Она принадлежит к тем женщинам, которые говорят: «Я ничего не смыслю в музыке, но должна сказать…»
Нельзя получить человека, поставив на задние ноги овцу. Но если поставить в это положение целое стадо овец, то получится целая толпа людей.
Заурядные святые обычно не сохраняются в памяти потомков, зато самые заурядные грешники живут в веках.
Из всех объектов ненависти самый ненавистный — когда-то любимая женщина.
Нет, кажется, на свете человека, который бы отказался позировать. Человек этот может быть стар, болен, нехорош собой, он может ощущать бремя ответственности перед нацией, а нация, в свою очередь, — переживать тяжелейший период своей истории — и тем не менее все эти доводы не помешают ему, не колеблясь, дать художнику согласие.
Быть суетным — значит заботиться о том, какое впечатление вы производите на окружающих. Быть самовлюбленным значит устраивать прежде всего самого себя.
Прошлое — это законченное произведение искусства безупречного вкуса и формы, начисто лишенное любых несообразностей.
Великие люди обыкновенно ничем от нас не отличаются — разве что ростом пониже.
Из всего бессчетного числа людей, что жило на нашей планете, не было ни одного человека, будь то персонаж исторический или легендарный, который бы умер со смеху.
Все, что стоит делать, уже делалось, поэтому теперь, мне думается, есть смысл обратить внимание на то, чего делать не стоит.
Я и без словаря цитат хорошо помню, что глаза — это зеркало души.
Жизненный опыт я черпаю прямо из жизни — быть может поэтому я так непозволительно груб.
Интересно, что бы они сделали со святым Граалем, если б нашли его?
«Так трусами нас делает раздумье»[13] — особенно раздумье бунтарское.
Нет большего бедствия за обеденным столом, чем гость, который норовит пересказать все свои сны.
Многое говорит в пользу неудачи. Во всяком случае, она куда увлекательнее успеха.
Человек, который вносит в искусство что-то новое, жестоко за это расплачивается: к нему со всех сторон сбегаются эпигоны и продают его оригинальный вклад по дешевке.
Истинная индивидуальность рождается где угодно — только не у себя дома.
Пусть молодые время от времени бунтуют. Но было бы полезнее, если б они призывали не к лучшему будущему, а к лучшему прошлому…
В известном смысле своим благополучием литература обязана критике. Вернее так: хорошая критика литературе полезна, плохая — вредна.С другой стороны, только хорошая литература может иметь хороших критиков.
К сведению политиков. Коль скоро ораторским искусством владеют лишь немногие из вас, коль скоро лишь единицы способны выражаться ясно, гладко и без банальностей, было бы гораздо лучше (и для публики, и для вас самих), если бы вы обращались к народу, стоя за закрытым окном.
Премьера — почти такая же пытка, как вернисаж…
С великими мира сего трудно разговаривать. Они не владеют искусством светской беседы, а вы — искусством беседы на вечные темы.
Утонченные литературные мастера редко гениальны. Ведь гениальность небрежна, она, по самой сути своей, всегда тороплива. Гению не до утонченности…
Время, этот усердный художник, подолгу трудится над прошлым, шлифует его, отбирая одно и отбрасывая другое с большим тактом.
Не будем пренебрегать формой в литературе. Ведь это кубок, куда наливается вино.
В конечном счете, лишь благодаря ревностному служению единиц хорошие книги становятся классическими.
Моды образуют круг, и, двигаясь по этому кругу, мы всякий раз оказываемся дальше от самой последней моды, чем от давно устаревшей.
Комедия апеллирует к голове, трагедия — к сердцу.
Профессионализм — вещь очень опасная, ведь он подбивает следовать расхожим представлениям и пренебрегать своими собственными, стремиться к тому, чтобы нравиться другим, а не себе самому.
Трагедия маститого критика: задолго до того, как завоевано право так называться, утрачена связь и с жизнью, и с искусством. Мастит, а сказать нечего.
Жажда знаний и любовь к учителю — вещи разные.
Многие неразумные вещи естественны. Все естественное — в той или иной мере неразумно.
Всякий, кто любит все недосягаемое, рано или поздно его возненавидит.
Настороженность человека к сатире можно понять. Сатира всегда бесчестна, ибо является выражением ненависти ко всему тому, что безотчетно нами любимо.
Англия, мне кажется, — это единственная страна, в которой антипатриотическая пьеса пройдет «на ура»… ведь самомнение наше столь велико, что от унижения не страдает.
Некоторые писатели боятся банальностей. Я — нет. Ведь банальность — это не что иное как старая, испытанная временем мудрость.
Разрушать — это по-прежнему самая сильная из врожденных склонностей человека.
Только безумцы принимают себя всерьез.
Философу, логику, математику, социологу, общественному деятелю, лауреату Нобелевской премии по литературе (1950) Бертрану Расселлу принадлежит немало мудрых мыслей, в которых дали себя знать постоянно видоизменяющиеся взгляды философа и политика. Были у Расселла и постоянные пристрастия: либерализм, индивидуализм, резко отрицательное отношение к христианству, ко всем без исключения «измам», непримиримость к войне и агрессии. В нашу антологию вошли высказывания Расселла из «Скептических эссе» (1935), из «Непопулярных эссе» (1950), из таких работ, как «Завоевание счастья», «Логика и знание», «Новые надежды в меняющемся мире», «Брак и мораль», «Мистика и логика», «Мысли о мыслях», «Свобода и власть», «Власть и индивидуальность», а также выдержки из статей и интервью Рассела, из его Нобелевской речи, из писем и воспоминаний о нем.
Скука — серьезная проблема для моралиста, ибо со скуки совершается по крайней мере половина всех грехов человечества.
Каждый человек окружает себя успокаивающими убеждениями, что вьются вокруг него, словно рой мух в жаркий день.
Совместимость жестокости с чистой совестью — предел мечтаний для моралистов. Поэтому-то они и выдумали ад.
Счастливая жизнь должна быть в значительной степени тихой жизнью, ибо истинная радость может существовать лишь в атмосфере тишины.
Уметь с умом распорядиться досугом — высшая ступень цивилизованности.
Непристойность — это все то, что повергает в ужас пожилого и невежественного судью.
Мысль не свободна, если ею нельзя заработать на жизнь.
Больше всего гордятся собой две категории людей: те, кто несчастлив, и те, кто страдает бессонницей.
То время, что он не проводит перед зеркалом, уходит у него на пренебрежение своими обязанностями.
Как это ни грустно, люди соглашаются лишь с тем, что их, по существу, не интересует.
Человек — существо доверчивое, он должен во что-то верить — не в хорошее, так в плохое.
Главный недостаток отцов: они хотят, чтобы дети ими гордились.
Нет ничего более утомительного и бесполезного, чем нерешительность.
Даже в цивилизованном обществе инстинкт единобрачия иногда дает о себе знать.
Наши эмоции обратно пропорциональны нашим знаниям: чем меньше мы знаем, тем больше распаляемся.
Патриотизм — это готовность убивать и быть убитым по самым тривиальным причинам.
Плохие философы могут иметь определенное влияние в обществе, хорошие — никогда.
Смысл философии в том, чтобы начать с самого очевидного, а закончить самым парадоксальным.
В нашем великом демократическом обществе по-прежнему бытует мнение, будто глупый человек большей частью честнее умного, и наши политики, используя этот предрассудок в своих интересах, притворяются еще более глупыми, чем они родились на свет.
Когда собеседник подчеркивает, что говорит правду, можете не сомневаться: он лжет.
Когда монашек, которые моются, не снимая купальных халатов, спрашивают, зачем такие предосторожности, ведь их никто не видит, они отвечают: «А боженька? Он-то все видит».
Человек, страдающий манией величия, отличается от нарцисса тем, что власть он предпочитает обаянию, стремится вызвать страх, а не любовь. К этому типу относятся многие безумцы и большинство великих людей.
Чем больше о нас говорят, тем больше хочется, чтобы о нас говорили. Приговоренному к смерти убийце разрешается прочесть в газетах отчет о судебном процессе, и он придет в ярость, если обнаружится, что какая-то газета уделила его делу недостаточно места… Политиков и литераторов это касается в той же мере.
