этом году на Камчатке картошка, слишком мало «положительных температур») и поинтересовался у Крутова:
— А механика Снегирева случайно не взяли, не знаешь?
Хотя откуда мог знать это Крутов? Была только зеленая ракета, и все, вот вскарабкаются на гребень сопки, остановятся на каменном голье и по рации попробуют связаться с Серебряковым — тогда и узнают: взят изобретатель-рационализатор или нет?
Но Крутов ответил неожиданно твердо:
— Взяли.
— Точно знаешь?
— Точно. А что тебя так волнует, Петрович? Это уж пусть самого Снегирева волнует, не тебя.
— Да вопросик один хочу задать нашему Кулибину: зачем он тогда приходил к нам? Когда фотографию опознавал. Интересный для меня этот вопрос. Есть на него несколько ответов, но правильный только один.
Перед каменной макушкой сопки, перед самым гольем, имелась ровная площадка, площадка врезалась в угрюмый проран, а проран уже выводил на самую вершину — группа вытянулась в цепочку, первый не был виден последнему, да и не надо это было. Людей связывала некая невидимая нить, по которой шел живой теплый ток. И если завтра, допустим, Крутов, окажется в тысяче километров отсюда, а Галахов в семи тысячах километров, Балакирев все равно будет ощущать их, знать, что они делают в ту или иную минуту, чем дышат, в чем сокрыта их боль. Нет пока названия у этой связи, наука еще не придумала, но сама связь есть.
А может, и придумала название, но только Балакирев его не знает. Капитану было хорошо, тепло, он делал свое дело — делал, как умел. А уж оценку ему дадут другие — это не балакиревская забота. Только вот устал он что-то, очень устал, шрам опять начинает отмокать, зудеть, перед глазами ползает что-то черное, холодное. Надо проситься в отпуск. А дальше видно будет, что делать, как и чем жить…
На макушке сопки сделали остановку, по рации связались с группой Серебрякова — внизу, в распадке, мешали гольцы, для связи надо выходить только на открытое место, — спросили: не было ли со связниками Снегирева? Крутов оказался прав — взяли Снегирева. Ну, Крутов, ну, ясновидец — наш пострел везде поспел! Балакирев покосился на него и проговорил в микрофон рации:
— Связь окончена!
Очень ему хотелось сейчас задать несколько вопросов Снегиреву, очень. И именно сейчас…
Балакирев услышал далекий задавленный звук дождя — словно бы на Камчатку наваливался очередной ливень, пронизывающий и затяжной, помрачнел, умолк окончательно и до самого поселка уже не проронил ни одного слова.
