свои увещевания сосед. — Давай заключим сделку. Я прямо сейчас объясняю, как остановить распространение порчи, а ты кое-что сделаешь для меня в будущем, если тебя задействуют как учебное пособие для воспитанников.
Убеждённость собеседника в своей правоте изрядно покоробила, но собачиться с ним я не стал и вместо этого уточнил:
— А если я воспитанник на карантине?
Первый хмыкнул.
— Тогда тебе повезло, проклятие вычистит приютский врач. Не будешь мне ничего должен.
— Даже так?
— Вот такой я безотказный рубаха-парень!
Но я соседу не поверил, начал обдумывать ситуацию и вертеть её с разных сторон, потом сказал:
— Воспитанники наверняка присягают приюту. Помогу тебе — стану клятвопреступником, нарушу слово — и всё равно им стану. Куда ни кинь, всюду клин, а раз так — зачем рисковать?
Сосед по каземату рассмеялся.
— Я бы мог сказать, что первое слово дороже второго, но дело вовсе не в этом. — Он залязгал цепью в темноте, устраиваясь поудобней. — Просто если ты и вправду воспитанник на карантине, то сюда уже не вернёшься и никак помочь не сможешь. Ни к чему навешивать на человека обязательства, которые невозможно исполнить. Такое не по мне.
И вновь я надолго задумался. Улёгся на шконку, устроил голову на подушке, укрылся колючим одеялом, и лишь после этого сказал:
— Для начала ответь на один вопрос.
Сосед понимающе уточнил:
— Интересует, что придётся сделать?
Но нет, волновало меня совсем иное.
— Кто ты такой и что натворил? — спросил я. — Не хочется, понимаешь ли, посодействовать побегу чернокнижника, у которого руки по локоть в крови.
— Похвальная принципиальность! — рассмеялся Первый. — Нечасто встречается в наши дни.
Я всего лишь опасался, что меня запытают до смерти, выясняя обстоятельства побега тайнознатца-душегуба, но переубеждать соседа в любом случае не стал.
— Ну так что? — поторопил его вместо этого.
— Поверишь на слово?
— Может, и поверю. А узнаю, что соврал, сделке конец.
— Замётано! — рассмеялся сосед. — Не могу сказать, будто совсем уж безгрешен, но упекли меня сюда из-за того, что не желал следовать общему пути возвышения и пытался найти собственную дорогу на небо.
Я не удержался и вздохнул.
— Вот прямо за это тебя и повязали, да?
— Нет, обвинили в том, что практикую тайное искусство, не пройдя ритуал очищения. Почему так получилось, расскажу в другой раз…
— Нет-нет-нет! — перебил я соседа. — Сейчас! А то вдруг ты невинных младенцев в жертвы приносил!
Тот фыркнул.
— Что за глупость⁈ — Но упрямиться не стал и после недолгой паузы произнёс: — Ладно, чего уж теперь? Слышал ведь высказывание, будто проще верблюду пройти через игольное ушко, нежели живому попасть в небесные чертоги? Так вот: Лестница возвышения неспроста называется «тридцать семь ступеней до неба». До неба. Не на небо. Хочешь идти дальше — придётся умереть. А я не желаю вознестись на небо бестелесным духом. Я намереваюсь повторить путь Царя небесного во плоти!
Сосед запросто мог придуриваться, и я решил копнуть чуть глубже.
— И чем же тебе помешал ритуал очищения?
Первый ответил с нескрываемым презрением.
— Ритуал очищения — для слабаков. Для тех, кто не способен контролировать свой талант! Для тех, чья воля недостаточно сильна! Это маленькая смерть, которая выхолащивает дух, вычищает из него саму суть жизни и рвёт связь с телом! Царь небесный шёл другим путём!
Мне возвышение и даром не сдалось, я просто хотел стать тайнознатцем, поэтому в бредни соседа вникать не стал и задал новый вопрос:
— Так ты сектант?
— Нет. По дороге возвышения пройдут лишь одиночки. Таков путь!
Я вздохнул и сказал:
— Ладно, выкладывай, что придётся делать. Обещаю никому ничего не говорить, если вдруг откажусь.
— Очень меня этим обяжешь, пусть даже наши гостеприимные хозяева уже и предприняли решительно все меры, дабы помешать мне с ними распрощаться! — Первый коротко хохотнул и продолжил: — Я обладаю талантом астрального странника, но для побега недостаточно избавиться от кандалов, нужно осознавать, откуда именно ухожу и что находится кругом. Понимаешь?
— Нет, но ты продолжай.
— Выведут отсюда — считай шаги до поворота, и от поворота до лестницы. Запоминай число ступеней, ширину и длину двора, коридоры и аудитории. Самое главное, конечно, это источник силы и его якоря, но едва ли тебя к ним допустят.
— И чем тебе это поможет? — озадачился я.
Послышался едва слышный стук, словно Первый постучал пальцем по своему виску.
— Нужно составить план. Без этого никак.
Он определённо темнил и недоговаривал, но мне было плевать.
— Это я сделаю. А что с проклятием?
— Слово?
— Слово, — подтвердил я.
Первый рассмеялся.
— Уж поверь, у тебя не будет возможности сдать назад. Я знаю превеликое множество похабных песенок, и у меня лужёная глотка. Попробуешь юлить, буду распевать их ночи напролёт. Точно свихнёшься!
— К делу! — поторопил я его.
Сосед тянуть кота за хвост не стал и сказал:
— Тебе надо развить внутреннее зрение и научиться отслеживать потоки энергии. Не ощущать их волной тепла, а видеть. Ну или хотя бы чувствовать достаточно чётко, чтобы вычленить отклонения от нормы — всё иного цвета, слишком холодное или горячее. Это понятно?
— Не очень-то.
— Ничего сложного в этом нет. Не станешь отлынивать, справишься за седмицу, самое большее — за две. После этого начнёшь не просто прогонять энергию по телу, но и вымывать ею всё инородное. От проклятия так легко не избавишься, твоя задача — собрать все его метастазы в одном месте и не позволять разрастаться дальше.
— Чего собрать⁈
— Щупальца.
— А потом? Так и держать их всю жизнь?
— Разживёшься деньжатами — из тебя любую пакость выжгут. — Первый помолчал немного, потом сказал: — Ну или сам справишься. Только понадобится чёртова прорва энергии. Без доступа к источнику или мощному алхимическому накопителю даже не пытайся.
— А…
— Пока хватит! — оборвал меня сосед. — Для начала разберись с внутренним зрением!
Я беззвучно ругнулся и вновь открылся небесной силе, начал впитывать её, прогонять по телу и выплёскивать, а заодно пытался заглянуть в себя и уловить присутствие чего-то инородного. Пытался и не мог.
Да всё со мной в порядке, черти драные! Ещё б только не нога…
Завтрак нисколько не разочаровал, обед и вовсе превзошёл вчерашний ужин. Так помногу
