Анжела Пейн отвернулась от нас, чтобы прокашляться.
– Надеюсь, мне удастся пережить эту программу, не заходясь кашлем.
– Послушай меня, – сказала Мона Лиза. – Положи руку на горло.
Я положил руку на горло, и она возразила:
– Нет, я обращалась к Анжеле, но ты тоже можешь так сделать, если хочешь. Анжела, положи руку на горло и повторяй за мной.
Анжела поднесла ладонь к шее.
– Я готова меняться, – произнесла Мона Лиза.
– Я готова меняться, – послушно повторила Анжела.
– Страх означает упрямство, – пояснила Мона Лиза. – Всякий раз как кто-нибудь на моих семинарах раскашляется, я прерываю наши занятия и заставляю этого человека положить ладонь на горло и сказать: «Я готов меняться». Если он снова начинает кашлять, я прошу его повторить.
Я дотронулся до пузырька, лежавшего в моем кармане. Стоило мне это сделать, как Мона Лиза велела:
– Дай-ка мне свою руку.
Я выпустил пузырек и вынул руку из кармана. Она крепко взяла меня за руку, посмотрела на меня и сказала:
– Эрик, я благодарна за то, что ты сегодня здесь. Я благословляю тебя и твою работу.
– Спасибо, – пробормотал я.
Когда программа началась, Анжела представила меня и Мону Лизу, затем коротко проинтервьюировала нас. Попросила Мону Лизу рассказать слушателям, каким образом она пришла к вере в способность нашего разума как создавать, так и исцелять болезни.
– Я верю в это, поскольку я этим живу, – ответила она.
– Может быть, вы расскажете нам немного о своей истории? – предложила Анжела. – Для тех слушателей, которые могут быть с ней пока незнакомы.
– Моя история – это история Вселенной, – ответила Мона Лиза. – Пришлось бы начинать с самого Большого Взрыва. Ведь все взаимосвязано, дорогая.
Ее история была хорошо известна: изнасилование, когда ей было десять лет; жестокое обращение со стороны отчима; беременность в пятнадцать, аборт; два неудачных брака до того, как ей исполнилось сорок; рак в сорок пять; чудесное самоисцеление благодаря диете, прощению и клизмам; серия мега-бестселлеров с перечислением каждого заболевания человеческого тела и его эмоциональной причины. Если у вас проблема с глазами, значит, вы упорствуете в отрицании – в вашей жизни есть что-то такое, чего вы не желаете видеть. Когда я вижу ребенка в очках, я думаю: что-то такое происходит дома у этого ребенка, чего он не хочет видеть. Проблемы с мочевым пузырем возникают из-за гнева. Это когда ты готов описаться от злости, милый – просто, как дважды два. Мигрени создаются людьми, которые желают быть совершенными и бесятся из-за того, что они несовершенны. Это почти всегда снимается мастурбацией – сексуальная разрядка растворяет гнев и боль. Болезни, передаваемые половым путем, провоцируются стыдом за половую сферу. Анус так же прекрасен, как и глаза; необходимо начать ощущать родство со своей пятой точкой!
– Каждый страдает от ненависти к себе и вины, – говорила она теперь. – Они создают болезнь, которая есть форма самонаказания. А хорошая новость состоит в том, что высвобождение этих эмоций рассеет даже рак.
– Вы согласны, Эрик Ньюборн?
– Невозможно отрицать, что разум могуществен, – ответил я. – Куда бы вы ни отправились в этом мире, вы встречаете себя – манифестацию собственных мыслей.
Я обвел взглядом аудиторию. Мужчина без обеих ног стоял на руках, которые сделали бы честь бодибилдеру; его обрубки даже не касались пола. Женщина с нервным тиком непрерывно трясла руками, будто собираясь бросать кости. Мальчик, сидевший рядом с матерью, страдавший ожирением, то и дело тискал свой пенис. Я покатал пальцами пузырек в кармане, ища позитива. Вернулся взглядом к человеку с ампутированными ногами: надо же, какие мощные у него руки! Но теперь он, должно быть, устал; он лег в проходе между рядами и уставился в потолок.
– Когда ощутите гнев, – продолжала меж тем Мона Лиза, – крепко сожмите средний палец на руке и посмотрите, что случится: гнев растворяется. Средний палец на правой руке – для мужчины, на левой – для женщины; это всегда срабатывает.
Первый из позвонивших задал вопрос о питании.
– Все очень просто, – отрезала Мона Лиза. – Если это растет, ешьте. Если не растет – не ешьте.
Следующий звонивший пожелал узнать о том, как проходит обычный день у каждого из нас, и я стал говорить о сегментировании, о котором писал в своей второй книге «Это уже в пути». Разбиваешь день на сегменты, один за другим: чистка зубов, душ, прогулка, чтение книги, съедание персика. Фокусируешься на позитиве, на чудесном, и если делаешь это, то привлекаешь еще больше чудесного и позитивного в свой следующий сегмент.
– А что, если случайно заметишь что-нибудь негативное? – поинтересовался слушатель. – Скажем, выходишь на пробежку и видишь мертвую птицу.
– Всегда есть выбор, – ответил я. – Вы можете благословить жизнь этой птицы, вознести благодарность за то, что эта птица вообще существовала.
– Мы живем в «да»-вселенной, – подхватила Мона Лиза. – Что бы вы ни послали во вселенную, оно вернется к вам обратно. Вот почему я каждый день преисполнена благодарности. Точнее будет сказать, я не наполнена благодарностью. Я и есть благодарность. Я благословляю свой дом, зная, что в него входит только добро. Я благословляю свой телефон и почтовый ящик, зная, что ко мне приходят лишь хорошие новости. Я заранее благодарна. По крайней мере час в день я сижу с распростертыми объятиями. Я начинаю каждый день с того, что смотрю в зеркало и говорю: «Ты замечательная, и я люблю тебя. Это один из лучших дней в твоей жизни». Иногда я даже напеваю это себе.
Звонивший отключился. Анжела спросила:
– А что, если это не срабатывает?
– Невозможно, – категорично заявила Мона Лиза. – Это всегда срабатывает: что отдаешь, то и получаешь.
– А у вас когда-нибудь было так, чтобы это не срабатывало? – обратилась Анжела ко мне.
– Зависит от того, что вы имеете в виду, – сказал я. – Всегда ли ко мне приходит лишь благо? Нет. Всегда ли возвращается то, что я посылаю вовне? Да, полагаю, это так.
– Чушь собачья!
Мы вгляделись в толпу; это был мужской голос.
Потом мы снова его услышали.
– Надеюсь, что все вы заболеете раком!
Из задних рядов шел вперед мужчина: очки, редеющие волосы, рубашка и галстук, босой.
– А как же холокост? – спросил он. – Что, у этих людей было слишком много негативных мыслей? – Он подошел ближе, остановился прямо перед нами. Руки он сложил на груди, будто молился; глаза за очками помаргивали. Его голос стал громче: – А как насчет сентября? Что, у каждого человека, который оказался в тот день в башнях-близнецах, было слишком много негативных мыслей?
Толпа вокруг него подалась назад, вся, кроме мужчины с ампутированными ногами, который остался на месте, только снова встал на руки.
Со всех сторон к нему спешили охранники; он заложил руки за спину.
– Я знаю порядок, – бросил он охране. На него надели наручники и повели к выходу, но, даже выходя из зала, он кричал нам:
– Вселенная устроена не так! Не так она устроена! Мы не ответственны за собственные страдания!
Анжела попыталась достойно выйти из положения, сказав:
– Наши слушатели, должно быть, все слышали. Здесь произошел инцидент: мужчина выступил с трудными вопросами. Я хотела бы знать, может ли кто-нибудь из вас что-нибудь ему ответить.
Я исхитрился одной рукой снять крышечку с пузырька и сунуть пальцы внутрь. Притворившись, что почесываю бороду, сунул таблетку в рот. Я решил не глотать ее, но таблетка начала растворяться у меня на языке, горький вкус, который я вспомнил мгновенно.
– Господь его благослови, – проговорила Мона Лиза. – Рак на пороге, явный случай. Могу только надеяться, что он освободится от своего гнева.
– Однако его вопрос заставил меня задуматься, – продолжала Анжела. – Каким образом человеческое страдание грандиозных масштабов – к примеру, холокост, геноцид или нападение террористов – вписывается в вашу духовную систему?
– Прошу прощения, – сказала Мона Лиза, – но я должна быть честной и сказать: послушайте, сейчас не время для обвинений. Прошлое – это прошлое. Сейчас время для того, чтобы исцеляться.
– Эрик Ньюборн, – обратилась ко мне Анжела, – а вы что-нибудь скажете?
– Куда бы вы ни пошли в этом мире, – повторил я, – вы встречаете себя.
В тот вечер от номера к номеру бродили дети, распевая рождественские псалмы.
Я лежал в кровати, потрясенный тем, что сказал тот человек. Но таблетка, срок годности которой истек много лет назад, по-прежнему действовала. Может быть, это был лишь эффект плацебо. Как бы там ни было, тревога вытекла из моей груди в руки и ноги, затем вылетела из моих пальцев, поднялась к потолку, стала желтой тенью, ждущей, пока действие лекарства прекратится, чтобы начать снова постепенно нисходить в мое тело во сне, или утром, или во время моей лекции на следующий день, или когда я вернусь домой к Кэри и тому, что растет внутри нее, к той твари, которой я всегда боялся. Не имеет значения, когда: она будет терпеливо парить надо мной, а потом спустится ко мне.
