– это просто свинство. Я считаю, что это
невежество Бога, когда он позволяет доживать до старости.
Господи, уже все ушли, а я все живу. Бирман – и та умерла, а уж от нее я этого никак не ожидала. Страшно, когда тебе
внутри восемнадцать, когда восхищаешься прекрасной
музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего
не успела, а только начинаешь жить!
* * *
– Жизнь – это затяжной прыжок из п…зды в могилу.
* * *
– Когда у попрыгуньи болят ноги, она прыгает сидя.
* * *
Раневская вспоминала:
– Ахматова мне говорила: «Вы великая актриса». И тут же
добавляла: «Ну да, я великая артистка, и поэтому я ничего
не играю, меня надо сдать в музей. Я не великая артистка, а
великая жопа».
* * *
– Жизнь проходит и не кланяется, как сердитая соседка.
* * *
«Третий час ночи… Знаю, не засну, буду думать, где достать
деньги, чтобы отдохнуть во время отпуска мне, и не одной, а с П.Л. (Павлой Леонтьевной Вульф). Перерыла все
бумаги, обшарила все карманы и не нашла ничего похожего
на денежные знаки…»
48-й год, 30 мая.
(Из записной книжки народной артистки)
* * *
– Когда я умру, похороните меня и на памятнике
напишите: «Умерла от отвращения».
* * *
Раневская на вопрос, как она себя сегодня чувствует, ответила:
– Отвратительные паспортные данные. Посмотрела в
паспорт, увидела, в каком году я родилась, и только
ахнула…
* * *
– Паспорт человека – это его несчастье, ибо человеку всегда
должно быть восемнадцать, а паспорт лишь напоминает, что ты можешь жить как восемнадцатилетняя.
* * *
«Для меня всегда было загадкой – как великие актеры
могли играть с артистами, от которых нечем заразиться, даже насморком. Как бы растолковать бездари: никто к вам
не придет, потому что от вас нечего взять. Понятна моя
мысль неглубокая?»
(Раневская, из записной книжки)
* * *
– У меня хватило ума прожить жизнь глупо.
* * *
– Я не признаю слова «играть». Играть можно в карты, на
скачках, в шашки. На сцене жить нужно.
* * *
– Это не театр, а дачный сортир. В нынешний театр я хожу
так, как в молодости шла на аборт, а в старости рвать зубы.
Ведь знаете, как будто бы Станиславский не рождался. Они
удивляются, зачем я каждый раз играю по-новому.
* * *
Встречаются Раневская и Марлен Дитрих.
– Скажите, – спрашивает Раневская, – вот почему вы все
такие худенькие да стройненькие, а мы – большие и
толстые?
– Просто диета у нас особенная: утром – кекс, вечером –
секс.
– Ну, а если не помогает?
– Тогда мучное исключить.
* * *
Семья заменяет все. Поэтому, прежде чем ее завести, стоит
подумать, что тебе важнее: все или семья.
* * *
Как-то, когда Раневская еще жила в одной квартире
с Вульфами, а маленький Алеша ночью капризничал и не
засыпал, Павла Леонтьевна предложила:
– Может, я ему что-нибудь спою?
– Ну зачем же так сразу, – возразила Раневская. – Давай
еще попробуем по-хорошему.
* * *
– Вот женишься, Алешенька, тогда поймешь, что такое
счастье.
– Да?
– Да. Но поздно будет.
* * *
Эрзац-внук спрашивает у Фуфы:
– Что это ты все время пьешь что-то из бутылочки, а потом
пищишь «пи-пи-пи»?
– Лекарство это, – отвечает Раневская. – Читать умеешь?
Тогда читай: «Принимай после пищи».
* * *
Фаина Георгиевна не раз повторяла, что не была счастлива
в любви: «Моя внешность испортила мне личную жизнь».
* * *
Олег Даль рассказывал:
– Снимается сцена на натуре. В чистом поле. У Раневской
неважно с желудком. Она уединяется в зеленый домик где-то на горизонте. Нет и нет ее, нет и нет. Несколько раз
посылают помрежа: не случилось ли что? Раневская
откликается, успокаивает, говорит, что жива, и опять ее все
нет и нет. Наконец она появляется и величественно
говорит: «Господи! Кто бы мог подумать, что в человеке
столько говна!»
* * *
– А вы знаете, я цветы не люблю. Деревья – мыслители, а
цветы – кокотки.
* * *
Раневская ходит очень грустная, чем-то расстроена.
– У меня украли жемчужное ожерелье!
– Как оно выглядело?
– Как настоящее…
* * *
Мальчик сказал: «Я сержусь на Пушкина, няня ему
рассказала сказки, а он их записал и выдал за свои».
– Прелесть! – передавала услышанное Раневская. После
глубокого вздоха последовало продолжение: – Но боюсь, что мальчик все же полный идиот.
* * *
После вечернего чтения Эрзац-внук спросил Раневскую:
– А как Красная Шапочка узнала, что на кровати лежит не
бабушка, а серый волк?
– Да очень просто: внучка посчитала ноги – волк имеет аж
четыре ноги, а бабушка только две. Вот видишь, Лешенька, как важно знать арифметику!
* * *
– Какие, по вашему мнению, женщины склонны к большей
верности – брюнетки или блондинки?
Не задумываясь, Раневская ответила:
– Седые!
* * *
– Страшно грустна моя жизнь. А вы хотите, чтобы я
воткнула в жопу куст сирени и делала перед вами стриптиз.
* * *
– Я провинциальная актриса. Где я только ни служила!
Только в городе Вездесранске не служила!..
* * *
В свое время именно Эйзенштейн дал застенчивой, заикающейся дебютантке, только появившейся на
«Мосфильме», совет, который оказал значительное
влияние на ее жизнь. «Фаина, – сказал Эйзенштейн, – ты
погибнешь, если не научишься требовать к себе внимания, заставлять людей подчиняться твоей воле. Ты погибнешь, и
актриса из тебя не получится!»
Вскоре Раневская продемонстрировала наставнику, что кое-чему научилась. Узнав, что ее не утвердили на роль
в «Иване Грозном», она пришла в негодование и на чей-то
вопрос о съемках этого фильма крикнула: «Лучше я буду
продавать кожу с жопы, чем сниматься у Эйзенштейна!»
Автору «Броненосца» незамедлительно донесли, и он отбил
из Алма-Аты восторженную телеграмму: «Как идет
продажа?»
* * *
– Как жизнь, Фаина Георгиевна?
– Я вам еще в прошлом году говорила, что говно. Но тогда
это был марципанчик.
* * *
Подводя итоги, Раневская говорила:
– Я родилась недовыявленной и ухожу из жизни
недопоказанной. Я недо…
* * *
– Всю свою жизнь я проплавала в унитазе стилем
баттерфляй.
* * *
– Успех – единственный непростительный
