Мари не могла купить пиво. Она отдала все деньги Марибел. Взяла и отдала. На самом деле.
– У меня уши болят, – сказала Кейтлин и закрыла их ладонями.
– У меня тоже, – сказала Мари.
– Где мамочка?
Мари посмотрела на маленькие кругленькие ушки Кейтлин. Они тоже приобрели новый оттенок, как и ее нос. Теперь и уши, и нос были ярко-розовыми. Мари вытащила из рюкзака футболку и обмотала ее вокруг головы Кейтлин.
– Нет, – возразила Кейтлин. – Это футболка.
Ее не носят на голове. Нет, нет, нет.
Она попыталась стащить футболку, но Мари не дала, положила ладонь ей на голову и завязала короткие рукава узлом.
Чего Мари не делала ни разу, никогда, так это не кричала на Кейтлин. Никогда. Сможет ли она объяснить это судье? Сможет ли Эллен понять ее? Она никогда не кричала на Кейтлин. Она покупала ей молоко и разные вкусные штуки, меняла подгузники. И старалась делать для нее только хорошее. Все это время. Это было нелегко, но Мари старалась. Изо всех сил.
– Не трогай футболку, – попросила Мари. – Ну пожалуйста, не трогай. Ты очень круто выглядишь. Как рок-звезда.
– Нет.
– Пожалуйста. Пожалуйста, Кейтлин. Я не хочу, чтобы ты обгорела. Пожалуйста.
– Нет.
– Кейтлин, пожалуйста. Ну я тебя очень прошу. Не трогай футболку. Кит Кат. Фасолинка. Ну ради меня. Пожалуйста.
– Хочу к мамочке.
И еще Мари ни разу не шлепнула Кейтлин.
Ни единого раза.
– Хочу к мамочке, – передразнила Мари.
Где, спрашивается, эта мамочка? Разве мамочка сейчас завязывает футболку на самой драгоценной в мире головке Кейтлин, делая все возможное, чтобы защитить ее от солнца? Нет, это Мари. Мари беспокоится о ней день и ночь. Вот только теперь, когда Мари стала ее новой мамочкой, Кейтлин она разонравилась. С Мари теперь было невесело.
– А что, если я тебе скажу, что теперь я твоя мамочка? Что ты тогда скажешь? Я твоя мамочка. Мари.
– Нет, – сказала Кейтлин.
– Да, – сказала Мари. – Твоя мамочка никогда не придет с работы. Вот так.
Лицо Кейтлин тут же искривилось, глаза налились слезами, и она бурно разревелась. На грязном и шумном пляже в Мексике, в грязной футболке, надетой на голову. Мари не была матерью Кейтлин. Она не должна была этого говорить. Она никогда не сможет заменить Эллен. Да она никогда и не хотела. Она хотела быть собой, Мари. И думала, что этого будет достаточно.
Мари не знала, что делать. Как успокоить Кейтлин? Она не помнила, чтобы когда-нибудь скучала по своей матери. И не Мари была в этом виновата. Просто ее мать была не тем человеком, которого может не хватать. Это она была настоящей неудачницей. Не Мари.
И Кейтлин тоже ни в чем не была виновата.
Не виновата в том, что Мари привезла ее в Мексику и не позаботилась о солнцезащитном креме. Что отдала непонятно кому все их деньги.
И Мари не могла отвечать за свое детство. Как и Кейтлин, она просто стала жертвой обстоятельств. Она всегда хотела, чтобы мать Эллен была ее матерью, но правда заключалась в том, что мать Эллен этого никогда не хотела. Она угощала ее артишоками, водила в музеи, писала маленькие остроумные стишки на день рождения, но ни разу не приняла сторону Мари, когда ей действительно требовалась поддержка.
– Фасолинка, – сказала Мари и опустилась на колени. – Прости меня.
Кейтлин стояла перед Мари и плакала. Ее розовое личико покраснело. Из носа текли желтые сопли. И все по вине Мари. Только по вине Мари. Мари вспомнила, как Эллен отчитывала ее во вьетнамском ресторане. Как говорила, что Мари нельзя доверять заботу о Кейтлин. Эллен не могла предвидеть будущее, эту минуту на пляже, но оказалась права на все сто процентов. Мари не смогла позаботиться о ее маленькой дочке.
– Детка моя, ну прости меня.
Если бы Мари могла вернуть Кейтлин Эллен прямо сейчас, в эту секунду, она бы сделала это. Без малейшего колебания. Она потянулась к Кейтлин, чтобы обнять ее, но Кейтлин оттолкнула ее руку:
– Не ты. Не ты. Не ты.
Мари, потрясенная, отступила на шаг назад.
– Не ты, – еще раз сказала Кейтлин.
– Не я, – повторила Мари. Руки ее бессильно повисли.
У нее ничего не осталось. Она исчерпала все свои фокусы, все идеи. В рюкзаке тоже ничего не было. Ни молока. Ни шоколада. Ни чистых подгузников. Ни мягких игрушек. Ни книг. Ничего. Мари достала стеклянного зеленого кролика, которого стащила на французской вилле, и дала его Кейтлин. Но Кейтлин разжала пальцы, и кролик шлепнулся на песок. Мари казалось, что это хороший кролик, ничуть не хуже, чем серебряные браслеты Натали или красное шелковое кимоно Эллен. Кейтлин он был не нужен.
Мари подняла кролика и швырнула его в океан. Он с плеском нырнул в волны и исчез навсегда. Кейтлин все еще рыдала, ее всхлипы сменились икотой.
Мари развернулась и пошла прочь.
Она уходила от Кейтлин, которой была не нужна. От ее рыданий. От шума, который издавала стройка. На секунду Мари остановилась, только для того, чтобы снять свои высокие кеды, и пошла дальше босиком.
Она не знала, куда направлялась. Может быть, в роскошный отель на берегу, за который она не сможет заплатить. У нее не было денег. Она даже не могла купить себе cerveza. Но если дядя Роберто смог устроиться работать в отель, то, наверное, Мари тоже могла. В прачечную, например. Она бы делала то, на что действительно способна. Работала бы бок о бок с мексиканцами, которых обычно угнетала.
Как Марибел могла подумать о ней такое?
Бенуа обвинил Мари в том, что она разрушила его жизнь.
Кинозвезда даже не захотел заниматься с ней сексом.
Все думали о ней только плохо. Эллен так и не простила ее за Хэрри Элфорда. И конечно же она никогда не простит Мари за то, что та увела ее мужа. И дочь. Нужно быть полной дурой, чтобы хоть на секунду допустить, что за такое можно простить. Мари и не хотела прощения – только не от Эллен. Бенуа Донель предал ее, бросил одну в Париже, практически вынудил сбежать. Мари вышла из тюрьмы всего месяц назад, настроенная более или менее оптимистично. Она понятия не имела, что в конце концов окажется на том же самом пляже, где когда-то занималась любовью с Хуаном Хосе. Хуан Хосе покончил с собой, повесился на простыне вроде тех, которые стирала и гладила Мари. Он не захотел жить ради нее – Мари была недостаточно веской причиной для того, чтобы жить. Она думала, что сможет не расставаться с Кейтлин, но и это не получилось.
– Не ты, – сказала Кейтлин. – Не ты.
Мари шла вперед, с каждым шагом все больше удаляясь от Кейтлин. От всей своей жизни. Как «Вирджини на море». Она тоже может исчезнуть. Стать просто девочкой из книги. Мари почувствовала, что Натали Донель будто вошла в нее, успокаивая и поддерживая, в тот самый момент, когда Мари больше всего на свете нуждалась в утешении. Что ж, она могла придумать свой собственный конец истории. Как Хуан Хосе. Как Натали Донель. Как Вирджини.
Мари сбросила рюкзак на песок и вошла в воду. И пошла прямо в океан.
Вода никак не поднималась выше пояса.
Мари шла и шла, но уровень воды не становился выше. Все время было по пояс. Она оглянулась назад. Пляж едва виднелся. Вокруг была только бирюзовая вода; над головой шумели чайки. Утопиться на такой глубине было практически невозможно. Стайка маленьких полосатых рыбок, желто-синих, кружилась возле ее ног.
– Красиво, – сказала Мари вслух, но тут же спохватилась, вспомнив, что должна делать.
Она набрала воздуху и опустилась на колени. Это было нелегко, но Мари в конце концов удалось скрыться под водой целиком. Она закрыла глаза и почувствовала, как волны мягко качают ее взад-вперед. Рыбка коснулась ее ноги. Мари сидела и ждала, что будет дальше.
Потом воздух в легких кончился, и Мари поняла, что больше не может оставаться под водой. Нужно было вдохнуть во что бы то ни стало, и она вынырнула. Очень романтично и красиво, что Вирджини так поэтично удалилась в никуда, но на самом деле конец «Вирджини на море» был полной и абсолютной фигней. Мари снова обманули. И Бенуа Донель, и его покойная сестра. Любой дурак мог написать книгу лучше.
Мари кинулась назад. Она бросила Кейтлин одну. Оставила ее на пляже. В Мексике. Свое самое любимое в мире существо. Из неправильных решений Мари это было самое неправильное, самое ужасное. Маленькие ушки Кейтлин, ее крошечный носик, ее нежная кожа были выставлены на безжалостное солнце. Мари бросила ее.
Она выбралась на берег. Кейтлин нигде не было. Рюкзак Мари валялся там же, где она его бросила, но Мари не заслуживала того, чтобы иметь какие-то вещи. Она не заслужила ни красного шелкового кимоно, ни топа от Шанель, ни писем от Хуана Хосе. Мари оставила все, что принадлежало ей в этом мире, на песке и побежала. Так быстро она не бегала еще никогда. Мари не знала, как ей жить дальше, если с Кейтлин что-то случилось. Она прибавила скорости, несмотря на острую колющую боль в боку. Она оставила Кейтлин одну, бросила умирать, и теперь это останется с ней навсегда. С этим ей придется существовать, причем не в по этическом голубом мареве, а за решеткой. Мари посадят в тюрьму за убийство первой степени, и она всю жизнь будет помнить, что сделала со своей Фасолинкой.
