Ознакомительная версия.
А еще это был тот день, когда Анна обещала явиться в гости. В доме до сих пор оставались кое-какие ее вещи, и, возможно, она захотела бы забрать их, приехав в родной дом. В числе прочего были и детские игрушки. Может быть, Анне они вскоре пригодятся, размышляла Мария. Должен же наконец в семье Вандулакис появиться малыш.
Весенняя чистота осенью. Их маленький дом всегда был отлично прибран, Мария следила за этим. Но имелся еще некий старый комод, битком набитый чашками и тарелками, которые редко использовались, но которые нужно было время от времени перемывать, мебель тоже нуждалась в полировке, не лишним было еще раз почистить подсвечники, протереть рамы картин и фотографий.
Работая, Мария слушала радио, подпевая музыке, которую перебивал треск помех. Было уже три часа дня.
Зазвучала одна из любимых Марией песен Микиса Теодоракиса. Ее энергичный ритм создавал идеальный аккомпанемент для уборки, так что Мария прибавила звук на всю громкость. Музыка не позволила Марии услышать, как открылась дверь, а поскольку она стояла к входу спиной, то и не видела, как Анна вошла в дом и села на стул.
Анна сидела так минут десять, наблюдая за работающей сестрой. У нее и в мыслях не было помочь Марии, поскольку на ней было платье из тончайшего хлопка, белое в крохотный голубой цветочек. То, что сестре приходилось заниматься тяжелой работой, вызывало у Анны некое извращенное удовлетворение. Но как смела ее сестра выглядеть такой счастливой, беззаботной, как смела напевать, протирая полки? Это казалось Анне непостижимым. Но когда она подумала о человеке, за которого Мария собиралась замуж, то прекрасно все поняла. Ее сестра и в самом деле должна быть самой счастливой женщиной в мире. И Анна ненавидела ее за это. Она нервно заерзала на стуле, и Мария, внезапно услышав скрип ножек по каменному полу, вздрогнула и обернулась.
– Анна! – вскрикнула она. – Ты давно тут сидишь? Почему ты не сказала, что уже пришла?
– Да я тут уже сто лет, – со скукой откликнулась Анна.
Она отлично знала, что Мария должна рассердиться из-за того, что за ней наблюдали.
Мария спрыгнула со стула, на котором стояла, и сняла фартук.
– Приготовить лимонада? – спросила она, тут же прощая сестре ее жульнический трюк.
– Да, пожалуйста, – кивнула Анна. – Довольно жарко для сентября, тебе не кажется?
Мария быстро разрезала несколько лимонов, выжала из них сок в кувшин и разбавила его водой, одновременно энергично размешивая сахар. Сестры выпили по два стакана, прежде чем снова заговорили.
– Что ты тут делаешь? – спросила Анна. – Ты хоть когда-нибудь прекращаешь работу?
– Я хочу, чтобы дом был в порядке к тому времени, когда отец останется один, – ответила Мария. – И я тут нашла несколько вещей, которые могут тебе пригодиться. – Она показала на небольшую горку игрушек: куклы, флейта, даже детский ткацкий станочек.
– Тебе они могут пригодиться так же скоро, как и мне, – вызывающе огрызнулась Анна. – Можно ведь не сомневаться, что вы с Маноли надеетесь продолжить род Вандулакис, как только поженитесь.
Анна едва могла скрыть свою зависть к Марии, и эта фраза выдала всю ее обиду. Она и сама уже не рада была тому, что оставалась бездетной. Брошенная на стол кожура выжатых лимонов была не более бесполезной и горькой, чем сама Анна.
– Анна, что-то не так? – Избежать этого вопроса было невозможно, хотя он и предполагал куда большую степень доверия между сестрами, чем прежде. – Ты можешь мне сказать, ты же знаешь. В чем дело?
Анна не имела ни малейшего намерения исповедаться перед Марией. Это было последнее, чего ей хотелось бы. Она приехала, чтобы повидать отца, а не откровенничать с сестрой.
– Да ни в чем! – снова огрызнулась она. – Послушай, я, пожалуй, заскочу к Савине и вернусь попозже, когда отец будет дома.
Когда Анна встала, чтобы уйти, Мария заметила, что у сестры вспотела спина, а тонкая ткань облегающего платья насквозь промокла. Анну что-то тревожит, это видно было так же отчетливо, как видны камни на дне прозрачного горного ручья, но Мария понимала, что сестра не собирается говорить об этом. Может, Анна будет более откровенна с Савиной, а Мария после узнает, в чем состоит проблема. Много лет подряд все чувства ее старшей сестры были как на ладони, подобны афишам, висящим на каждом дереве и стене, – афишам, сообщающим о времени и месте какого-нибудь концерта. Анна ничего не скрывала. А теперь она плотно замкнулась внутри себя, став скрытной и зажатой.
Мария продолжала чистить и полировать еще с час или около того, пока не вернулся Гиоргис. И наверное, впервые Мария, глядя на отца, не ощутила боли при мысли о скором расставании. Отец выглядел таким сильным для своего возраста, Мария на самом деле прекрасно знала, что он и без нее проживет. Теперь отца не тревожили мировые проблемы, а общество друзей в деревенском баре избавит его от одиноких тоскливых вечеров.
– Анна недавно заходила, – весело сообщила она. – И вернется скоро.
– А куда это она отправилась? – спросил Гиоргис.
– Думаю, Савину повидать.
В этот момент вошла Анна. Она тепло обняла отца, и они сели поболтать, а Мария занялась приготовлением напитков. Разговор прыгал с темы на тему. Чем занималась Анна все это время? Закончила ли она устройство обоих домов? Как Андреас поживает? Марии хотелось услышать от отца вопрос: счастлива ли Анна? Почему она так редко бывает в Плаке? Но это так и не прозвучало. И ни словом не была упомянута предстоящая свадьба Марии, ни единым словом. Час пролетел быстро, и Анна встала, собираясь уходить. Гиоргис принял приглашение побывать в Элунде в воскресенье, чтобы пообедать с дочерью, и они попрощались.
После ужина, когда Гиоргис отправился в кофейню, Мария решила завершить еще одно дело. Она сбросила туфли, чтобы забраться на шаткий стул и дотянуться до самой глубины высокого буфета. В тот момент, когда Мария подняла ногу, она заметила на ступне странное пятно. На мгновение у нее остановилось сердце. При слабом освещении пятно было почти незаметным. Оно походило на легкую тень, но если посмотреть на него с другой стороны, то небольшой участок сухой кожи был немного светлее, чем все остальное. Как будто Мария немного обожгла ногу на солнце и кожа начала шелушиться, оставляя светлый участок.
Возможно, тревожиться было и не о чем, но Марию даже затошнило от испуга. Она обычно купалась поздно вечером, и в тусклом свете такое пятнышко могла не заметить много месяцев подряд. Мария решила, что попозже посоветуется об этом с Фотини, но отцу говорить пока что незачем. Им всем и без того есть о чем подумать в эти дни.
Та ночь была для Марии самой тревожной в ее жизни. Она лежала без сна почти до рассвета. Конечно, ничего нельзя знать наверняка, и все же у нее почти не оставалось сомнений относительно этого пятна.
Часы темноты тянулись с болезненной медлительностью, а Мария металась в постели, обуреваемая страхом. Когда она наконец заснула тревожным сном, ей приснилась мать и огромное бушующее море, качавшее островок Спиналонгу, словно тот был гигантским кораблем. Наконец пришел рассвет, давший Марии некоторое облегчение. Она собиралась пораньше побежать к Фотини. Ее подруга к шести утра обычно уже бывала на ногах, мыла тарелки, оставшиеся с вечера, готовила еду для новых посетителей. Похоже, она работала больше, чем кто-либо другой в деревне, а это было нелегко в ее положении, потому что Фотини была уже на седьмом месяце беременности.
– Мария! Ты что тут делаешь в такую рань? – воскликнула Фотини. Но она уже поняла: у подруги что-то случилось. – Давай-ка выпьем кофе.
Она оставила работу, и подруги сели за большой кухонный стол.
– Что случилось? – спросила Фотини. – У тебя такой вид, словно ты ни минутки не спала. Ты нервничаешь из-за свадьбы или тут что-то другое?
Мария посмотрела на Фотини, тени под ее глазами были такими же темными, как нетронутый кофе в чашке. Глаза девушки наполнились слезами.
– Мария, что случилось? – Фотини потянулась к подруге, накрыла ее руку ладонью. – Ты должна мне сказать!
– Вот что, – ответила Мария. Она встала и поставила ногу на стул, показывая на побледневший участок сухой кожи. – Ты это видишь?
Фотини наклонилась вперед, всматриваясь. Теперь она поняла, почему ее подруга была так встревожена этим утром. Из листовок, регулярно распространявшихся в Плаке, все вокруг знали, как выглядят первые признаки лепры, и это действительно было очень похоже на один из них.
– Что мне делать? – тихо произнесла Мария, и слезы покатились по ее щекам. – Я не знаю, что мне делать.
Фотини сохраняла спокойствие.
– Для начала ты не должна никому говорить об этом. Это может ничего не значить, а ты ведь не хочешь, чтобы люди сделали поспешные выводы, в особенности семья Вандулакис. Ты должна провериться по-настоящему. Твой отец ведь каждый день возит того доктора на остров и обратно, верно? Почему бы тебе не попросить его взглянуть?
Ознакомительная версия.
