А теперь… Как он может помочь ей теперь? Хотелось предложить ей снова пожить у него, но он не решался об этом сказать. Она могла вообразить, что он влюблен, что он – одинокий старик, который боится до конца своих дней остаться без каких-либо обязательств по отношению к ней. И она была бы, конечно, права – женщины всегда правы, но, пожалуй, «любовь» – не то слово. Ты не мог позволить себе влюбленность в тридцатидвухлетнюю женщину, беспечно родившись в тысяча девятьсот сорок шестом году. Нет, это была не любовь. Просто без Зои бесконечные дни превратятся в морских львов в зоопарке, взбирающихся на подиум и хлопающих мягкими плавниками, чтобы вызвать в ответ аплодисменты. «Наверное, надо этому научиться, – подумал Том. – Некоторым удается. Может быть, поупражняюсь и я и, пропустив бокал красного вина, добьюсь успеха».
Зоя вошла в кабинет, побледневшая от печали. Она даже ростом вдруг стала ниже.
– Чаю? – предложил Том, совершенно не представляя, что ей сказать.
Зоя кивнула и села к столу на вертящееся кресло, а он налил чаю ей и себе.
– Я горжусь тобой, – начал он. – То, что ты сегодня сделала на треке, – лучшее, на что способен спортсмен. Никогда я такого не видел.
– А я теперь об этом жалею.
– Но ты же только человек. Это естественно. Зоя вяло улыбнулась, и они стали пить чай.
– Что теперь делать, Том? – спросила Зоя. Том достал из ящика стола блокнот и ручку.
– Давай составим список, ладно? Сначала нужно поговорить с руководством федерации и придумать для тебя работу – может быть, тренерскую. Потом подготовим пресс-релиз. Но до этого ты, вероятно, захочешь переговорить со своими спонсорами и агентом. Потом нам понадобится…
– Прекрати, – тихо сказала Зоя, поставила чашку на стол и прижала руки ко лбу. – Я не о том, чем я буду заниматься. Что мне делать со своей жизнью?
Том моргнул.
– Жизнь – очень емкое слово, правда? Давай-ка разделим его на части. Давай возьмем тот уровень, вокруг которого мы сможем строить планы, ну, например месяц или неделю, и будем относиться к этим модулям почти как к тренировочному плану…
Том увлекся и начал жестикулировать, очерчивая послушные единицы времени в душном воздухе кабинета.
Его голос сорвался, когда он увидел, как на него смотрит Зоя.
– Я проиграла всего тысячную долю секунды, – сказала она. – Так что не говори мне про недели и месяцы.
Том положил блокнот с ручкой на стол, так и не сделав ни одной записи.
Зоя все смотрела на него. Ее колени нервно подрагивали, а взгляд был пристальным и пытливым.
– У тебя ведь был ребенок, верно? Том кивнул.
– И до сих пор где-то есть. Его зовут Мэтью. Я его не видел… лет двадцать.
– За все годы нашего знакомства ты ни разу об этом не говорил.
– А мы вообще никогда не говорили обо мне. Том улыбнулся, а Зоя – нет.
– Тебе когда-нибудь снятся такие сны, – говорила она, – будто ты на улице потерял ребенка, все ищешь его – а сон все тянется, тянется, – а находишь только его туфельки?
Улыбка на губах Тома угасла. Он молча смотрел на Зою.
– Треклятые детские туфельки, Том. Иногда они до краев полны крови. Так полны, что, когда ты осторожно прикасаешься к ним, кровь переливается через край и попадает на твои пальцы. Не снится тебе такое?
– Слушай, Зоя, – вымолвил Том. – Что же все-таки с тобой произошло? Ты когда-нибудь мне расскажешь?
Зоя его словно не слышала.
– Мне этот сон снится почти каждую ночь, – продолжала она. – А в другие ночи за мной кто-то гонится. Вот почему я боюсь оставаться одна. Скажи, тебе никогда не бывает страшно?
Том посмотрел на свои руки.
– Ко всему привыкаешь. Зоя судорожно вздохнула.
– Я – нет! Мне помогали только гонки. Лишь во время гонки я не могу думать ни о чем другом.
– Ладно, – сказал Том. – Давай попробуем над этим поработать. Давай поищем причины, из-за которых ты видишь плохие сны, и разработаем стратегию борьбы с ними.
Зоя коротко рассмеялась – визгливо и нервно.
– Причина – живой человек. Думаешь, стоит стукнуть его по башке?
– Даже не шути на эту тему. Зоя отвела взгляд.
– Меньше всего я хочу остаться в живых. Я все время рискую. Езжу на велике по встречной полосе. Смотрю вниз с крыши своего дома, наклоняюсь и…
– И что?
Зоя вернулась взглядом к Тому. Ее глаза блестели, мышцы лица напряглись.
– Ты в состоянии помочь мне вернуть мою дочь? Сможешь помочь мне вернуть Софи?
Том сделал глоток чаю и аккуратно поставил чашку на стол.
– Такие вопросы вообще-то тренеру не задают. Зоя провела пальцами по его запястью.
– Я тебя не как тренера спрашиваю.
Тому пришлось сражаться с трепетом, пробежавшим по его руке и предплечью. Импульс добрался до позвоночника, разбежался по сложной матрице центральной нервной системы и преобразился в резкую боль, почти неотличимую от желания.
Том растерялся и осторожно отодвинул руку.
– Как твой друг я тебе так скажу: ты не сможешь мыслить ясно, пока не успокоишься. Вполне естественно, что сейчас ты себя чувствуешь как кусок дерьма, по которому шмякнули молотком. Еще несколько дней тебе будет казаться, что наступил конец света.
Зоя потянулась к Тому, сжала его руку и стала рассматривать, словно карту, на которой можно найти путь продолжения разговора.
– Я тебе доверяю со своих девятнадцати, – наконец выговорила она. – Я с тобой никогда не спорила. Когда ты предложил, чтобы Софи забрали Джек и Кейт…
Том высвободил руку.
– Я никогда не говорил тебе, как ты должна поступить. Ты думала, что не в состоянии присматривать за Софи, и мы все с уважением отнеслись к твоему решению поручить ее заботам тех, кто мог это сделать.
Зоя взглянула на Тома почти свирепо.
– Ну ведь теперь я в состоянии о ней позаботиться, верно?
Том попробовал улыбнуться.
– Погоди пару дней, хорошо? Отдохни, приведи мысли в порядок, а потом поговорим о Софи. Она больна, Зоя. Сейчас не время вмешиваться.
– А когда будет время?
– Не знаю. Может быть, когда ты перестанешь выезжать на встречную полосу.
Зоя вцепилась руками в край стола.
– Ты мог бы сказать, что дал мне плохой совет, правда? Ты мог бы сказать, что я растерялась и не ведала, что творю, что ты не должен был позволять мне отдавать дочь.
– Кому я должен это сказать?
– Суду. Том вздохнул.
– Не стоит привлекать к этому суд, Зоя. Как только ты к нему обратишься, сразу всполошатся газетчики. Представляешь, что они напишут, если всплывет вся эта история?
Зоя посмотрела на него и пожала плечами. Том заставил себя выдержать ее взгляд.
– Напишут, что Кейт Аргалл отказалась от Олимпиады ради ребенка, а Зоя Касл отказалась от ребенка ради Олимпиады.
Зоя вздрогнула.
– Это несправедливо. Том грустно пожал плечами:
– Да, но так ли это далеко от правды?
– Я думала, что ты был прав, когда сказал, что я должна сохранить беременность. Ты говорил, что меня ни за что не оставят в покое, если ради спортивной карьеры я сделаю аборт. Потом я думала, что будет правильно помалкивать о том, что настоящая мама Софи – я, потому что ты говорил, что пресса меня на клочки порвет, если это выяснится.
Обвинения звучали все громче и громче.
– Только не говори мне, что это было не так.
– Да, но теперь я сама рву себя в клочья. Это гораздо хуже того, что со мной могли бы сделать какие-то там газеты.
Том старался дышать ровнее.
– Пока ты побеждала, тебя это не тревожило. Ты брала золото, всходила на пьедестал и поднимала руки в треклятый воздух.
Зоя устремила на Тома взгляд, полный ярости.
– Руки, Том? Давай посмотрим на мои руки. – Она резко задрала вверх левый рукав куртки и показала Тому повязку, через которую до сих пор просачивалась кровь. – Вот это – настоящее, – сказала она. – Поедешь слишком быстро – разобьешься, и будет чертовски больно. – Зоя вздернула вверх другой рукав и продемонстрировала Тому татуировку в виде пяти олимпийских колец – припухшую, воспаленную. – А вот это – ложь. Быстрее, выше, сильнее. Из-за этого ты только становишься все более одиноким. Люди видят меня на подиуме и думают, что перед ними – слава, а на самом деле они видят одну-единственную сияющую минуту, когда я поднимаюсь над всей грязью, над всем ужасом, который я сотворила, чтобы оказаться на подиуме. Погляди на любого из чемпионов. Посмотри на меня и Джека. У нас голова не в порядке. Всю жизнь мы потратили на то, чтобы становиться первыми. А теперь посмотри на Кейт, которая всегда приходит второй. Все святые – неудачники, но медали за это не дают. Их дают вот за это. – Она ткнула Тому в лицо свою татуировку, и он отпрянул.
– Ты все видишь превратно.
– Я все вижу с закрытыми глазами, Том, потому что мне больно. Жутко больно.
Том вздохнул и откинулся на спинку стула.
– Ты хотела побеждать. Моя работа состояла в том, чтобы помочь тебе в этом.
