– Почему нет?
– Извини.
– Вы мне не доверяете?
– Извини, – повторил я.
– Я не стану убегать с вашей сумкой.
– Ладно, – сказал я. – Давай понесем вместе.
Я подал ему одну лямку, взялся за другую, и мы дошли до конца улицы, где безумными огнями встретило нас казино.
Я дал ему сотню долларов.
– Спасибо, – сказал он, но в голосе его слышалась грусть, словно такие большие чаевые были лишним доказательством того, что он нищий.
– Теперь ты должен отдать эти деньги тому, кому они больше нужны.
– Я не знаю никого, кому бы они были нужны больше.
– Всегда найдется такой человек.
– А как же я?
– Они вернутся к тебе, – уверил я. – И вернутся вдвойне.
– Откуда вы знаете?
– Так и будет, если ты в это поверишь.
– Вы что, волшебник?
– Нет.
– Вы Иисус?
– Нет.
– Это настоящие деньги?
– Да.
Он мгновение смотрел на меня в упор, затем развернулся и побежал. Я постоял перед отелем, подождал, не обернется ли он, но он так и не обернулся.
В лобби люди скармливали монеты «одноруким бандитам», и автоматы издавали издевательски печальные звуки. Зарегистрировавшись на рецепции, я поехал в лифте на десятый этаж, но, должно быть, произошла ошибка: весь этот этаж был залит водой. Гондольеры распевали песенки, переправляя туристов по внутренним каналам. Я попытался сунуться на одиннадцатый этаж, но и там номеров не оказалось; это был торговый центр. Люди с сумками для шопинга сновали из одного ярко освещенного магазина в другой; дети сосали фруктовый лед и кругами бегали друг за другом. На девятом этаже – что-то вроде склада – сотни безголовых манекенов стояли рядами, наряженные в вечерние платья с блестками.
Я снова спустился в лобби. Я уже подумывал о том, чтобы миновать рецепцию и выйти на улицу, где я мог бы снова отыскать того мальчишку и великана и угостить их обедом, но бледная женщина с растрепанными рыжими волосами узнала меня и попросила дать ей автограф. Она сказала, что с нетерпением ждет моей лекции, которая должна состояться на следующий день. Она прочла все три мои книги; они изменили ее жизнь, сказала она мне: она использовала силу намерения, чтобы исцелиться от артрита и хронической усталости, а потом встретила свою самую большую любовь; весной они собираются пожениться.
– Поздравляю, – проговорил я. – Всего вам наилучшего.
– Все наилучшее мы создаем сами.
Я расписался в книге, под подписью добавил «С наилучшими пожеланиями», затем протянул книгу ей.
– Будьте здоровы, – сказал я. – Берегите себя.
Она схватила меня за руку, закрыла глаза и поклонилась. Какое-то мгновение мне казалось, что она вот-вот поцелует мне руку.
– Спасибо, о, спасибо вам огромное! – вымолвила она.
Я попытался отнять руку, но она ее не выпускала. Я потянул сильнее, и она, наконец, отпустила; открыла глаза, словно очнулась от сна.
– Вы – живой святой, – заявила.
Она стояла и смотрела на меня, ожидая, что я поблагодарю ее, что одобрю ее утверждение или стану отрицать его.
– Прощайте, – сказал я и ушел.
На пути к лифту – как выяснилось, мой номер располагался на двенадцатом этаже – я миновал площадку распродаж: десятки торговцев продавали книги, вдохновляющие календари, компакт-диски, гадальные «ангельские карты», кристаллы, камни, ювелирные украшения и нечто, именовавшееся «одеяниями богини»: белые и серые средневековые робы, отделанные черной бархатной лентой; голубые хлопковые платья с шалями под стать; красное бархатное платье с рукавами «фонариком»; такими нарядами щеголяют в волшебных сказках.
Я прошел мимо лифта и двинулся дальше, потому что услышал аплодисменты; они доносились из большой лекционной аудитории, запруженной народом. Я присоединился к толпе, толкавшейся в дверном проеме. Маленький японец, стоящий за кафедрой на сцене, объяснял, как молекулы воды реагируют на человеческие мысли и эмоции [7] . Его помощник сменил слайд: вот как выглядят молекулы воды, когда произносишь слово «Гитлер».
Щелк . Молекулы воды, когда говоришь «любовь».
Щелк . Слова «страх», «спасибо», «аминь». Ассиметричный узор тусклых оттенков, или сложный и разноцветный узор в форме снежинки – в зависимости от тех слов, которые были произнесены или задуманы. Слайды сменялись слишком быстро; я не мог различить, какие из них были хорошие, какие плохие. Все они казались мне одновременно прекрасными и пугающими. «Человеческое тело в основном состоит из воды», – говорил он.
Щелк – и я ушел, чтобы найти свой номер.
Я знал, что они у меня в сумке, но то и дело тянулся проверять: дважды – в своем номере, еще раз – в лифте, еще раз – в ванной, за несколько минут до того, как должна была начаться радиопрограмма. Срок годности таблеток истек много лет назад, слова на этикетке давным-давно стерлись. Мой «мозгоправ» выписал их, когда мне было чуть больше двадцати лет. Когда он спросил, что меня беспокоит, я рассказал ему правду: что я верю в то, что могу заставить события происходить с помощью мысли; что мне приходится быть осторожным со своими мыслями; что я не могу перестать видеть мир в оттенках тьмы и света, позитивного и негативного; что моя квартира битком набита мусором, который я обязан спасать; что определенные объекты связаны с другими объектами; что на свете слишком много правил, слишком много знаков повсюду, что всё что-то означает. Он носил кардиганы и круглые очочки, дужки которых крючками цеплялись за уши. Он испытывал горячее желание спасти меня, в этом мы с ним были похожи, так что я изо всех сил старался заставить его поверить, что он действительно мне помогает. Он выдвинул предположение о том, что я сложен из множества составляющих, и некоторые из этих составляющих пытаются защитить меня, не дать мне ощутить боль. «Это невыполнимая задача», – говорил он. Я кивал и соглашался, но так и не поверил ему до конца. А потом однажды, спустя год, я не явился на сеанс, и больше не возвращался никогда.
Таблетки, даже при регулярном пополнении запасов, должны были со временем кончиться. Мне пришлось «слезать» с них постепенно. Сначала по четыре в день, потом чередуя через день по четыре и по три, потом по три в день, потом чередуя три и две в день, и так далее. Но, даже прекратив их принимать, я повсюду таскал с собой пузырек. Бумажник, ключи, таблетки. Карманы моих брюк вытягивались по форме пузырька. Много лет спустя, после того как была опубликована моя первая книга, я решил оставлять их дома. Если бы я не мог взять такси до аэропорта, прилететь самолетом в Чикаго, а потом доехать в другом такси до отеля, где мне предстояло выступать, и проделать все это без таблеток, я был бы жуликом – и что бы я ни сказал людям, которые заплатили за то, чтобы послушать мои речи, это не имело бы никакого значения.
Истинно мужественным поступком было бы спустить эти таблетки в унитаз. То, что я хранил их в ящике своего письменного стола, было признаком моей убежденности в том, что однажды они снова мне понадобятся. Я мог бы тогда сказать, что я сам создал собственную реальность: человек, стоящий в ванной комнате лас-вегасского отеля-казино, открывающий, закрывающий, снова открывающий пузырек с таблетками, пытаясь решить, удастся ли ему выдержать радиопрограмму без транквилизаторов. То, что я так и не принял таблетку – в тот момент, – было актом не столько мужества, сколько страха: страха перед тем, что кто-то об этом узнает, что таблетки больше не действуют, что я обману всех людей, которые читали мои книги.
Так что вместо этого я уселся в кресло рядом с Моной Лизой Мерсер – женщиной, которая организовала конференцию «Измени свою жизнь!», которая сама была автором бестселлеров, гранд-дамой жанра самопомощи, приближалась к восьмому десятку, но выглядела ближе к шестидесяти, с гладкой кожей и длинными седыми волосами – и не вынимал руку из кармана. Ощутив приступ паники, я мог бы ущипнуть себя через подкладку брюк. Мы сидели в маленькой комнатушке возле лобби, в аудитории было человек сто. Анжела Пейн, ведущая радиостанции, тоже писательница, собиралась брать у нас интервью и распределять вопросы, поступавшие в студию. Она была одного возраста со мной. Темные волосы, темные глаза, длинная голубая юбка, черные ботинки. В лифте я заметил флаер с рекламой ее книги «От стресса к успеху за 30 дней».
Мона Лиза Мерсер наклонилась и потрепала меня по руке; посмотрела на меня своими большими голубыми глазами и сказала:
– Ты же не нервничаешь, не так ли, милый?
– Нет, – соврал я. – Конечно, нет.
– Видишь ли, я вижу, когда человек нервничает, – она наклонилась ко мне ближе, прищурила глаза, опустила взгляд на уровень моей груди. – Это выглядит как желтый свет в районе сердца.
– Ну, может, я и вправду немного нервничаю.
– Будь поосторожнее: у тебя чудесные волосы, отличная шевелюра. А страх может вызвать облысение, – она вновь перевела взгляд на мое лицо, выпустила мою руку. – Шутка, – призналась она. – Нет, страх действительно может стать причиной облысения, это верно, но легкого желтоватого свечения у сердца для этого недостаточно.
