class="p">В самый момент совершения сделки появился милиционер
– молодой узбек, – который немедленно повел
незадачливую спекулянтку в отделение милиции. Повел по
мостовой при всеобщем внимании прохожих. – Он идет
решительной, быстрой походкой, – рассказывала
Раневская, – а я стараюсь поспеть за ним, попасть ему в
ногу и делаю вид для собравшейся публики, что это просто
мой хороший знакомый и я с ним беседую. Но вот беда: ничего не получается, – он не очень-то меня понимает, да и
мне не о чем с ним говорить. И я стала оживленно, весело
произносить тексты из прежних моих ролей, жестикулируя
и пытаясь сыграть непринужденную приятельскую беседу…
А толпа мальчишек да и взрослых любителей кино, сопровождая нас по тротуару, в упоении кричала: «Мулю
повели! Смотрите, нашу Мулю ведут в милицию!» Они
радовались, они смеялись. Я поняла: они меня ненавидят!
И заканчивала со свойственной ей гиперболизацией и
трагическим изломом бровей: – Это ужасно! Народ меня
ненавидит!
* * *
Вере Марецкой присвоили звание Героя
Социалистического Труда. Любя актрису и признавая ее
заслуги в искусстве, Раневская тем не менее заметила:
– Чтобы мне получить это звание, надо сыграть Чапаева.
* * *
– Меня так хорошо принимали, – рассказывал Раневской
вернувшийся с гастролей артист N. – Я выступал на
больших открытых площадках, и публика непрестанно мне
рукоплескала!
– Вам просто повезло, – заметила Фаина Георгиевна. – На
следующей неделе выступать было бы намного сложнее.
– Почему?
– Синоптики обещают похолодание, и будет намного
меньше комаров.
* * *
– Дорогая, сегодня ты спала с незапертой дверью. А если бы
кто-то вошел? – всполошилась приятельница Раневской, дама пенсионного возраста.
– Ну сколько можно обольщаться? – пресекла Фаина
Георгиевна собеседницу.
* * *
Раневская рассказывала, что, когда Ахматова бранила ее, она огрызалась. Тогда Ахматова говорила:
– Наша фирма – «Два петуха!»
* * *
Раневская стояла в своей гримуборной совершенно голая. И
курила. Вдруг к ней без стука вошел директор-распорядитель Театра имени Моссовета Валентин
Школьников. И ошарашенно замер. Фаина Георгиевна
спокойно спросила:
– Вас не шокирует, что я курю?
* * *
Артисты театра послали Солженицыну (еще до его
изгнания) поздравительную телеграмму. Живо обсуждали
этот акт. У Раневской вырвалось:
– Какие вы смелые! А я послала ему письмо.
* * *
Раневская в замешательстве подходит к кассе, покупает
билет в кино.
– Да ведь вы же купили у меня билет на этот сеанс пять
минут назад, – удивляется кассир.
– Я знаю, – говорит Фаина Георгиевна. – Но у входа в
кинозал какой-то болван взял и разорвал его.
* * *
Фаина Георгиевна вернулась домой бледная как смерть и
рассказала, что ехала от театра на такси.
– Я сразу поняла, что он лихач. Как он лавировал между
машинами, увиливал от грузовиков, проскакивал прямо
перед носом у прохожих! Но по-настоящему я испугалась
уже потом. Когда мы приехали, он достал лупу, чтобы
посмотреть на счетчик!
* * *
Как-то на гастролях Фаина Георгиевна зашла в местный
музей и присела в кресло отдохнуть. К ней подошел
смотритель и сделал замечание:
– Здесь сидеть нельзя, это кресло графа Суворова-Рымникского.
– Ну и что? Его ведь сейчас нет. А как придет, я встану.
* * *
У Раневской спросили, не знает ли она причины развода
знакомой пары. Фаина Георгиевна ответила:
– У них были разные вкусы – она любила мужчин, а он –
женщин.
* * *
– Фаина Георгиевна, на что похожа женщина, если ее
поставить вверх ногами?
– На копилку.
– А мужчина?
– На вешалку.
* * *
– Если женщина говорит мужчине, что он самый умный, значит, она понимает, что второго такого дурака она не
найдет.
* * *
Однажды Фаину Георгиевну спросили, была ли она когда-нибудь влюблена. В ответ Раневская рассказала, как в
девятнадцать лет она поступила в провинциальную труппу
и сразу же влюбилась. Да не в какого-нибудь статиста, а в
первого героя любовника, писаного красавца!
Тот долго не замечал Фаину, но однажды вдруг подошел к
ней сам и произнес своим обворожительным баритоном:
«Деточка моя, вы возле театра комнату снимаете, не так ли?
Так ждите меня в гости сегодня вечером. Буду у вас в семь
часов».
Обрадованная чуть ли не до беспамятства, Фаина побежала
к антрепренеру, выпросила у него сколько-то денег в счет
жалованья, на которые накупила вина и разнообразной
еды. Придя домой, она накрыла стол, оделась, накрасилась
и стала ждать своего милого. Прождала час, другой, постепенно начала волноваться, но в девятом часу кавалер
пришел… пьяный и в компании с какой-то посторонней
бабой!
«Деточка, – попросил он заплетающимся языком, –
пойдите, дорогая моя, погуляйте где-нибудь пару часиков!»
Раневская никогда не упоминала о том, что она сказала в
ответ на эту просьбу. Добавляла только: «С тех пор не то что
влюбляться – смотреть на них не могу: гады и мерзавцы!»
* * *
Раневская возвращается с гастролей. Разговор в купе.
Одна говорит: «Вот вернусь домой и во всем признаюсь
мужу».
Вторая: «Ну, ты и смелая».
Третья: «Ну, ты и глупая».
Раневская: «Ну, у тебя и память».
* * *
– Фуфа! – будит Раневскую эрзац-внук. – Мне кажется, где-то пищит мышь…
– Ну и что ты хочешь от меня? Чтобы я пошла ее смазать?
* * *
– Удивительно, – сказала задумчиво Раневская. – Когда
мне было 20 лет, я думала только о любви. Теперь же я
люблю только думать.
* * *
На съемках «Мечты» Ромма на Западной Украине хозяйка
квартиры, где жила Раневская, говорила:
– Пани Ранецкая, эта революция таки стоила мне
полздоровья.
* * *
Политизация населения дошла до точки кипения.
Раневская в качестве подтверждения этого ссылалась на
Щепкину-Куперник, которая рассказывала, как корректор
переделала фразу «на камине стояли Марс и Венера»
в «Маркс и Венера».
* * *
Если женщина идет с опущенной головой – у нее есть
любовник! Если женщина идет с гордо поднятой головой –
у нее есть любовник! Если женщина держит голову прямо –
у нее есть любовник! И вообще – если у женщины есть
голова, то у нее есть любовник!
* * *
Разгадывают кроссворд:
– Женский половой орган из пяти букв?
– По вертикали или по горизонтали?
– По горизонтали.
– Тогда ротик.
* * *
Опять отгадывают кроссворд.
– Падшее существо,
