class="p">соблюдавшего моральный советский кодекс днем, Раневская уже не смогла заснуть и лишь на рассвете
разглядела потухшую первую букву «М» на вывеске
мебельного магазина, написанной по-украински: «Мебля».
* * *
Перед Олимпиадой 1980-го года в московскую торговлю
поступила инструкция: быть особо вежливыми и ни в чем
покупателям не отказывать. По этому поводу ходило много
анекдотов. Вот один, весьма похожий на быль.
Заходит в магазин на Таганке мужчина и спрашивает:
– Мне бы перчатки…
– Вам какие? Кожаные, замшевые, шерстяные?
– Мне кожаные.
– А вам светлые или темные?
– Черные.
– Под пальто или под плащ?
– Под плащ.
– Хорошо… Принесите, пожалуйста, нам ваш плащ, и мы
подберем перчатки нужного цвета и фасона.
Рядом стоит Раневская и все это слушает. Потом
наклоняется к мужчине и театральным шепотом, так что
слышит весь торговый зал, говорит:
– Не верьте, молодой человек! Я им уже и унитаз
приволокла, и жопу показывала, а туалетной бумаги все
равно нет!
* * *
Актер Малого театра Михаил Михайлович Новохижин
некоторое время был ректором Театрального училища
имени Щепкина.
Однажды звонит ему Раневская:
– Мишенька, милый мой, огромную просьбу к вам имею: к вам поступает мальчик, фамилия Малахов, обратите
внимание, умоляю – очень талантливый, очень, очень.
Личная просьба моя: не проглядите, дорогой мой, безумно
талантливый мальчик.
Рекомендация Раневской дорого стоила Новохижин обещал
«лично проследить».
После прослушивания «гениального мальчика»
Новохижин позвонил Раневской:
– Фаина Георгиевна, дорогая, видите ли, не знаю даже, как
и сказать…
И тут же услышал крик Раневской:
– Что? Говно мальчишка? Гоните его в шею, Мишенька, гоните немедленно! Боже мой, что я могу поделать: меня
просят, никому не могу отказать!
* * *
Однажды Раневская с артистом Геннадием Бортниковым
застряли в лифте. Только минут через сорок их освободили.
Своему компаньону Фаина Георгиевна сказала:
– Геночка! Вы теперь обязаны на мне жениться: иначе вы
меня скомпрометируете.
* * *
Ткань на юбке Раневской от долгой носки истончилась.
Фаина Георгиевна скорее с удовольствием, чем с
сожалением, констатирует, глядя на прореху:
– Напора красоты не может сдержать ничто!
* * *
Александра Александровича Румнева, снимавшегося вместе
с Раневской в сцене бала в фильме «Золушка», искусного
графика и изысканного кавалера, Раневская называла
«Последний котелок Москвы». Румнев, давний друг Фаины
Георгиевны, часто приходил в ее полутемную комнату, они
подолгу беседовали. Он садился рядом и рисовал в своей
тонкой, карандашной манере; часто засиживался допоздна.
По меркам Лизы, домработницы Раневской, обстановка
была интимная. Однажды она выразила свой протест:
– Фаина Георгиевна, что же это такое? Ходить-ходить, на
кровать садится, а предложения не делает?!
* * *
14 апреля 1976 года. Множество людей столпилось в
гримуборной Раневской, которую в связи с 80-летием
наградили орденом Ленина.
– У меня такое чувство, что я голая моюсь в ванной и
пришла экскурсия.
* * *
«Народ у нас самый даровитый, добрый и совестливый. Но
практически как-то складывается так, что постоянно, процентов на восемьдесят, нас окружают идиоты, мошенники и жуткие дамы без собачек. Беда!»
(Из записной книжки)
* * *
Раневская как-то рассказывала, что согласно результатам
исследования, проведенного среди двух тысяч современных
женщин, выяснилось, что двадцать процентов, т. е. каждая
пятая, не носят трусы.
– Помилуйте, Фаина Георгиевна, да где же это могли у нас
напечатать?
– Нигде. Данные получены мною лично от продавца в
обувном магазине.
* * *
– Сейчас, когда человек стесняется сказать, что ему не
хочется умирать, он говорит так: очень хочется выжить, чтобы посмотреть, что будет потом. Как будто, если бы не
это, он немедленно был бы готов лечь в гроб.
* * *
Раневская изобрела новое средство от бессонницы и
делится с Риной Зеленой:
– Надо считать до трех. Максимум – до полчетвертого.
* * *
– 85 лет при диабете – не сахар, – сокрушалась Раневская.
* * *
Раневская тяжело переживала смерть режиссера Таирова.
У Фаины Георгиевны началась бессонница, она вспоминала
глаза Таирова и плакала по ночам. Потом обратилась к
психиатру. Мрачная усатая армянка устроила Раневской
допрос с целью выяснить характер ее болезни. Фаина
Георгиевна изображала, как армянка с акцентом
спрашивала ее:
– На что жалуешься?
– Не сплю ночью, плачу.
– Так, значит, плачешь?
– Да.
– Сношений был? – Внезапный взгляд армянки впивался
в Раневскую.
– Что вы, что вы!
– Так. Не спишь. Плачешь. Любил друга. Сношений не был.
Диагноз: психопатка! – безапелляционно заключила врач.
* * *
Раневской делают операцию под наркозом. Врач просит ее
считать до десяти. От волнения она начинает считать
невпопад:
– Один, два, пять, семь…
– Будьте повнимательнее, пожалуйста, – просит врач.
– Поймите, как мне трудно, – начинает оправдываться
актриса. – Моего суфлера ведь нет рядом.
* * *
– Фаина Георгиевна, вы опять захворали?! А какая у вас
температура?
– Нормальная, комнатная, плюс восемнадцать градусов…
* * *
– Моя любимая болезнь, – говорила Раневская, – чесотка: почесался и еще хочется. А самая ненавистная – геморрой: ни себе посмотреть, ни людям показать.
* * *
Раневская обедала в ресторане и осталась недовольна.
и кухней, и обслуживанием.
– Позовите директора, – сказал она, расплатившись.
А когда тот пришел, предложила ему обняться.
– Что такое? – смутился тот.
– Обнимите меня, – повторила Фаина Георгиевна.
– Но зачем?
– На прощание. Больше вы меня здесь не увидите.
* * *
Окна квартиры Раневской в высотке на Котельнической
набережной выходили в каменный внутренний двор. А там
– выход из кинотеатра и место, где разгружали хлебные
фургоны. Фаина Георгиевна с ненавистью слушала
знакомые народные выражения рабочих-грузчиков, отчетливо звучавшие на рассвете под ее окнами, а вечером
с тоской наблюдала шумные толпы уходящих домой
кинозрителей из «Иллюзиона».
– Я живу над хлебом и зрелищем, – жаловалась Раневская.
* * *
Раневская часто оставляла приоткрытой дверь на лестницу.
Нанятая недавно домашняя работница быстро поняла
возникшие для нее у Раневской новые возможности и
унесла шубу и вазочку из хрусталя, решив свалить все на
«открытую дверь». Обнаружив пропажу, Раневская
известила «товарищей милиционеров». Воровку накрыли с
поличным у нее дома, нашли еще несколько шуб и вазочек
– она не рассчитывала, что «интеллигенты заявят».
* * *
Фаина Георгиевна невзлюбила свою вернувшуюся блудную
шубу. Решила ее продать. Открыла шкаф в передней перед
покупательницей, оттуда вылетела моль. Раневская
крикнула:
– Ну
