Через несколько недель после визита инспектор направляет подробный отчет о пребывании, называя имена и, только представьте себе, даже цитируя диалоги с разными сотрудниками (как будто он – чертов УильяАААм Шекспир). Всего лишь одна горничная, болтающая по мобильному, или один звонок на рецепцию, когда не произносится имя гостя – и все летит к черту, и тогда все точно знают, кто подвел команду. Можно потерять этот алмаз, положив кредитку или выписку на стол, а не передав в руки гостю. Нужно отдавать все прямо в руки. Царит такое напряжение, что его ощущаешь почти физически.
Но «Бельвью»? Похоже, их ничто не волновало. Прежде всего, честно говоря, место оставляло желать лучшего. У нас даже не было Wi-Fi в номерах. Надо было просить номер с DSL-кабелем, а затем за это платить. Даже дешевые придорожные мотели могли похвастаться, что у них Wi-Fi во всех номерах. Уже можно было принести свой ноутбук в любой «Макдоналдс» и лазить по сети в грязных туалетах, если вам того хотелось.
Я вспоминаю, как регистрировал известного музыканта, истинного новатора панка и хардкора, очень уважаемого и в узких, и в широких кругах, хотя при своем-то звездном статусе он мог бы и мимо пройти. Но я поймал его и сразу же поменял его бронь на номер с видом на Центральный парк (о да, у нас они есть, и позже они мне еще пригодятся). Он, казалось, был благодарен, как я и ожидал. Но через пять минут он спустился и сказал, что ему обязательно нужен Интернет. Я рассказал ему о виде на парк и что, если я переведу его в номер с DSL, этого вида он лишится.
– Мне нужен Интернет, – ответил он.
– Понял. Ой, а вы можете просто зайти на WWW точка Centralpark точка ком и посмотреть этот вид на веб-сайте. Это так же красиво, правда? – Шутку встретили мертвой тишиной.
Много панка. Много хардкора. И никаких хиханек.
В защиту «Бельвью» нужно сказать: по многим причинам они могли позволить себе не гнаться как полоумные за пятым алмазом. Подозрительное отсутствие Интернета – только начало. В «Бельвью» был бассейн, что фактически давало ему преимущество над большинством отелей Нью-Йорка. Существует длинный список вещей, необходимых для получения этой пятой звезды, или алмаза, и бассейн – одна из них. Но еще одно требование – спа-центр. То, чего у нас не было. А с этого места и далее требования становятся все абсурднее (например, минимально допустимые объем телевидения и, как ни странно, длина ригеля в замке). Полагаю, это была одна из причин, почему персонал не напрягался. Это и еще тот факт, что, похоже, управляющая компания (огромная породистая фирма в этом бизнесе – возможно, крупнейшая гостиничная сеть в мире) отказалась от этого отеля. Они не тратили ни доллара на ремонт, и клиенты уже начали это замечать. Откровенно говоря, экраны наших телевизоров были недостаточно плоскими.
Вот благодаря чему мы с Кайлой могли класть локти на стол и говорить: «Твою мать, взгляни на этого парня, вот тут. Жееесть».
Казалось, никто ни о чем не парится, даже наш генеральный. Его звали Шон Рид и, как выразился Бен: «Этот человек – вонючий алкоголик. Вонючий. – И, после своего коронного жизнеутверждающего жеста рукой, похожего на горизонтальный удар в карате: – «Но зато отличный парень».
Рид задавал мне только один вопрос. Не то чтобы он говорил со мной всего один раз, но всякий раз при встрече со мной он задавал мне один-единственный вопрос. Он на полном ходу носился по коридору, между лифтами и фойе, волосы зализаны гелем и выкрашены в «космический черный» (за что его прозвали «Только для мужчин»), правая рука всегда в правом кармане, и, того, пьяный. Он трогал свободную левую руку на столе, как птица, ненадолго присевшая на ветку, и, кашлянув, быстро спрашивал одно и то же:
– Ну что, какая сегодня заполняемость?
– Примерно семьдесят три процента, сэр.
Он снова откашливался или с силой выпускал воздух из легких, как автобус, подъезжающий к остановке, затем его рука взлетала, опускалась обратно в карман, и Шон Рид уносился в лобби-бар.
– Прямо к выпивке, – говорил Бен.
– Возможно, он спрашивает там о бизнесе, Бен. Мол, сколько заказано обедов.
– Том, он просит виски со льдом в кофейном стаканчике. Смотри, вон, ему налили.
Я предположил, что это мог быть и кофе. Но нет.
– Здесь полный бардак, – как-то сказал я.
Серый Волк поднял глаза, облепляя квитанциями полную чемоданов телегу, и быстро подошел к столу.
– Можешь осуждать его сколько угодно, Том. Но, Бен, помнишь Только для Мужчин во время отключения электричества[21]? После этого я перестал его осуждать.
– А что случилось?
– Он спас бизнес, – сказал Бен. – В ту минуту, когда в городе отключился свет, этот человек сориентировался первым. Он выдал всем сотрудникам фонарики, послал нас помогать гостям перемещаться по лестнице, принес одеяла и раскладушки в фойе, подавал кофе и апельсиновый сок, позвонил в отель напротив и потребовал, чтобы они открыли погрузочную платформу и включили генераторное освещение, благодаря чему наше фойе буквально залило светом. Он позаботился обо всем.
– Вы, парни, жили в отеле?
– Да, черт возьми, конечно. Помнишь, Волк? Мы спали в холле и провожали гостей с фонарями вверх и вниз по пятидесяти лестничным пролетам. Рид постоянно все контролировал, и все шло как по маслу. Он никогда не покидал фойе и никогда не спал. А вот Эль-Сальвахе спал. Помнишь его храп той ночью? Гости, которые предпочитали спать на раскладушках в фойе, не могли поверить, что эти звуки издает человек. У него даже не было кровати и одеяла, он просто сворачивался в клубок возле стойки регистрации, как толстый бомж, и храпел.
В этот момент подъехал целый автобус итальянцев, они наводнили фойе, жестикулируя и крича друг другу, а туроператор пытался жестикулировать и реветь еще громче, пытаясь организовать их и направить к стойке регистрации.
Швейцар Эдуардо протиснулся в фойе. Он питал слабость к туристам.
Однажды ночью я опоздал в паб, двумя минутами раньше Эдуардо отправил в нокаут какого-то туриста диспенсером для салфеток. Когда я вошел, персонал отеля выскакивал из паба, как пробки из бутылок шампанского.
– Что я пропустил? Что пропустил?
– Все, – сказал Бен, допив остатки пива из своего полулитрового бокала и со стуком поставив его на барную стойку.
Но теперь, когда Эдуардо подошел к моему столу, его усатое лицо было искажено раздражением, которое в его случае выглядело как безумная улыбка. По сути, все его выражения лица (печальное, расстроенное, счастливое, озадаченное, смущенное) походили на улыбку сумасшедшего. Из-за рычащего акцента его речь было почти невозможно разобрать, а его руки почему-то всегда были грязными, на ногтях черные синяки, а по краям – раздраженная красная кожа.
– Эта группа, кто-нибудь предупреждал о ней? Этот автобус перегородил мне улицу. Где генеральный?
Эдуардо всегда грозил дойти со своими жалобами до самого верха. Даже он знал, что это смешно. Если бы рядом с кулером не оказалось стаканчиков, он бы сказал: «Слушайте, это черт знает что. Я серьезно поговорю с генеральным. Нет стаканчиков». И безумненько улыбался бы – так же, как гостям, в чей разговор встревал своими густыми черными усами, ожидая чаевых, пока клиентам не становилось настолько неудобно, что они готовы были откупиться, лишь бы швейцар вернулся на улицу. Затем гости обращались ко мне и жаловались на его навязчивость. Жаловаться мне! Я обожал Эдди. Я работал с ним каждый день, а этого гостя видел еще полминуты – и больше никогда. Конечно, я хотел, чтобы гостю было комфортно, а когда сотрудник напрашивается на чаевые, всем становится неудобно. Но я видел, как Эдди нагружал багажную тележку, стараясь, чтобы последний чемодан принял устойчивое положение. Ничего страшного, если гость не хочет давать на чай, но зачем обращаться ко мне за одобрением? Я не согласен. Я думаю, Эдди заслуживает чаевых. Или, по крайней мере, благодарности, признательности. Вместо этого некоторые гости пытаются делать вид, что его просто не существует. Вот почему Эдди сует свои усы в вашу беседу, чтобы утвердить свое существование, хотя бы ради «спасибо».
– Нет стаканчиков, Том? Мы что, собаки? Я должен пить из ладошек?
– Не пей из ладошек, Эдди, пожалуйста. Только не из своих. Это небезопасно.
Но сейчас он был в ярости из-за этой внезапно возникшей группы; автобус с итальянцами означает целый автобус сумок, которые придется пометить ярлыками и сложить в фойе, пока посыльные смогут рассортировать и разнести их. Эти гости никогда не дают чаевых, но это на самом деле не проблема, потому что «носильщики» включены в их счет, обычно от трех до пяти долларов за сумку (и при заселении, и при выезде), и эти деньги делятся между всеми посыльными и швейцарами поровну. Возможно, Рид даже видел, как этот автобус подъехал и выпустил поток итальянцев. Вероятно, он поднял космически-черную бровь, сделал глоток из своего стаканчика со скотчем и заорал на весь Мидтаун. Но, конечно, было бы лучше, если бы сотрудников предупредили об атаке туристов. Второй швейцар, работавший с Эдди, был в пабе по соседству – «на своем законном перерыве» – и за стойкой находились только я и Кайла, без менеджера. Внимание Кайлы поглотил ее компьютер, который незаконно подключился к веб-сайту под названием «Mi Gente», или «мой народ» – по сути, латиноамериканская версия Facebook.
