— Я тоже не хочу.
— Тогда одно из двух: или вы мне ничего не говорили, или:
— Что?
— Я же с вами должна быть так же откровенна.
— Будьте.
— Вам будет больно.
— Пусть:.
Ирина пошла дальше. Теперь они шли рядом, как и раньше. Ирина смотрела перед собой и говорила тоже словно сама с собой:
— Я виновата в том, что сегодня вы переступили этот рубеж. У меня было очень хорошее настроение, а вы, очевидно, приняли его как знак особой доброжелательности. Но я не кокетничала. Мне действительно сегодня было очень хорошо.
— А я просто не мог больше молчать.
— Пусть будет так. Вы сказали, что любите меня уже давно. А на неделю раньше, чем это случилось у вас, я полюбила Сережу. Вашего брата.
— Вы? — остановился, словно попал в капкан Владимир.
— Я.
— Сергея? Но ведь он по уши влюблен в Юлю?
— А какое это имеет значение? Никакого. Во всяком случае, для меня — никакого. И потом, хотя Юля интересная женщина, я ее своей соперницей не считаю. Она занята только собой. Когда Сергей наконец mb. поймет, он охладеет и забудет ее. Он гордый, и так будет.
— А то, что вы его любите, он знает?
— Откуда? Но когда-нибудь я скажу ему об этом.
— Брат, Сережка, перешел мне дорогу:
— Неправда, — решительно возразила Ирина. — Он ничего не делал для этого. А уж если кто и сделал, так это Юля. Это она нас познакомила. Но суть не только в этом. Вы, Володя, настоящий мужчина. В самом большом смысле этого слова. У вас и внешность дай бог, и характер, и ваша профессия. Но в том-то и дело, что я никогда не выйду замуж за летчика. Я знаю, что это такое. И не хочу. А теперь я вас должна спросить: вы обиделись?
— Нет, Ирочка.
— Честно?
— Как всегда.
— Вы действительно мужчина. Тогда выполните мою просьбу. Обещаете?
— Какую?
— Не ездите сегодня домой. Оставайтесь ночевать в Москве. Возвращайтесь к Сергею. Не хотите — поезжайте в мастерскую к Жене. Я дам вам ключи.
Владимир задумался.
— Хорошо.
— Что хорошо?
— Я не поеду.
Ирина быстро достала из сумки и с благодарностью протянула ему ключи.
— Не надо, Ирочка. Спать я тоже не хочу. Я, пожалуй, поброжу по городу. И поговорю сам с собой. Сегодня мне это нужнее всякой крыши над головой, — сказал Владимир.
— Может, и так, — согласилась Ирина. Она поцеловала его в щеку, так, как делала это всегда, когда прощалась со своим братом, и торопливой походкой, почти бегом направилась через улицу. Но, перейдя на другую сторону, остановилась. Оглянулась, помахала Владимиру рукой и негромко крикнула: — Только непременно будьте умником! Вам же это ничего не стоит! Вы же сильный!
В понедельник вся группа снова собралась в Есино. Не было только Бочкарева. Как и договорились, он с утра должен был заехать в КБ, забрать пленку и фотоматериалы, побеседовать с шефом, получить у него замечания и доставить все это в группу. Но время шло, а Бочкарев не появлялся, хотя звонил из Москвы уже дважды. На вопрос Сергея «Что там получилось?» ответил неопределенно:
— Привезу — увидите.
— Так когда же?
— Сам жду. Шеф у Ачкасова.
— А снимки?
— В том-то и дело.
В половине второго, когда ждать всем порядком надоело, Заруба поставил вопрос ребром:
— Может, нам теперь из-за этих ночных пейзажей не обедать и не ужинать?
— Иди лопай, не задерживает никто, — ответил Окунев.
— А вы?
— Я повременю, — сказал Сергей и позвонил в КБ. Ему ответили, что Бочкарев уже выехал в Есино.
— Тогда, конечно, другой коленкор, — не стал спорить Заруба и, насвистывая, уселся возле окна. А еще через полчаса к инженерному дому подъехала «Волга». Из нее вылез Бочкарев и не торопясь, словно бы его и не ждали, направился по лестнице в комнату группы. Все поднялись ему навстречу.
— Так-с, — проговорил Бочкарев и выложил на стол из портфеля коробку с пленкой и пакет с отпечатанными с нее фотографиями.
Сергей завладел пакетом. Снимков было много, штук сорок. Были лучше, были хуже, были четче, были тусклее, но ни одного не нашел среди них Сергей такого, который можно было бы принять за эталон. Он просматривал снимок и передавал его Окуневу. У того брал Заруба, после него снимки попадали к Бочкареву, который раскладывал их по номерам длинной полосой на свободном столе. Сергей откровенно был разочарован тем, что увидел. Казалось, что его коллеги — тоже. Но неожиданно заговорил Заруба:
— А по-моему, для начала ничего:
— Да ну! — даже не дал ему договорить Сергей. — Муть получилась серая. Чего уж там.
Но заставить Зарубу отказаться от своего мнения было не так-то просто.
— Допускаю, — спокойно продолжал Остап. — На Арбате в фотоателье могли бы сработать и получше. Но и это, ставлю дюжину пива, вполне рабочая продукция.
— А я ставлю две, что она никуда не годится.
— Проспорите, Сергей Дмитриевич, — вмешался в их разговор Бочкарев. — Ачкасов, правда, пива не выставлял, но мнение высказал именно такое же. Не будьте придирой. Еще вчера мы не имели абсолютно ничего. А сегодня у нас есть реальные фотоснимки. Разве это уже не успех? А почему ты молчишь? — обратился он к Окуневу.
— Я тоже не в восторге, — признался Олег.
— А если поконкретней?
— Заканчивайте свой пасьянс, посмотрим всю полосу, тогда будем говорить конкретней, — ответил Окунев.
Больше никто не сказал ни слова. Молча следили и помогали подбирать снимки Бочкареву. А когда целая полоса их длиною метров в пять вытянулась от одного края стола до другого, склонились над ней, внимательно приглядываясь к каждому светлому пятну. Сергей, так же как и остальные, пристально просмотрел все фотографии. Теперь, когда появилась возможность что-то сравнивать, что-то сопоставлять, анализировать всю картину целиком, у него уже не было того резко негативного впечатления, которое невольно возникло от просмотра отдельных снимков. Теперь и он, пожалуй, готов был согласиться с мнением, что для начала ничего. Но даже при таком попустительском для данного случая отношении ему было трудно скрыть свое разочарование. Он, конечно, ожидал и был уверен, что результаты их многомесячной работы будут намного по своему качеству выше. И все же именно знакомство с полосой в целом дало ему возможность уже сейчас попытаться понять, какой брак в работе был допущен по вине «Фотона», а какой появился как результат ошибок, допущенных ими при конструировании всей этой новой и сложной системы ночного видения. Очевидно, его коллеги пытались сейчас, каждый по-своему, тоже ответить на этот вопрос, потому что время шло, а никто не отрывал взгляда от снимков и лица у всех были сосредоточенны и задумчивы. Нарушил молчание Бочкарев. Он взглянул на часы и сказал:
