота. У этой пробоины есть один большой плюс — через нее легко проникнуть внутрь корабля.
Кинжалов остановил «Гончака» над свободным участком палубы и осторожно опустил батискаф. Убедившись, что доски выдержат, он выключил ходовые двигатели.
Пилипенко тем временем активировал привязной подводный аппарат размером не больше чемоданчика. Мини-робот был оснащен крошечной видеокамерой и несколькими осветительными приборами. Благодаря своим малым габаритам он мог проникнуть в любые закоулки затонувшего корабля.
Управляя аппаратом с помощью джойстика, Пилипенко вывел робота из подвесной клети и направил его к открытому участку корпуса. Кинжалов переключил монитор на воспроизведение данных с камеры в режиме реального времени. Аккуратно огибая завалы, Пилипенко нашел пролом и завел мини-робота внутрь корабля.
Кинжалов развернул чертеж «Серафима» в разрезе и попытался определить местонахождение подводного аппарата, двигавшегося под главной палубой. У корабля был двухуровневый трюм плюс машинное отделение ниже ватерлинии — для парового двигателя, котла и запасов угля. Кубрики команды и офицерские каюты располагались на один уровень ниже главной палубы. Еще ниже был трюм, где хранились инструменты и провизия.
— Ты сейчас где-то возле камбуза, — заметил Кинжалов. — Он рядом с жилым помещением для команды, это довольно большой отсек.
Спокойная вода внутри корпуса была необычайно прозрачна и позволяла видеть все до мельчайших деталей. В паре футов от камеры на кирпичном основании возвышалась плита — массивная конструкция из литого чугуна, увенчанная шестью большими горелками. На ней стояли кастрюли нескольких размеров.
— Вот и камбуз, как заказывали! — отрапортовал Пилипенко.
Затем он направил робота на корму, медленно осматриваясь по сторонам. Тонкие переборки вокруг камбуза рухнули, открыв обзор внутренних помещений. Мусора почти не было, за исключением неких деревянных плит, лежавших поперек палубы.
— Должно быть, крышки столов, — предположил Кинжалов, когда камера сфокусировалась. — Во время сна их убирали, чтобы освободить место для подвесных коек, потом снова опускали. Веревки сгнили, и крышки упали на палубу.
Мини-робот двинулся дальше по сужающемуся отсеку, пока не уперся в широкую перегородку.
— Так, а это главный люк, — пояснил Кинжалов. — Впереди должен находиться трап в трюм. Обычно он закрыт, однако, поскольку корабль затонул, будем надеяться, что крышки уже нет.
Пилипенко внезапно остановил аппарат. Наклонив камеру вниз, они увидели в палубе большое круглое отверстие.
— Здесь когда-то стояла одна из трех мачт.
— Давай туда.
Мини-робот протиснулся сквозь проход и осветил темный трюм. В течение следующих пятидесяти минут Пилипенко методично заглядывал во все уголки в поисках руды. Однако не удалось обнаружить ничего, кроме набора инструментов, оружия и парусов, которым никогда уже не суждено наполниться морским бризом. Вернувшись к отверстию, Пилипенко спустил аппарат еще ниже, и возле огромного парового котла они увидели всего несколько кусков угля. На обоих уровнях было пусто, поэтому Пилипенко начал поднимать робота на нижнюю палубу, когда затрещало радио.
— «Нарвал» вызывает «Гончак», вы слышите? — раздался легко узнаваемый кавказский говор Гивиа Чхеидзеа.
— «Гончак» слушает. Что там у тебя, Гиви? — спросил Кинжалов.
— Капитан велел передать, что наш друг с баржей снова в зоне видимости радара. Сидит себе потихоньку милях в десяти к северу.
— Ясно. Держи нас в курсе.
— Как там у вас все продвигается, парни?
— Продвигается со скрипом. Спустили робота на поводке и хотим проникнуть в капитанскую каюту.
— Аккумулятор еще не садится?
Кинжалов посмотрел на индикатор заряда, потом на глубиномер.
— Минут на девяносто хватит, потом придется всплывать.
— Понято. Будем высматривать вас менее, чем через два часа. Конец связи.
Кинжалов посмотрел в темную бездну в иллюминаторе батискафа, размышляя о ледоколе. Неужели за «Нарвалом» следят? Петр не впервые сталкивался с людьми Старка, поэтому его внутренний голос в этом не сомневался. А как насчет Клэя Зака? Вдруг наемник Старка находится на борту ледокола?
От размышлений его отвлек Пилипенко, напомнивший о прерванной работе.
— Готов двинуться на корму.
— Время не ждет, — тихо проговорил Кинжалов. — Начинаем.
Над проливом Виктория занялись сумерки, палубу «Отока» покрыл густой холодный туман. «Нарвал» давно исчез из виду, и Зак принялся искать его на экране радара. Исследовательское судно обнаружилось на самом верху в виде узкого пятна. По мостику ледокола взад-вперед сновал порядком заскучавший капитан, последние несколько часов сидевший без дела.
В отличие от капитана, Зак бездействием не тяготился. Напротив, он был напряжен, словно натянутая струна, и максимально собран, как всегда перед выполнением заказа. Сейчас ему предстояло нечто особенное — никогда прежде киллеру не приходилось действовать с таким размахом. Каждое новое убийство Зак воспринимал как проверку своего мастерства, заставляющую кровь быстрее бежать по жилам. Он привык всегда одерживать верх и поэтому чувствовал себя практически неуязвимым.
