***
Ким
Двое Бесстрашных, конвоировавшие меня и этого козла внутрь здания, остались за дверью.
Я мимолётно огляделась, не ожидав увидеть тренировочный зал, хотя это было ближайшее помещение к кабинету одного из командиров полигона, где сейчас собрались остальные для допроса, который однозначно, мать его, войдёт в историю.
Этот напыщенный индюк из Эрудитов настоял на том, чтобы Макса осмотрел и привел в чувство врач, поэтому мы довольно долго топтались у входа, ожидая Дерека.
Давненько я его, кстати, не видела, пожалуй, как уехала служить из штаба.
Как только дверь с глухим щелчком закрылась, я медленным неспешным шагом отошла к лежавшим у ринга снарядам.
Итак, впервые за долгое-долгое время мы с моим несуженным-ряженным столкнулись лоб в лоб.
Я прекрасно чувствовала на своей спине прожигающий взгляд мужчины, который когда-то, уже будто не в этой жизни, был для меня всем. Мужиком-то его, блять, не назовешь, конечно, но как-то же нужно обозначить эту ошибку природы.
Причин у моего поступка уйти с ним было множество, и одну из них я озвучила Грейс, но главную всё равно удержала в себе — по отношению к ней он совершил попытку изнасилования, и явно захотел бы повторить это, чтобы довести начатое до конца. А я? Что я…
Я была когда-то его почти невестой; он стал причиной разрушения моей жизни практически до основания, был главной гнойной раной внутри, не заживающей так долго, что, казалось, это уже невозможно — и сейчас наверняка полагал, что возьмёт инициативу в свои руки, деморализуя меня.
Я что-то типа приманки, чтобы он думал, что сможет.
Только вот, блять, незадача…
— Оставь свои ебучие взгляды для кого-нибудь другого. Меня этим не напугать, ты же знаешь, солнышко, — язвительно произнесла я, обернувшись к нему, застывшему у двери. Последнее было сказано не просто так — Том обращался ко мне именно так в отношениях.
Аж блевать захотелось, когда мозг вспомнил, а язык воспроизвёл это.
— И именно поэтому ты так старательно избегала меня на полигоне все эти годы — потому что не боялась. Но знаешь, я тебе благодарен за это. Не хотелось лицезреть легкомысленную шалаву.
Наверное, это задело бы меня раньше.
Полоснуло бы лезвием по остаткам достоинства, ударило бы крошкам гордости.
Но не сейчас.
Не сегодня.
Да и блять никогда уже.
Я не доставлю ему такого удовольствия.
— Я избегала тебя, потому что рожу твою гадкую видеть не могла. Считай, берегла глаза для чего-то более эстетического, — присев на сваленную на пол «грушу» и закинув ногу на ногу, я с непередаваемым сарказмом процедила дальше: — Ты можешь сколько угодно называть меня шлюхой и сыпать другими комплиментами, пока мы здесь: великодушно разрешаю. У тебя ведь, бедняжки, осталось так мало времени.
На этом Том стремительно метнулся ко мне с трясущимися руками, но остановился в полуметре:
— Думаешь, что раз заменила собой подружку, то любое слово из твоего грязного поганого рта я оставлю безнаказанным?
— У-у-у, какие мы грозные. Этот грязный рот делал самый головокружительный минет в твоей никчёмной жизни, и тогда ты почему-то не жаловался на его характеристики, — я хрипло расхохоталась, ощутив лёгкую горечь внутри, которая почти сразу исчезла. — Ебанное Бесстрашие, как же ты наивен, раз реально считаешь, что выйдешь сухим из воды после того, как Макс выложит правду.
Его челюсти со стуком сомкнулись, а кулаки стали сжиматься и разжиматься. Ноздри раздувались от напряжения, но выглядело это всё так комично, что хотелось рассмеяться снова.
— Ну же. Давай… — я понимала, что играю с огнём, что впустую провоцирую его, но почему-то не могла остановиться. Мой голос опустился до шепота, который со стороны казался вызывающим и пошлым. — Сколько раз ты представлял себе это, м-м, солнышко?
На когда-то казавшемся привлекательным лице дрогнула мышца, а глаза потемнели от ярости.
И вот этому я отдала всю себя после инициации?
С этим человеком я познавала «любовь-хуюбовь» и секс?
С ним собиралась выстраивать свою жизнь и семью?.. Иметь от него ребёнка?
Блядство. Как же отвратительно…
И какая же я была дура, просто дура!
Тяжело в этом признаться, но Томас — самый главный проёб в моей жизни, это факт.
— Представлял что? Как убиваю тебя? — прошипел Том, сокращая расстояние ещё на несколько сантиметров.
А я, вскинув голову, в расслабленной позе наслаждалась его бешенством, не боясь ничего, не думая ни о каких последствиях.
Возможно, это даже было на руку. Хуй знает, что у него там было на уме — может, он хотел организовать себе побег, прикрываясь «залогом»: он ведь отлично знал, что его ждёт, — а так я хотя бы заговаривала ему зубы.
— Да. Расскажи мне о своих больных фантазиях, — демонстративно облизав пересохшие губы, ответила я. — Ведь это всё, что тебе остаётся, не так ли?
— О нет. Тут ты не права, Ким, — моё имя на его мерзких изогнутых губах выглядело проказой, и Том окончательно навис надо мной, жёстко схватив пальцами за подбородок. — Рассказывать не буду. Сразу покажу.
И вот он этот охуительный момент.
Который бывает всегда, когда думаешь, что тыкать в тигра палкой, пока он вроде как в клетке, ничем тебе не грозит, а потом случайно обнаруживается, что клетка-то открыта и до тигра доперло.
На самом деле уже потом, через несколько дней, я ни о чём не жалела.
Конечно, было больно.
Физически.
Конечно, были увечья, ссадины и синяки, которые долго проходили.
Но я так чётко, так ярко, до долбящих оттенков по зрачкам, запомнила это неповторимое, сумасшедшее чувство того, что всё равно вышла победительницей, что меня больше не волновало ничего.
Говорила же, развлечемся.
Это того стоило.
Я мстила, как умела, как могла — за своего потерянного ребёнка, за Грейс, за себя.
И пока мы спутанным клубком катались по полу, пытаясь избить друг друга до полусмерти, под веками всё время, как какой-то, блять, талисман, мелькал образ Лэна.
Моего Лэна.
Настоящего мужчины, который, я знаю, обязательно выживет.
Который вернётся ко мне и поймёт.
Который не только залижет и полученные сейчас телесные раны, но и утолит душевный голод по искренней любви навсегда.
***
Грейс
Всё, что происходило в комнате во время допроса, слилось в одну смазанную картинку. То ли из-за постоянно накатывающих слёз, то ли из-за душащего чувства неизвестности о судьбе Ким, которая была рядом и так далеко одновременно, то ли из-за застывшего времени.
Мне было абсолютно плевать на исход, потому что я, так же, как и Эрик, была уверена в нём.
Мне было абсолютно плевать на всё, лишь бы поскорее вернуться к Ким, забрать её и наказать ещё одного виновного.
Слух будто был в вакууме: я пропустила все ключевые моменты, фразы Макса, вопросы Эрика и лидера Эрудитов, комментарии Уиллсона и представителей других фракций, и некий тумблер встал в нужное положение лишь тогда, когда я поняла, что всё кончено.
Кончено для предателя Макса и вновь начато для нас.
Не взирая на восклицания Эрудиции и остальных о том, что нужно завершить с формальностями — восстановить наши права и должности, определить дату приведения смертельного приговора над Максом в действие, выявить круг иных подсобников, назначить день суда на Томом, который, как выяснилось из показаний, хоть и не знал об изначальном плане отъезда в Лос-Анджелес, но всё же помог преступникам после, да и много чего другого — словом, несмотря ни на что, я схватила Эрика за руку, потащив за собой к двери, и мы, наконец, вышли, буквально выбежали в коридор.
Кажется, я даже не слышала, как он бросил Уиллсону разобраться со всеми этими официальными нюансами.
Я в принципе больше ничего не воспринимала толком и лишь на секунду смогла выдохнуть из себя, казалось бы, весь накопленный за это время сжатый воздух, когда мы ворвались внутрь соседнего помещения, игнорируя Бесстрашных — в тренировочный зал, окутанный полумраком.
