Она отдает мне диван; сама она ложится спать в спальном мешке на полу, но когда я просыпаюсь ночью, она лежит рядом со мной, на краешке матраца, свесив одну ногу на пол. Она практически неподвижна, когда спит; я с трудом могу разглядеть, как чуть вздымается и опадает ее спина. Голова накрыта подушкой; она могла бы быть почти кем угодно.
Ральф – бесформенная груда в слабом свечении электронного будильника. Именно из-за Ральф все кажется странным: она здесь как бы вне контекста. Да, она счастлива где угодно и с кем угодно, существо настоящего; это мне в ней больше всего и нравится, но мне хотелось бы, чтобы было по-другому – чтобы ее ощущение прошлого шло дальше обоняния. Позволь, я скажу это: чтобы она была способна скорбеть; чтобы мы могли скорбеть вместе.
Когда я просыпаюсь, Сэм стоит у плиты в красном клетчатом халате с лопаткой в руке. Стол накрыт на двоих: тарелки, салфетки, кофейные чашки, сливочное масло.
Она скармливает Ральф кусочки бекона. Дает собаке облизать пальцы, затем возвращается к готовке и разбивает яйца.
– Когда придет слесарь?
– Завтра, – отзывается она.
– А сегодня у нас что?
– Пятница.
– А кажется, будто суббота.
Я цепляю поводок к ошейнику Ральф и открываю дверь; она выбегает в коридор и начинает спускаться по лестнице.
– Какую яичницу ты любишь?
– Я не голоден.
– Ну, видишь ли, я готовлю яичницу.
– Я вправду не голоден.
– А если бы ты был голоден, какую бы ты хотел яичницу?
– Солнышком кверху.
– Мне следовало догадаться, – говорит она. – Ты кофе пьешь?
– Нет.
– Хочешь чаю?
– Нет, спасибо.
– Слушай, – говорит она, – мне просто было холодно в спальном мешке.
Ральф скулит на ступеньках.
– Ладно, я выпью сока.
Она заглядывает в холодильник.
– Сока нет, – говорит она. – Может быть, купишь, пока будешь гулять?
Слесарь не приходит ни завтра, ни послезавтра, ни через два дня, и я перестаю спрашивать. Я перестаю притворяться, что мне есть куда идти. Мы не говорим ни о взломанной двери, ни о записке на холодильнике, ни о том факте, что ничего не пропало. Я перестаю донимать ее предложениями позвонить в полицию. Мы каждое утро питаемся яичницей с тостами, а теперь в холодильнике есть и сок. Две прогулки в день, от Мэдисон-сквер до Юнион-сквер, Ральф прихрамывает больше, чем прежде; ее бедра уже отходили свое.
Я подумываю о том, чтобы уехать, но всегда возвращаюсь. В каком бы месте комнаты я ни находился, брат Сэм смотрит на меня. Как и остальные мертвецы, он обязан бесстрастно приглядывать за живыми: головки одуванчиков и зеленые улицы, имя девочки, произнесенное шепотом, намеки в наших сновидениях. Мы не говорим ни о ее брате, ни о тебе. Мы не говорим об одеколоне, который я обнаружил в ее ванной; мы не говорим о костюмах в ее шкафу, о мужских туфлях. Мы не говорим ни об обручальном кольце, которое по-прежнему украшает мой палец, ни о том, которое лежит в коробке в ее комоде. Мы не говорим о счете за электричество, адресованном мужчине с ее фамилией. Она была бы осторожнее, если бы не хотела, чтобы я знал, но я по-прежнему не говорю ничего.
Я просматриваю ее аптечку: прозак, снотворное, кодеин с давным-давно вышедшим сроком хранения. На полочке в ванной почти пустая бутылка шампуня; белое полотенце, которое сохнет на перекладине занавески для душа; шлепанцы на коврике в ванной, которые приняли форму ее ступней. Паника поднимается у меня в груди, стремясь к горлу – не могу сглотнуть, – потому что я не способен узнать себя в этом месте. Три дня я пользовался этим душем, этим полотенцем, этой зубной пастой. На мыле отпечатки – я ногтями выковыривал из него ее рыжий волос. Стирал испарину с этого зеркала, чтобы увидеть свое лицо. Как-то задремал на этом унитазе, и мне приснилось, что я – кто-то другой.
На ее письменном столе – два некролога, написанные в неделю перед тем, как она нашла меня. 7 февраля 2008 года – Рудт Стаффорд Пил, 101 год, жена доктора Нормана Винсента Пила. Ее муж написал книгу под названием «Сила позитивного мышления». После того как ее отвергли большинство издателей, он швырнул рукопись в мусорную корзину. Жена выудила ее оттуда и уговорила его попробовать еще раз. Эта книга была опубликована в 1952 году, а после этого продано более двадцати миллионов экземпляров. Кто-то – Сэм, полагаю – написал на полях: НЕ СОВПАДЕНИЕ . Другой некролог, от 10 февраля 2008 года, актер Рой Шнайдер. Красными чернилами обведено название «колледж Франклина и Маршалла», где Шнайдер оканчивал бакалавриат, а рядом, на полях, надпись: Ф. И М. В ЛАНКАСТЕРЕ – НЕ СЛУЧАЙНОСТЬ . Еще один красный кружок в разделе, посвященном «Челюстям», наиболее известному фильму Шнайдера, а на полях надпись: СНЯТО НА ВИНЪЯРДЕ – ЕЩЕ ОДИН ЗНАК . Я просматриваю содержание ее письменного стола, ожидая увидеть свой собственный некролог, но нахожу еще несколько недавних – Бобби Фишер [16] , Фил Риззуто [17] , Мадлен Л’Энгль [18] .
Я выхожу из дома в тот день, когда она пишет некролог Чарлтона Хестона [19] ; я не говорю, куда иду, она не спрашивает. Она рада, когда я оставляю Ральф с ней; так она точно знает, что я вернусь. Я не рассказываю ей, чем занимаюсь целыми днями – прячу книги. Передвигаю их с места на место, переворачиваю их обложки. Столько, сколько сумею найти. Это легко, когда экземпляры лежат повсюду, когда кажется, что все люди в мире читают одну и ту же книгу. В твердом переплете – маленькая, но не такая маленькая, как покетбуки. Матовая обложка, оформленная под пергамент, заголовок белым курсивом поперек красной круглой печати. «Тайна». Вглядись пристальнее – и увидишь полинялые слова, рисунки и коды, тайнопись палимпсеста, призрак некоей древней рукописи. Подразумеваемое обещание, что все тайное станет явным: раскрой книгу – и найдешь ответ на каждый вопрос.
Ронда Берн, автор «Тайны», собрала цитаты о законе притяжения и силе намерения из высказываний писателей-вдохновителей, моих бывших коллег по этой сфере, с некоторыми из них я заседал в жюри конференций и завтракал в отелях, прежде чем лететь домой. По словам Ронды Берн, величайшие люди в истории – Платон, Шекспир, Бетховен, Линкольн, Эйнштейн – знали о «тайне». Эта книга распродавалась миллионами экземпляров, однако я услышал о ней только теперь [20] .
Теперь, когда я о ней знаю, от нее никуда не скрыться. Влюбленные склонились над одним экземпляром, лежа в траве в парке Юнион-сквер, читая друг другу выдержки из нее, как сонеты. Молодая женщина с африканскими косичками дремлет, уронив раскрытую книгу себе на грудь. Пожилой мужчина с мускулистым телом человека вдвое моложе себя проезжает мимо меня на роликах с бананом в одной руке и «Тайной» в другой. Я следую за ней, а она преследует меня. В конце концов, именно этому закону и учит книга: если сосредоточить на чем-то свое внимание, то привлечешь это в свою жизнь.
Я иду от одного книжного магазина к другому, переставляя «Тайну» из секции самопомощи или самосовершенствования в раздел художественной литературы. В книжном магазине на Бродвее, который называется «Улица Желтой Книги» – витрина, десятки экземпляров выставлены в вертикальных лотках. Под лотками – картонная ростовая фигура Ронды Берн: миниатюрная женщина средних лет с ярко-голубыми глазами и прямыми платиновыми волосами, черная блузка с низким вырезом, бело-голубые бусы на шее, крошечный красный кружок – печать с книжной обложки – прикреплен ко лбу.
– Прямо как живая, правда?
Владелица магазина, полная женщина с седеющими каштановыми волосами, сидит рядом с кассой, держа в руках экземпляр «Тайны».
– Вы видели ее в шоу Опры?
– Нет.
Она приподнимает книгу, показывая мне.
– Читаю уже третий раз, и это просто… Боже мой, что это такое!
Я улыбаюсь, не зная, как реагировать.
– Это изменило все, – заявляет она.
– К лучшему, я надеюсь?
– Я сбросила девять кило, – говорит она. – Хотя мне еще есть к чему стремиться.
– Удачи, – говорю я ей.
– Так и будет, – утвердительно кивает она. – У меня нет никаких сомнений.
Я беру один экземпляр и иду в заднюю часть магазина, где стоят столики для читателей, с намерением спрятать его в разделе фэнтези и фантастики. Там сидит молодая женщина, читает «Тайну». Ее сын, непоседливый малыш, зарывается лицом в подушки на кресле и хнычет. Его мать улыбается, читая, но кисти ее сжаты в кулаки, костяшки побелели. Мальчик смотрит на меня, челка падает ему на глаза. Потом снова прячет лицо.
Через пару минут он спрашивает мать: можно, мы пойдем домой . Она переворачивает страницу.
– Мама, – повторяет он, – Мама. Мама. Мама.
Она прикладывает указательный палец к губам, молча призывая его к молчанию.
Он тянет ее за юбку и спрашивает, скоро ли они пойдут домой.
Она поднимает один палец, делая ему знак: погоди, еще минутку .
Он стягивает с нее одну из сандалий. Она скрещивает ноги, но не отрывает взгляда от книги. Мальчик стаскивает с нее вторую сандалию. Она закрывает глаза, делает два глубоких вдоха, потом открывает глаза, улыбается и продолжает читать.
