– Здесь, что ли? – Слава взял у меня фонарь и осмотрелся.
– Да, лучше места не найти во всей Сосновке. – Пятачок действительно был поганый. На нем царила мертвая тишина, какая встречается лишь на болотах. Возможно, потому, что рядом лежала настоящая топь, в которую я провалился в детстве, и, если бы не помощь одноклассника, меня, наверное, засосало бы по макушку – дна под ногами я так и не встретил. – Место тут, Слава, самое козырное!
– Тебе видней, Ильюха, ты здесь рос, – не стал спорить корефан. – Приступай, Сергейч.
– Давай нож, – сказал мне Кутх.
Понимая, что она уже ко мне не вернется, я беспрекословно подчинился и протянул эскимосу финку Короля. Кутх бережно принял Сучий мне показалось, взвесил его в руке со знанием дела и остался доволен. Затем склонился над уньрки, перевернул его на спину. Ободранная во время таскания по земле морда упыря, и без того страшная, сделалась совершенно отвратной. Выпученные глаза обратились на клинок. Уньрки узнал вожделенный предмет, заворочался. Кутх спросил его о чем-то на странном языке, но Лепяго понял и отрицательно помотал головой. Кутха ответ явно не устроил. Он присел на корточки, спокойно отвернул за подбородок башку вурдалака и стал деловито перепиливать шею. Мы со Славой переглянулись, так обыденно он этим занимался. Почему-то не хотелось даже думать о том, как становятся генеральными директорами на Камчатке.
Вадик сделал пару глотков и пустил по кругу бутылку. Сам он предпочитал смотреть в сторону.
Кутх быстро справился с позвоночным столбом и откатил голову. Тело сразу обмякло. Вонзив финку в грудь, он проломил ребра и вырвал сердце уньрки. В луче фонаря оно было черным, цвета старой загустевшей крови, и ритмично сокращалось.
– Сколько стреляли, а не попал никто, – в голосе афганца звучало разочарование.
Пульсирующее сердце вурдалака Кутх засунул во внутренний карман его куртки и повесил на корявую низенькую сосну, подняв капюшон. В темноте получилось очень похоже на Лепяго. Выпотрошенный труп мы скинули в канаву, притопили поглубже, отправив туда же голову. Ирригационные канавы в Сосновском лесопарке были выкопаны на совесть. В толще бурой холодной воды труп может долго пролежать незамеченным, да и кто его станет здесь искать.
Я притащился домой вымотанный и опустошенный, чувствуя себя проклятым и почти что убитым. Я набрал полную ванну горячей воды и заснул в ней, не видя снов, а когда вода остыла, ушел в комнату, забрался в постель и отдался Морфею.
* * *
Над городом висели свинцовые, серые тучи, но дождя не проливали. После полудня я отправился погулять. Коленка ныла, и болели рассаженные руки, от вонючего бренди во рту словно нассали кошки, в голове был дурман после кошмарной ночи, но на свежем воздухе морок развеялся.
Не хотелось думать ни о чем, но реальность все же запустил в душу когти криминального прошлого гадской телефонной мелодией о бывших спортсменах.
– Скотск… скотомобильник! – проскрежетал я, выдергивая из-за пазухи трубку. – Алло!
– Здравствуйте, Илья Игоревич, следователь Ласточкин вас беспокоит. – От официозного тона у меня очко ушло на минус. – Вы слушаете?
– Слушаю.
– Будьте любезны зайти сегодня ко мне на беседу. Или вам повестку прислать?
– Не надо, я зайду, – мертвым голосом отозвался я.
Подлый мусор все же решил сыграть со мной по-хорошему, раз уж по-плохому не получилось.
– Помните, где я работаю на Захарьевской?
– Помню.
– Тогда жду вас сегодня в шестнадцать ноль-ноль. Попуск я вам выпишу.
– Хорошо, буду в четыре, – пора было принимать новые правила игры.
Беседа… Исход таких бесед был мне известен по собственному опыту. Вопросы, протокол, предложение обождать в камере. В натуре, на мне проклятие! Удивительно было, что Ласточкин, собираясь меня закрыть, предупредил звонком. Куда было бы эффективнее неожиданно с обыском приехать и застать меня дома тепленьким, с пистолетом в тайнике.
Я примчался домой, отнес ТТ и патроны в нычку на чердак и, спустившись, обнаружил на лестничной площадке Борю, сына соседа-алкаша. Боря был одет в застиранный камуфляж, за спиной висел мощный рюкзак.
– В поход собрался?
– С пацанами на коп, – почему-то смущенно улыбнулся Боря.
Надо же, а я-то думал, что он совсем пошел по стопкам отца!
– Удачи! – пожелал я и спохватился: – Погоди секунду.
Я заскочил в квартиру, отыскал штык от винтовки Маузера, еще зимой зачем-то притащенный со старой квартиры, и вернулся к терпеливо поджидающему меня Боре.
– Держи, это тебе на удачу. В лесу пригодится.
– Спасибо, – слегка ошалел Боря.
– Давай там, больше газу, больше ям! В лесу не свисти.
– Спасибо. Тебе тоже удачи!
– Обязательно, – криво улыбнулся я и укрылся за дверью.
Вот еще от одного палева избавился. Лучше соседу отдать, чем менты при обыске найдут и конфискуют.
Впрочем, были сейчас заботы поважнее. Я достал из письменного стола записную книжку в красивом кожаном переплете и принялся работать с ее содержимым, не скупясь на обобщения и отважные формулировки. Кроме аналитической работы, мне предстояло запомнить много текста.
Когда я закончил, время еще оставалось. Я поймал такси, доехал до Казанского собора и пошел прогуляться напоследок. От вызова во вражье гнездо я не ждал ничего хорошего.
Я бродил вдоль колоннады и удивлялся, почему всегда считал любимым местом Университетскую набережную, а когда настала пора прощаться с волей, выбрал Казанский собор. Еще я чувствовал себя немного разведчиком-нелегалом в чужой стране, когда он знает, что резидентура провалена, на явках сидят гестаповцы, и не исключает возможности слежки за собой. Я тоже не исключал возможности слежки, иначе зачем было меня предупреждать об аресте? Благородства в Ласточкине я не предполагал, значит, имелся коварный умысел. Я уже давно позвонил из таксофона Славе и обоим Гольдбергам, предупредил, куда и во сколько иду. Маму решил пока не тревожить. Последней я позвонил Маринке.
– Как ты без меня?
– Очень хорошо! – Маринка была, как обычно, бодра и весела. – Ходили с мамой в филармонию.
– Неплохо время проводите, – только и нашелся я.
– У тебя как дела? Разобрался с этими?
– Можно сказать, разобрался. Вообще все путем, тихо и спокойно. Ничего особенного не происходит. – Я решил не обманывать Маринку по мелочам, а поберечь силы на главное.
– Значит, можно приезжать? Я могу сейчас собраться.
– Сегодня уж занимайся чем задумала. – Я не отважился сообщить, что отправляюсь в плен. – У меня все равно дела. Давай завтра вечером я приеду со Славой и тебя заберу.
