– Нет, по-моему, кресло-то меня и доконало.
Она приподнялась на локте – медленно, постепенно. На нее больно было смотреть.
– Просто подложи мне подушку. Как все прошло внизу?
– По-моему, отлично, – сказала я. – Облила всего одного.
Я поднесла миску к подбородку Мэг и дала ей пол-ложечки. Мэг поморщилась, осторожно двигая челюстью. Рона сегодня добавила мелко нарезанную картошку, порей и еще какие-то овощи.
– Хочешь, выберу овощи?
– Нет. Я их прожую. Просто надо поосторожнее.
– Глотни пива, – сказала я, ставя миску и протягивая Мэг бокал. – Один умный человек мне как-то сказал, что оно кроветворению помогает.
– Может, не такой и умный, – отозвалась Мэг с кривой улыбкой.
Она сделала глоток и отдала бокал.
– Когда я спросила, как все прошло, я, скорее, имела в виду…
Она замолчала. Через несколько секунд она откинулась на подушку и закрыла глаза.
Я наконец поняла, почему она была так оживлена днем и почему потом так сникла.
– Нет, он не пришел, и не думаю, что придет. По-моему, он не осмелится.
Мэг кивнула и заморгала. Ресницы у нее были влажные.
– Мне так жаль, Мэг.
– Да, – ответила она, шмыгая носом. – Наверное, я понимала, да, наверное, так и лучше, но, Господи, помоги мне, я его, несмотря ни на что, все еще люблю. Это же просто так не выключишь.
Я взяла ее за руку.
– Ты думаешь, у тебя с мужем ничего не получится исправить? – спросила она.
Меня замутило.
– Прошу прощения?
– Анна сказала, ты собираешься разводиться. Пожалуйста, не сердись – она просто никогда не видела разведенку.
– Так она и теперь ее не видела! И, наверное, не увидит, потому что я не развожусь!
– Ты рассердилась! – внезапно всхлипнула Мэг. – Не надо было ничего говорить.
– Нет, не надо, не плачь, – взмолилась я. – Я не то чтобы сержусь, просто я немножко встревожена. Как думаешь, многим она еще рассказала?
– Может быть, Энгусу, но вряд ли. Она с меня взяла слово, что я никому не скажу.
Энгусу. При мысли об этом у меня зашлось сердце.
– Как бы то ни было, я ей завтра скажу, что ты передумала, и на этом все кончится. Просто трудности у вас были, да?
– Нет, – ответила я. – Это точно не кончится.
– Может, еще наладится. Кто знает. Вы ведь когда-то друг друга любили.
Я покачала головой:
– Я думала, что любили. Но нет, боюсь, что нет. Он всегда любил не меня.
Я полулежала, свернувшись в кресле, когда завыла воздушная тревога. Предупреждения не было, не было подготовки – молчание сменилось оглушительным воем за пару секунд.
– Боже мой, боже мой, – повторяла я, вскакивая на ноги и торопливо глядя по сторонам.
Тревожный костюм Мэг был сложен под креслом. Я схватила его, потом беспомощно остановилась в изножье кровати. Я понятия не имела, как впихнуть в него Мэг. Энгус и Коналл явились через мгновение, прежде чем я даже попробовала.
– Наденьте это сама, – сказал Энгус, осветив меня фонариком и увидев, что у меня в руках. – И хватайте противогазы.
– Идите вдвоем, – плакала Мэг. – Я не могу.
– Да черта с два не можешь, – отозвался Энгус.
Он сунул мне фонарик, потом подхватил Мэг вместе с постелью и понес ее прочь.
Я натянула тревожный костюм Мэг, схватила противогазы и бросилась вниз.
Приземистые очертания убежища вырисовывались в мутном лунном свете, и я побежала вперед, чтобы придержать занавес, пока Энгус забирался внутрь с Мэг на руках.
Потом в убежище прокрался Коналл, а следом за ним я, опустив за собой занавес.
Я включила фонарик и прислонила его к стене. Энгус, согнувшись под низким потолком, прошел к койкам в глубине и положил Мэг на нижнюю. Мэг, извернувшись, перекатилась на бок.
– Дайте мне противогаз, – сказал Энгус, присев возле нее. – И свой наденьте.
Он натянул противогаз на израненное лицо Мэг. Она заскулила и свернулась клубочком.
Энгус пошарил под койкой и вытащил сверток из брезента, на котором значилось «Полевая первая помощь». Когда он развернул брезент, в свертке обнаружились самые разные хирургические инструменты и коробочки, пристегнутые изнутри. Пару мгновений спустя Энгус уже колол что-то в руку Мэг.
– Что это? – спросила я, опустившись рядом с ним на колени. – Обезболивающее?
– Да. Заранее заряженный шприц. Я ее порядком растряс, пока сюда нес, и не вижу причины не дать ей поспать.
Он оглянулся на меня.
– Я же сказал, надевайте противогаз.
Я путалась в лямках, когда Энгус развернулся и что-то проделал в районе моего затылка. Я подняла руку и потрогала: он заколол сходившиеся лямки английской булавкой.
Над нами с ревом пронеслось несколько самолетов, один за другим. Я вскрикнула и закрыла голову руками. Энгус обнял меня, и я вцепилась в него мертвой хваткой, подняв лицо и зарывшись фильтром противогаза ему в плечо.
– Это «Спитфайеры» – всего лишь «Спитфайеры». Бояться нечего, – сказал он. – Давайте-ка я вас наверх подсажу. Мне еще за ружьем сходить.
Я ухватилась за край верхней койки, и он подставил руку под мою ступню, словно подсаживал меня на лошадь. Я попробовала забраться под одеяла, но сквозь противогаз толком не видела, где я и что делаю.
– Сейчас вернусь, – сказал Энгус, снявшись с места.
Я позвала его, даже попыталась схватить, но его уже не было. Когда над нами завыл еще один самолет, я расплакалась, роняя слезы в противогаз.
Наверное, ружье было в погребе, потому что Энгус вернулся почти сразу.
– Все хорошо, – сказал он, садясь на корточки возле занавеса. – Это снова «Спитфайеры».
Сирена выла не переставая, заходясь и опадая, и через несколько часов я перестала ее слышать, впав в оцепенение.
Я лежала на боку, не сводя глаз с Энгуса. Он сидел, слегка склонив голову, и все время прислушивался. Каждый раз, как над нами проносился самолет, он кричал мне, какая это модель. Я не знала, в чем разница между «Локхид Лайтнинг» и «Бристоль Бленхейм», но решила, что раз Энгус не вышел в них стрелять, значит, скорее всего, они не будут нас бомбить. Я настолько привыкла к вою сирены, что вздрогнула, когда она наконец перешла на ровный тон, визжа на самой высокой ноте.
Когда звук сошел на нет и смолк, Энгус положил ружье.
– Вот и все, надо понимать, – сказал он, поднимаясь на ноги.
Он прошел к задней стене убежища и на мгновение скрылся из виду, нагнувшись посмотреть на Мэг. Потом снова появился, сложил руки на краю моей койки и оперся на них подбородком. Его лицо оказалось прямо перед пластиковым окошечком моего противогаза, и я поняла, что свой он так и не надел. Он его даже не взял. У него были заняты руки.
– Как вы? – спросил он.
Я попыталась выпутаться из одеял.
– Лежите, – сказал Энгус. – Мэг спит.
– Мы останемся тут на ночь? – спросила я глухим из-за резиновой маски голосом.
– Да, сколько ночи осталось. Днем будет легче передвигаться, а я не хочу снова покалечить Мэг.
Он постучал по окошечку моего противогаза.
– Знаете, его уже можно снять.
Когда я сняла противогаз, он забрал его у меня и наклонился, чтобы убрать обратно в глупую красную сумку.
– Вам там тепло? – спросил Энгус.
– Да, но вы-то где будете спать?
– Схожу в дом и принесу одеяло.
– Может быть, ляжете на верхнюю койку, а я переберусь вниз, к Мэг?
– Нет. Она свернулась, к чему ее тревожить. Пусть все остается как есть.
– Нам обоим здесь места хватит, – сказала я.
Энгус распрямился. Наши взгляды встретились, и на этот раз нас ничто не разделяло: ни пластиковые окошки, ни зеленые фильтры, ни черная резина – нечему было скрыть мои слова. Я не знала, как они сумели вырваться.
Энгус улыбнулся, возле глаз залегли морщинки.
– Простите, – сказала я, чувствуя, как у меня пылают щеки.
Он прижал два пальца к моим губам, потом его рука скользнула дальше и подхватила меня под щеку.
Я задохнулась и, повернувшись к его ладони, прижалась к ней лицом и закрыла глаза. Когда я их открыла, Энгус смотрел на меня так, словно видел насквозь. Взгляд у него был такой же пронзительный и пугающий, как в ту ночь, когда я впервые его увидела.
– Тише, m’eudail[17], – произнес он. – Все хорошо.
И убрал руку.
– Куда вы? – чуть не заплакала я.
– Тут же вернусь, – ответил он, выскальзывая из убежища.
Он оставил фонарик гореть. Коналл сидел у входа, склонив голову, как гаргулья.
Энгус вернулся с одеялом, завернулся в него. Сел возле входа под стеной и выключил свет.
– Доброй ночи, m’eudail.
Я подняла руку и провела по лицу там, где он ко мне прикасался.
На девятый день я начала думать, не случилось ли что с Эллисом и Хэнком, и если да, то откуда кто узнает, где меня найти. На одиннадцатый день до меня дошло, что возвращение с самого начала могло не входить в их планы.
Поначалу эта мысль была чем-то вроде тайного желания, но вскоре я убедила себя, что не так уж это невероятно: у Эллиса не было ни дома, ни денег, к которым можно было бы вернуться, а у Хэнка денег было предостаточно, и, куда бы он ни отправился, они остались бы при нем. Они могли поменять документы, уехать в какое-нибудь экзотическое место, найти опиумный притон возле моря, оставить все проблемы позади. Я понимала, что одна из проблем – я, но если они и в самом деле сбежали, не имея в виду вернуться, с чего бы им волноваться о том, что будет со мной? Может быть, они все-таки осознали, что питают ко мне какие-то нежные чувства, и решили отпустить меня на свободу.
