— Я покажу тебе. Разнеси эту весть: пусть там, где есть рефиайт, люди вешают над крыльцом лампу из зеленого стекла. Пусть они узнают о зеленых огнях. А теперь подойди. Закрой глаза.
Он повиновался. Сирша взяла его за руку, вложила его палец себе в рот. Под языком у нее была дыра, уходящая далеко вглубь, полная густой холодной жидкости. Она отпустила его руку. Его палец был черен, кожу покалывало, но вещество быстро испарялось, растекаясь темными струйками тумана.
— Люди боятся крови. И многим не понравится, если ты будешь лезть к ним в рот, как лошадям. Но резко надави вот здесь, — Сирша приложила его пальцы к своей шее, прямо под подбородком, на этот раз через ткань, — и рефиайт захлебнется. Ты быстро научишься. Так можно убить, не применяя оружия, без колдовства и дневного света. Этот секрет я доверяю тебе одному.
— Почему? Если рассказать всем, дело пойдет быстрее.
Она покачала головой.
— Потому что они мои родственники. Такова моя милость.
Ланн смотрел на ее изуродованный силуэт, просвечивающий сквозь занавесь. Сирша уже не стеснялась, не пыталась закрыться руками. Все было так, как он воображал: расширяющаяся кверху переносица, как у зверя, широкий оскаленный рот, не могущий сомкнуться из-за длинных стальных клыков, худое жилистое тело, усеянное буграми вздутых вен, длинные костлявые пальцы с изогнутыми когтями. Перед ним стояло чудовище, утратившее человеческий облик, но при этом сохранившее разум. Колеблясь, он спросил:
— Надеюсь, ты не попросишь убить тебя?
Сирша долго не отвечала.
— А ты хотел бы этого? — наконец спросила она.
— Нет. Ты помогла мне. Я могу что-то для тебя сделать?
Ее губы изогнулись в хищном оскале, который, наверное, был улыбкой.
— Только то, о чем мы говорили. Что касается меня… — она заговорила тише и мягче, — я уйду, не взяв с тебя обещания. Если ты предпочтешь забыть обо всем, едва переступив порог этой комнаты, так тому и быть.
— Постой. Всего один вопрос.
— Да? — спросила она бесцветно, как будто из ее тела уходила жизнь.
— Я думал, что вы становились монстрами, выходя за Грань. Но тогда почему это произошло в Рефиайме? Виной тому было мое появление?
— Ты слишком много на себя берешь, — отозвалась Сирша. — Это происходило каждый раз при наступлении межесвета. Мы с мужем прятались друг от друга, чтобы не видеть, не признавать уродства, которое обрели. Эти изменения могли поколебать чувства. На рассвете мы с ним опять становились пылкими влюбленными, как много лет назад, когда только повстречались. — Она улыбалась, прикрывая ладонью клыкастый рот. — Но ты разбил заслон, ограждавший нас от остального мира, и обратное превращение стало невозможным.
Ульцескор не хотел спрашивать, но все-таки спросил:
— Где он теперь? Твой муж?
— Он меня оставил, — донесся еле слышный шепот.
Ланн судорожно подбирал слова, которые могли бы ее утешить, когда резкий порыв ветра со снегом взметнул занавеску, ткань облепила ему лицо и грудь. Пока он ожесточенно сдирал ее с себя, окно затворилось с глухим стуком. Кресло, на котором сидела Сирша, пустовало. Он обвел глазами комнату: там была лишь мертвая Дейдре.
Он уложил девушку в постель, вытер ей рот и накрыл покрывалом из набивного шелка. Позднее следовало похоронить ее по всем правилам, но он не мог просто закопать дочь Келлера где-нибудь в саду. Где же сам лорд? Может, в замке еще остались выжившие? Его внимание привлек шум в коридоре, редкое явление в царстве безмолвия и мрака, и Ланн немедленно бросился за дверь. Мелькнуло размытое пятно света, за углом скрылась чья-то тень, а за ней, уже в кромешной тьме, пронеслась еще одна, двигаясь огромными скачками. Кто-то закричал, пронзительно и тонко, женщина или ребенок, раздались глухие звуки ударов и звон разбитого стекла.
Глаза ульцескора светились тускло: он использовал почти весь запас лучистой энергии, накопившейся в серьгах. Это было как нельзя кстати, ибо с ярко горящим взглядом Ланна вполне могли принять за чудовище. Однако он решил погасить и этот свет, всецело полагаясь на свои навыки боя вслепую. В Гильдии их учили доверять интуиции, заставляя сражаться с невидимым и бесшумным противником, и далеко не каждый выдерживал подобный экзамен. Порой даже опытные, донельзя уверенные в себе ульцескоры съеживались под шквалом незримых ударов или бросались бежать, натыкаясь на стены. Ланн, будучи излишне несговорчивым и дерзким, проходил испытание дважды, и ни разу не вышел из него победителем. Если бы его спросили, он сказал бы, что тем смертельно опасным врагом всегда был один и тот же мужчина, и этот воин оказался ему не по зубам. Человек ли? Вряд ли. Теперь он вспомнил: его называли Охотником, в точности как злого бога из рассказа Летиции. Это слово было в широком употреблении, и вероятность чистого совпадения была велика. Почему-то ему верилось в худшее.
Кольм обзавелся настоящим мечом и держал его перед собой, пятясь к стене. Он был бос, лицо и руки покрывали многочисленные синяки и ссадины, на левом виске недоставало солидного клока волос, участок опаленной кожи был покрыт волдырями. Паж коротко, прерывисто дышал, его всего трясло. Газовый фонарь, который он швырнул в монстра, не причинил тому никакого вреда, а теперь рефиайт согнул колени и явно готовился к следующему прыжку. Под ногами ульцескора хрустнуло стекло, и Кольм, ничего не видя во тьме, решил, что нападающих теперь двое. Он не сдержал жалобный всхлип.
Рефиайт оглянулся на хруст, но Ланн оказался быстрее. Он подскочил сзади, мигом нащупал на горле нужную впадинку и вонзил в нее два пальца, придерживая голову монстра второй рукой. Враг дернулся, в его горле что-то забурлило, изо рта брызнула черная струя. Ланн бросил на пол агонизирующее тело и поспешно отошел. Кольм не догадывался, что произошло, он все еще дрожал.
— Ты в порядке? — спросил ульцескор.
Кольм не поверил своему счастью.
— Ланн? О Пресветлая, Ланн… — Паж облегченно выдохнул, его руки разжались, клинок упал на землю. Потом его лицо приняло настороженное выражение, будто он вспомнил о чем-то важном. Он присел на корточки и, вслепую пошарив по земле, снова взял меч за рукоять. — Откуда я знаю, что вы не один из них? Подойдите ближе.
С этими словами паж выпрямился. Ланн сделал несколько шагов, пока острие клинка не уперлось ему в грудь, затем простер раскрытую ладонь. Он зажег серьги, и Кольм испуганно отшатнулся.
— Режь, — сказал ульцескор. — И увидишь, что я не обескровлен.
— Я… — Кольм запнулся, — я вам верю.
— Зря, — сказал Ланн. Он поднес ладонь к глазам мальчика и продемонстрировал ему порез, сделанный осколком зеркала. Рана еще не стянулась, и было видно, что кровь принадлежит ему. — Это могла быть уловка. Они умнее, чем ты думаешь.
Паж опустил меч.
— Кто они такие? — дрожащим голосом спросил он. — Чего им надобно?
— Твоя жизнь, — произнес Ланн. Кольм будто оцепенел, в глазах прочно засел страх. Ульцескор дал мальчику секунду на раздумья, а затем осведомился: — Ты видел Логана? Он жив?
Кольм замотал головой.
— Я… его не видел. Все, кого я видел, были вот такими, — он указал на труп позади Ланна. — А другие улыбались мне, как безумные. Челядь, стражники, почетные гости лорда. Они вели себя очень странно. Я спрятался в гардеробной госпожи Дейдре и не заметил, как уснул. Проснулся я от того, что меня тащат за волосы. Я дрался, как мог, — прибавил Кольм, едва не плача, — как вы меня учили.
— Ты молодец, — сказал ульцескор. — Все уже позади.
Кольм бросился ему в объятья. Ланн, явно смутившись, неловко приобнял мальчика рукой. Паж рыдал и терся об его куртку, хоть это и не приличествовало мужчине. Это продолжалось пару минут. Наконец он отстранился, достал носовой платок, тщательно вытер лицо и с чувством высморкался.
— Нужно найти остальных. Если ты не захочешь пойти со мной, решишь где-то переждать, я пойму. Мы найдем для тебя укромное место. Там ты будешь в полной безопасности. — Ланн старался, чтобы его голос звучал убедительно, хотя у него самого не было никакой уверенности. Паж молчал, теребя платок. — Кольм?
