Кармелита открыла кран, налила воды в синюю пластмассовую чашку и подала Мари. Мари отказалась.
– А в бутылках у вас нет?
Она сделала жест, будто отвинчивает пробку. Хуан Хосе предупреждал ее, чтобы она не пила воду из-под крана. Что годилось для его семьи, не годилось для Мари. Об этом Мари тоже забыла. Кармелита покачала головой.
– Leche? [50] – спросила Мари и показала на Кейтлин. – Для нее? Не для меня. Для моей девочки.
Кармелита открыла холодильник и достала пакет молока.
– Gracias, Кармелита, – сказала Мари.
Кейтлин еще не совсем отошла от своей истерики в público. Глаза ее были красными, светлая кожа покрылась нервными пятнами. Кармелита налила молока в другую пластмассовую чашку и дала ее Кейтлин.
– Желтая чашка, – сказала Кейтлин.
Кармелита натянуто улыбнулась.
– Правильно, – сказала Мари. – Это желтая чашка.
– Дома у меня есть чашка с Элмо, – сообщила Кейтлин. – И еще чашка с динозаврами. И фиолетовая соломинка. Мой папа пьет из пиалы. Не из чашки.
В кухню вошли мать Хуана Хосе и девочка-подросток. Девочка была высокая, с длинными блестящими черными волосами. На ней была обтягивающая футболка, а на руках она держала грудного младенца. Это была Марибел, только на шесть лет старше. Раньше они с Мари часто ходили купаться. Марибел возвращалась из школы, делала домашнее задание, и они шли на пляж. А после пляжа в магазин, и Мари покупала ей конфеты.
– Марибел! – воскликнула Мари с облегчением. Наконец-то человек, который относится к ней с симпатией. Мари всегда нравилась Марибел, и это было взаимно.
Но лицо Марибел было таким же холодным, как и у матери Хуана Хосе и Кармелиты. Теперь она была одной из них. Встала на их сторону.
– Ты помнишь меня? Я Мари. Я была невестой твоего дяди, Хуана Хосе. Я покупала тебе конфеты.
– Я помню, кто ты, – сказала Марибел. – Ты gringa, [51] которая заставила моего дядю ограбить банк. Это из-за тебя он сейчас мертв.
Вот значит, как они думали.
Что это Мари виновата в смерти Хуана Хосе.
Мари беспомощно покачала головой. Она не знала, что можно сказать в свое оправдание. Она не грабила банк. Понятия не имела, что незнакомец, которого она встретила в баре, через неделю совершит ограбление. И уж тем более не поощряла его. Если бы она знала, предупредила бы, что его поймают. Мари всегда ловили, что бы она ни сделала неправильного. Мари смотрела, как Кейтлин пьет молоко, и думала, что ничего в своей жизни она, кажется, не сделала правильно. Она любила Хуана Хосе. Любила его и верила ему. И не была виновата в его смерти.
И в конце концов, стоя на кухне и глядя на Кейтлин с желтой пластмассовой чашкой в руках, Мари вспомнила, что на самом деле всегда ненавидела этот дом. Что мать Хуана Хосе шила свадебное платье в напряженном молчании, потому что была против того, чтобы Хуан Хосе спал в одной комнате с Мари до свадьбы, а он наотрез отказался спать в другой комнате. Мари предлагали лучшие куски цыпленка, а когда она их принимала, осуждали ее за это. Женщины научили ее делать тортилью, задание, которое обычно доверяют детям. Считалось, что для других дел она не пригодна и постоянно путается под ногами.
Обо всем этом Мари благополучно забыла.
Кейтлин старательно пила молоко, аккуратно держа чашку. На мгновение она прервалась, посмотрела на всех и улыбнулась.
– У меня есть тарелка с коровой, – сказала она.
И продолжила пить.
Мари не знала, что делать с тишиной, повисшей в комнате. Для этих трех женщин она убила Хуана Хосе. Они не собирались предлагать ей кров. Они не собирались предлагать ей пищу. Она даже не могла рассчитывать на то, чтобы воспользоваться их туалетом.
– А где Роберто? – спросила Мари.
– На работе, – ответила Марибел. – Он работает на новом курорте. Моет посуду за белыми.
– Значит, у него есть работа? – с надеждой произнесла Мари.
Шесть лет назад у Роберто не было работы. Ни у кого не было работы.
– Он уходит рано утром, когда еще темно, – сказала Марибел. – И возвращается домой поздно ночью. Вся эта химия, которой моют посуду, разъедает ему руки. Они платят ему гроши. Этого не достаточно, чтобы прокормить семью.
Марибел говорила со злобой, так, будто Мари была виновата и в этом. Мари казалось, что вполне естественно будет поздравить семью с тем, что Роберто нашел работу. Она не управляла курортом. Не эксплуатировала местных жителей.
Кейтлин допила молоко.
– Все, – сказала она.
Никто не шевельнулся, чтобы предложить ей еще.
– Это все, что у нас есть, – сказала Марибел. – Остальное нужно нам самим. Для моего ребенка.
Мари попыталась подсчитать, сколько же лет Марибел. Шесть лет назад она была совсем еще маленькой девочкой, лет десяти, может быть. Значит, сейчас ей не больше шестнадцати – семнадцати. Слишком рано для ребенка. Марибел была гордостью семьи, самой умной из всех.
– Все в порядке, – сказала Мари. Хотя все было совсем не в порядке. Должно быть, для них это шок – Мари, возникшая из ниоткуда, без предупреждения. До вчерашнего дня она и сама не знала, что поедет в Мексику. – Мы приехали издалека.
– Ты нам что-нибудь привезла? – спросила Марибел.
– Что?
– Ты нам что-нибудь привезла?
Хуан Хосе прибыл к ним с подарками, как Санта-Клаус. Весь багажник машины был загружен подарками – они купили их по дороге. Он ограбил банк не ради себя, а для того, чтобы помочь им. Этим вот женщинам. Семья Хуана Хосе по-прежнему сильно нуждалась.
– Разве ты не собиралась поступать в колледж, Марибел? – спросила Мари. – Ты так хорошо говоришь по-английски. Ты могла бы получить хорошее образование. То, что у тебя ребенок, не должно останавливать.
– Я не знаю, зачем ты приехала, – сказала Марибел. – Но мы ничем не можем тебе помочь. У нас полно своих проблем. Возвращайся к своей семье.
Мари моргнула.
Кейтлин заглянула в опустевшую чашку.
– Еще, – сказала она.
– На берегу есть отель, – сказала Марибел. – Для людей вроде тебя.
– Для людей вроде меня, – повторила Мари. Когда-то она думала, что была такой же, как они. Частью семьи. – Но там нет отелей.
– Построили. Ты ничего не знаешь. Они отняли у нас пляж. Они заставляют Роберто работать на износ. Иди и посмотри.
– Где цыплята? – спросила Мари.
– А как ты думаешь? – спросила Марибел. – Где они могут быть?
Мари не знала, что ответить.
– Мы их съели.
– Всех?
Цыплят всегда было полно. Это Мари запомнила лучше всего. Двоюродный брат Хуана Хосе, возвращаясь пьяным домой на машине матери Мари, то и дело давил то двух, то трех. Для воскресного обеда забивали целый выводок. И цыплят не убавлялось.
– И вы их не вырастили? Не оставили на развод? Неужели съели всех до одного?
Марибел покачала головой:
– Времена тяжелые.
Младенец на руках у Марибел проснулся и открыл глаза. Большие темные глаза. Ребенок, которого могли бы родить Мари и Хуан Хосе. Мари хотела ребенка. Сейчас ему было бы шесть лет.
Мари положила руку на макушку Кейтлин и на мгновение закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением к этим мягким шелковистым волосам. Еще несколько секунд. Еще несколько секунд – и они должны будут уйти. Снова бездомные в чужой стране. Больше всего на свете Мари хотела никогда не расставаться с Кейтлин, но она уже не знала, возможно ли это. Мест, куда можно было сбежать, больше не осталось.
– Привет, малыш, – сказала Кейтлин темноволосому ребенку. – Привет.
Мари полезла в задний карман, вытащила те немногие деньги, что у нее оставались, и протянула их Марибел. И в ту же секунду пожалела об этом.
Пляжи в родном городке Хуана Хосе были великолепные, идеальные, практически нетронутые, если не считать немногочисленного мусора, который оставляли местные – пивные банки и рыбные потроха. Раньше они были просто сказочными. Теперь на берегу шла большая стройка. На песке стояли несколько грузовиков, башенный кран возвышался над металлическим каркасом здания. Вода была такая же, бирюзово-голубая, песок тот же, белый, мелкий и мягкий, но красота и гармония были разрушены непоправимо. Тишину сменили рев бензопил и лязг кувалд, постоянно пикали экскаваторы и прочие машины, сдавая назад. Рабочие лазали по балкам и перекрикивались; спины их блестели от пота. Чайки носились над кучами мусора, сваленными на берегу, и яростно переругивались между собой. Мексиканка жарила что-то на самодельном гриле, изготовленном из металлического мусорного бачка, рядом с ней стояли несколько рабочих.
Мари очень хотелось холодного пива. Cerveza. Слово само собой всплыло у нее в голове, пока она смотрела на рабочих. Хуан Хосе часто покупал им пиво, прекрасное холодное пиво, которое всегда подавали с ломтиком лайма. Они шли по песку, прихлебывали пиво и разговаривали. Иногда заходили в воду, прямо с пивом в руках, и теплые волны били их по ногам.
Мари не могла купить пиво. Она отдала все деньги Марибел. Взяла и отдала. На самом деле.
– У меня уши болят, – сказала Кейтлин и закрыла их ладонями.
