От нее не укрылось его замешательство.
— Не волнуйся, я никому не скажу.
— Я что, совершил преступление?
Он громко шаркал ногами, нарочно привлекая внимание. Экзалтор и не подозревал, что может быть настолько инфантильным. В конце концов, он уже давно вышел из того возраста, когда прячутся за материнской юбкой. Когда Морвена узнала, что он зачастил в Дом Скорби, она была вне себя. Сегодня он позарился на ее дочурку-богиню: безгрешное тело, непорочные уста. Ее бедра покачивались в такт шагам: отнюдь не эротично, как он мог себе вообразить. Шадрен затряс головой. О чем он, хаос его дери, думает?
— Вовсе нет. — Длительная пауза, предшествовавшая ответу, дала ему понять, что Морта предпочла утаить правду. Это имело для нее значение, и она хотела, чтобы имело и для него. — Нона, например, таким образом выражает свою благосклонность. Она позволяет пить из своей руки. Но ничего более.
— Я оскорбил тебя?
Молчание. Под аркой она остановилась. Взяла лампу у него из рук, поставила на прежнее место и, охваченная внезапной яростью, ударила ногой по стеклу. Стенки треснули, огонек ярко вспыхнул и погас. Мир погрузился во тьму.
— Я знала, что ты хотел меня, — подчеркнуто ровно сказала Морта. Ее голос эхом отдавался под сводами. — Я знала, что это случится. Я могла этого избежать, но не стала. Тем не менее, — богиня перевела дух, и Шадрен с ужасом понял, что она взволнована, — Морвена подходит тебе лучше. Для этих целей и любых других.
Сказанное попросту не укладывалось у экзалтора в голове. Нет, недели в гробу будет явно мало — ему понадобятся года. Неужели она думает, что он может просто взять и забыть об этом? О только что произнесенных словах, о вкусе ее крови: от того и другого грудь сдавливала сладострастная мука. Он с горечью вспомнил о том, что успел наговорить Морвене, и что, скорее всего, было чистейшим воды обманом. Сердце не слушает никого.
Они так и стояли в темноте. Так что же, любовь? Он не мог ее коснуться — не после того, что сделал. Морта и не ждала от него ласок или нежных слов. Шадрен находился в каком-то дюйме от нее, а на самом деле между ними пролегала бездна, глубокая, как океан.
— Приходи ко мне, когда все закончится.
— Зачем? — в ее вопросе был неподдельный интерес.
— Еще не знаю. Просто так. Придешь?
Морта издала звук, которого он раньше от нее не слышал: веселый смешок. Они начали подъем, и желание заглянуть в двери, висевшие на стенах, больше их не тревожило. Шадрен смутно сознавал, что происходит за пределами Альдолиса, но его не беспокоило не только положение вещей, а и собственное неведение. Экзалтор изменился не потому, что стал вампиром: он заглянул за грань своих суждений и увидел там грязь и разложение. Ему не позволят участвовать в спасении мира, ибо по меркам богов он хрупок и уязвим, а Морвена предпочитает иметь его в целости и сохранности. Шадрен почувствовал гнев. Вот чем он был для нее: подарком судьбы. За ней ли он шел сквозь ледяную пустошь, под небом из слепящей белизны, ее ли искал? Нет, не ее. Он искал Лилит.
Тем не менее, Шадрен вышел проводить Морвену на усыпанные лепестками улицы, мокрые от недавнего дождя. Он поднялся по узкой лестнице без перил и ступил на круглую площадку, поддерживаемую тонкой центральной колонной. Ее соорудили за то время, что он занимался поисками. Горожане стояли под низкими арками и в тени домов, сбившись в тесные группки. Никто из них не осмеливался выйти на дорогу и оказаться на пути у королевы. Витара, легендарная птица, оперенная металлом, била крыльями в вышине, порождая ветер.
Часы били девять. Морвена воздела руки, точно призывая чудо, и птица спустилась к ней по широкой дуге, покорно опустила голову и разрешила Дециме водрузить на себя седло из мягкой кожи. Нона давала сестре указания, ибо та не справлялась, а Морта стояла поодаль, держа в руках притихшего живоглота.
Когда седло закрепили как следует, Морвена взглядом велела экзалтору подойти. Он встал на одно колено и сложил ладони вместе, чтобы их можно было использовать как ступеньку. Главная ведьма Альдолиса оказалась удивительно легкой, почти невесомой. Край платья скользнул по его щеке. Морвена перебросила вес на левую ногу, попыталась выпрямиться и утратила равновесие. Ее тело было больным и слабым. В поисках опоры она прижала голову экзалтора к своему бедру. Шадрен машинально обхватил ведьму за талию, ощущая ее напряжение и страх. Она повторила попытку и в этот раз дотянулась до луки. Облегченно выдохнула, взобралась на птицу и удобно устроилась в седле. Ее робкая, нервная улыбка была для Шадрена скорее наказанием, чем наградой. Он чувствовал себя виноватым.
Децима присела рядом с витарой, подтянула стремена и отошла, отвесив почтительный поклон. Экзалтор проводил ее взглядом.
— Жаль, что я ничего не увижу, — сказал он. — Зрелище должно быть потрясающим.
Морвена молчала. Белые лепестки сыпались на нее с неба, застревая в волосах и складках одежды. На ней было праздничное платье, неизменно черное, но расшитое рубинами и серебром. На голове сверкала обсидиановая корона: филигранная работа искуснейшего мастера. Наконец она взглянула на него:
— А ты хотел бы посмотреть?
Шадрен растерялся.
— Но я думал, что закон…
— Этот город подчиняется мне, — сказала Морвена. — Он и его законы. Ты хочешь полететь со мной или нет? Не как смертный, — добавила она, видя его замешательство, — как равный мне.
Его не пришлось долго уговаривать. Экзалтор вскочил в седло позади Морвены, а Децима страшно вытаращила глаза и замахала руками. Нона схватила ее за локоть и покачала головой. Это всего лишь очередная прихоть, говорил ее взгляд, не стоит придавать этому большого значения. Но и она была рассержена, поэтому дала знак птице, не предупредив ее всадников, отчего они едва не вывалились из седла.
Витара издала пронзительный крик, вскочила на парапет и расправила блестящие крылья. Перья-ножи со свистом взрезали воздух, птица взмыла над городом, и от ощущения полета у Шадрена захватило дух. Морозный ветер обжег лицо и руки, сомкнувшиеся у ведьмы на поясе. Он оглянулся через плечо: парки обратились в птиц и широким клином следовали за витарой. Три маленьких пятнышка среди сумрака — два белых и одно черное. Чем выше они поднимались, тем холоднее становилось вокруг. Экзалтор поднял воротник плаща и втянул голову в плечи, крепко прижался к Морвене: она расценила это как изъявление любви.
Чуть покружив над башнями Альдолиса, витара прижала крылья к бокам и стала стремительно подниматься. Город быстро превратился в нагромождение игрушечных домиков, над головой замаячил прозрачный купол с багровыми прожилками, различимый только на близком расстоянии. Они пролетели мимо, ничего не коснувшись, будто сквозь туман.
А потом вокруг сомкнулась ночь. Шадрен судорожно втянул воздух и принялся вертеть головой, силясь разглядеть что-то во мраке. Ветер хлестал его по щекам, свистел в ушах, яростно рвал плащ. Таким стал внешний мир: кто-то разбил сосуд, содержащий Ману, и она растеклась по облакам, создав непроницаемый черный заслон.
— Не дергайся, — предупредила Морвена.
Витара сильно накренилась, входя в крутой вираж. В лицо ударил ледяной поток воздуха. Левое крыло сложилось, а затем резко распрямилось: Шадрен почувствовал толчок. Темень над ними разверзлась, высвобождая украденный свет, три вороны, не теряя времени, скользнули в образовавшее отверстие. Спустя мгновение жидкие смоляные нити с ядовитым шипением протянулись от края до края и стянули дыру.
Металлическая птица собиралась повторить трюк — она снова с креном заходила по кругу. В тот момент экзалтору открылась истина: Мана — это антиплоть, и не приведи Богиня ее коснуться. Его пробила дрожь, ладони взмокли, по спине заструился пот.
— Мы не успеем пролететь, — в ужасе произнес он. — Нам не хватит времени.
— Тогда мы умрем, — последовал ответ. — Но это не страшно.
Кто сидел перед ним в седле? Шадрену хотелось, чтобы она обернулась: девушка-призрак, королева чудовищ, темная госпожа. Он навалился всем телом на ее тонкий стан и нащупал узкую ладонь, сжимавшую поводья. Ее рука была тверда, она правила уверенно и со знанием дела, в полной мере сознавая грозящую им опасность. Морвена была на такое не способна. Это так странно — кайлеах; быть могущественной ведьмой — и в то же время не быть ею. Это как быть слепой собакой на поводке у бога, как носить в себе эхо ангелов. Сам по себе ты не имеешь никакой ценности, важна только твоя кайле. Лилит избрала лжеведьму из Блука не оттого, что та была особенной. Просто Морвена не была полна, в ней нашлось свободное место. Для колдовства. Для демонов. Для матери богов.
