— Я — Черномазая, — без всяких обиняков представилась она. — Что вам надо в моем доме?
— А я — леди Кортни. Приехала повидать генерала Коннолли.
— Генерал сегодня пьян и женщинами не интересуется.
С этого дня Коннолли не звали даже на рождественский завтрак. Недоразумения подобного рода, хоть и не всегда столь драматичные, возникали и с другими членами английской колонии Дебра-Довы, пока наконец, через шесть лет после приезда в Азанию сэра Самсона, единственным человеком, которого иногда приглашали поиграть в крокет на посольской лужайке, не остался англиканский епископ. Впрочем, в последнее время визиты в посольство его преосвященства также особенно не поощрялись. Немолодой уже человек, он был не в силах за один день проделать путь в посольство и обратно, а потому приглашение на обед означало, что епископ останется ночевать, а наутро, перед отъездом обратно в город, — еще и завтракать. Главное же, Неполномочного, который постепенно утратил вспыхнувший было интерес к происходящему в стране, раздражали и утомляли подобные светские мероприятия. Епископ любил порассуждать о политике, о стоящих перед страной проблемах, о благосостоянии народа, образовании и финансах. Он мог часами говорить о местных законах и обычаях и о том, какие партии существуют сейчас при дворе. Вдобавок у него была довольно развязная — с точки зрения Неполномочного привычка называть по имени членов королевской семьи и губернаторов, которых сам сэр Самсон по забывчивости называл не иначе, как «старый негр, который ужасно любит анисовую водку», или «эта, как ее, которая, по словам Пруденс, похожа на тетю Сару», или «этот, в очках, с золотыми зубами».
Ко всему прочему, в крокет епископ играл из рук вон плохо и составить конкуренцию дипломатам не мог.
И все же, когда, опоздав на двадцать минут к столу, Пруденс и Уильям вернулись с прогулки домой, они обнаружили за столом епископа.
— А я уже решила, что вас убили! — воскликнула леди Кортни. — Вот бы мсье Байон обрадовался. Он ведь вечно шипит, чтобы, пока не кончилась гражданская война, я не выпускала вас за ворота. Звонил сегодня утром, спрашивал, какие мы предприняли меры для укрепления посольства. Мадам Байон набила мешки песком и обложила ими все окна. Байон сказал, что последний патрон он хранит для мадам Байон.
— В городе все находятся в состоянии жуткой паники, — сказал епископ. — Столько всяких слухов. Скажите, сэр Самсон, только откровенно: нам угрожает резня или нет?
— Каждый Божий день мы едим на обед консервированную спаржу… сказал Неполномочный. — Почему, непонятно… Простите, вы спрашиваете, будет ли резня? Трудно сказать. Я, признаться, об этом всерьез не думал… Да, пожалуй, будет. Ведь если эти молодцы вобьют себе что-нибудь в голову, их уж ничем не остановишь. И все-таки, мне кажется, все уладится. Волноваться не стоит… Надо бы нам спаржу самим выращивать. Все лучше, чем с утра до ночи копаться в этом идиотском саду. А то каждый день консервированная спаржа — как будто на корабле плывешь.
— Я приехал к вам сегодня еще и потому, что надеялся узнать какие-нибудь новости, — сказал епископ после того, как леди Кортни и сэр Самсон в течение нескольких минут выясняли сравнительные достоинства тюльпанов и спаржи. — Мне бы очень хотелось вернуться в город с хорошей вестью… Вы себе не представляете, как все удручены… Уже много недель полное отсутствие новостей, одни слухи. Здесь-то вы, по крайней мере, в курсе событий.
— Новости, говорите? — отозвался Неполномочный. — Что ж, кое-какие новости действительно есть. Когда вы были у нас последний раз? Я не говорил вам, что Анстрадеры решили записать Дэвида в Аппингемскую школу? Очень, по-моему, правильное решение. А сестра Перси Легга — та самая, помните, что гостила у них здесь в прошлом году, — выходит замуж. У Бетти Анстрадер на днях понесла пони, и она, бедняжка, крепко расшиблась. Я всегда говорил, что на этой лошади детям ездить нельзя. Что еще рассказать епископу, дорогая?
— У Леггов сломался холодильник, и они смогут теперь починить его только после окончания войны. Бедный капитан Уолш опять слег с малярией. Пруденс на днях начала писать новый роман… Надеюсь, это не тайна, детка?
— Конечно, тайна. И потом, никакой это не роман. Это «Панорама жизни». У меня тоже есть новость, причем совершенно потрясающая: сегодня утром Перси набрал, играя в багатель, тысячу двести восемьдесят очков.
— Не может быть, — удивился сэр Самсон. — В самом деле?
— Так ведь это на бильярдном столе в канцелярии! — сказал Уильям. Это не считается. Мы все набираем там массу очков. Там же лузы кривые. Я считаю, что мой рекорд — тысяча сто шестьдесят пять очков, которые я набрал у Анстрадеров, — не побит до сих пор.
— А о гражданской войне вам что-нибудь известно? — спросил епископ после того, как посол, леди Кортни, Пруденс и Уильям в течение нескольких минут обсуждали недостатки бильярдного стола в канцелярии.
— Боюсь, что нет. Во всяком случае, ничего конкретного припомнить сейчас не могу, — сказал Неполномочный. — Ведь всем этим занимался у меня Уолш, а у него сейчас лихорадка. Вот поправится — тогда, возможно, что-нибудь и узнаем. Он у нас единственный в курсе местных событий… А впрочем, на днях, кажется, приходили какие-то телеграммы. Скажите, Уильям, в них было что-нибудь о войне?
— Трудно сказать, сэр. Дело в том, что мы опять потеряли шифровальный код.
— Ах, этот Уильям! Вечно он все теряет. Что бы вы сказали, епископ, если б у вас был такой капеллан? Как только код найдется, медленно прочтите телеграммы, слышите? Может быть, на них надо было ответить.
— Обязательно, сэр.
— И еще, Уильям… Пожалуйста, исправьте лузы на бильярдном столе в канцелярии. Какой смысл играть, если лузы кривые?
— Неполномочный был за обедом в ударе, черт возьми! — сказал Уильям, когда они с Пруденс остались наедине. — Проходу мне не давал. Сначала взъелся на меня из-за шифровального кода, а потом пристал с бильярдным столом. Что я ему сделал?
— Любимый, как ты не понимаешь, это он хотел епископу пустить пыль в глаза. Сейчас, наверно, самому стыдно стало.
— Непонятно только, почему ради этого епископа надо было из меня дурака делать?
— Милый, ну не сердись. Я же не виновата, что у меня отец солдафон. Знаешь, я придумала много новых способов целоваться. Давай попробуем?
Когда пришли Анстрадеры и Легги, сели пить чай с бутербродами с огурцом и паштетом, горячими булочками, печеньем с тмином.
— Как себя чувствует Бетти? Она сильно ударилась?
— Да, тряхнуло ее здорово, бедную. Но Артур, представьте, хочет, чтобы она, как только сможет, опять начала ездить верхом. Он опасается, как бы у нее не закрепилась боязнь лошадей.
— Неужели она снова сядет на Красотку?
— Нет, конечно. Мы надеемся, что Перси отдаст ей на время своего Непоседу. Красотка ей пока что не по силам.
— Еще чаю, епископ? Как дела в миссии?
— О Боже, какой голый сад. Просто сердце разрывается. А ведь в это время он бывает особенно хорош. Мешок с львиным зевом куда-то запропастился.
— Никак эта война не кончится! Я уже полтора месяца жду, когда мне пришлют из Англии шерсть, чтобы довязать кофточку ребенку. Остались одни рукава. Как вы думаете, очень будет нелепый вид, если я свяжу рукава из другой шерсти?
— Отчего же, по-моему, это даже мило.
— Еще чаю, епископ? Я бы хотела, чтобы как-нибудь вы поподробнее рассказали о детской школе.
— Я нашел шифровальный код, сэр.
— Правда? И где ж он был?
— В верхнем ящике комода. На прошлой неделе я расшифровывал телеграммы, лежа в постели.
— Великолепно. Но впредь будьте внимательнее — вы же знаете, какое значение придают в министерстве таким вещам.
— Бедный мсье Байон. Все пытается вызвать из Алжира аэроплан.
— По словам миссис Шонбаум, у нас кончаются запасы, потому что французское посольство скупает все, что только можно, и забивает товарами подвалы.
— Может, тогда они и мой джем купят? В этом году он все равно не получился.
— Еще чаю, епископ? Я хотела бы поговорить с вами о конфирмации Давида. Что-то последнее время он совсем от рук отбился, иногда такое сказанет, что страшно делается.
— Может быть, вам удастся прочесть телеграмму? Я, честно говоря, ничего не понимаю. Какой-то странный шифр. Лd2 Фс8.
— Это не шифр, а запись шахматных ходов. Перси ведь играет по переписке в шахматы с Беббитом из министерства. Он как раз искал эту бумажку.
— Бедная миссис Уолш. Выглядит хуже некуда. Этот климат не для нее.
— В Аппингеме Давиду будет очень хорошо, я в этом ни секунды не сомневаюсь.
— Еще чаю, епископ? Вы наверняка устали с дороги.
В шестидесяти милях к югу, на перевале Укака, кровожадные головорезы из племени сакуйю, прячась за скалы, выслеживали и добивали последних беглецов из армии Сеида, а следом за ними из пещер, где люди жили с незапамятных времен, выползали старухи и, подкравшись к трупам, раздевали их.
