— Великолепно. Но впредь будьте внимательнее — вы же знаете, какое значение придают в министерстве таким вещам.
— Бедный мсье Байон. Все пытается вызвать из Алжира аэроплан.
— По словам миссис Шонбаум, у нас кончаются запасы, потому что французское посольство скупает все, что только можно, и забивает товарами подвалы.
— Может, тогда они и мой джем купят? В этом году он все равно не получился.
— Еще чаю, епископ? Я хотела бы поговорить с вами о конфирмации Давида. Что-то последнее время он совсем от рук отбился, иногда такое сказанет, что страшно делается.
— Может быть, вам удастся прочесть телеграмму? Я, честно говоря, ничего не понимаю. Какой-то странный шифр. Лd2 Фс8.
— Это не шифр, а запись шахматных ходов. Перси ведь играет по переписке в шахматы с Беббитом из министерства. Он как раз искал эту бумажку.
— Бедная миссис Уолш. Выглядит хуже некуда. Этот климат не для нее.
— В Аппингеме Давиду будет очень хорошо, я в этом ни секунды не сомневаюсь.
— Еще чаю, епископ? Вы наверняка устали с дороги.
В шестидесяти милях к югу, на перевале Укака, кровожадные головорезы из племени сакуйю, прячась за скалы, выслеживали и добивали последних беглецов из армии Сеида, а следом за ними из пещер, где люди жили с незапамятных времен, выползали старухи и, подкравшись к трупам, раздевали их.
После чая зашел консул и позвал Пруденс и Уильяма поиграть в теннис.
— К сожалению, мячи старые, никуда не годятся, — посетовал он. — Уже два месяца ждем новых. Проклятая война.
Когда стемнело и играть дальше стало невозможно, Пруденс и Уильям зашли к Леггам выпить по коктейлю, засиделись, и, чтобы успеть переодеться к ужину, обратно пришлось бежать бегом. Вернувшись, они бросили жребий, кому идти в ванную первому. Пруденс выиграла, но первым принял ванну все-таки Уильям, который к тому же израсходовал всю ароматическую соль, и к столу молодые люди пришли с большим опозданием. Епископ, как и ожидалось, решил остаться ночевать. После ужина в холле разожгли камин — в горах вечерами было холодно, сэр Самсон взялся за вязание, а леди Кортни и епископ вместе с Анстрадером и Леггом сели играть в бридж.
В посольстве в бридж играли мирно, без ссор.
— Пойду-ка я с маленькой червы.
— Это бескозырная игра — надеюсь, вы меня поняли.
— Сколько можно жульничать.
— Это я жульничаю?!
— Послушай, у тебя что, не было другого хода?
— А что ты назначил?
— Черву.
— Тогда пойду с двойки червей.
— То-то же.
— Проклятье! Забыл, что у нас некозырная игра. Тогда «пас».
— Нет. Боюсь, на Визире придется ездить с мундштуком. У него очень отяжелела челюсть.
— Нет. Ваш ход, епископ. Стальной мундштук тут не поможет.
— Надо же быть таким тупицей! Хуже ты пойти не мог?
— Ты же сам хотел, чтобы я показал масть. Скажите конюхам, чтобы они, перед тем как седлать, мочили мундштук водой. Тогда все будет нормально,
Пруденс поставила пластинку. Уильям лежал на ковре перед камином и курил одну из последних остававшихся в наличии сигар.
— Черт возьми, — сказал он, — когда же наконец придут новые пластинки?
— Эй, Пруденс, взгляни, как получается. Сейчас начну вязать рукава.
— Потрясающе, папа.
— Мне это занятие ужасно нравится…
— Симпатичная мелодия. Что, разве сейчас мой ход?
— Перси, не отвлекайся от игры.
— Прошу прощения, но эту взятку я беру в любом случае.
— Она и так наша.
— В самом деле? Пруденс, переверни пластинку. Послушаем «Крошку Сару».
— Перси, твой ход, сколько можно повторять? Что ты задумался? Бей козырем.
— Легко сказать «бей козырем». А если у меня нет козырей? Хорошие слова: «…хлестала виски — кончила пургеном».
В это время во французском посольстве, находившемся в нескольких милях от английского, посол и первый секретарь обсуждали очередной рапорт о действиях англичан, который каждый вечер доставлял им дворецкий сэра Самсона.
— Епископ Гудчайлд опять там.
— Клерикалы.
— Через него они поддерживают связь с городом. Этот сэр Кортни старая лиса.
— Сведения подтвердились: они даже не пытались укрепить здание посольства.
— Стало быть, действуют в ином направлении. Сэр Кортни финансировал Сета.
— Я в этом не сомневаюсь.
— Думаю, неустойчивость цен — его рук дело.
— Они разработали новый шифр. Вот копия сегодняшней телеграммы. Мне этот код ничего не говорит. И вчера был такой же.
— Лd2 Фс8. Да, шифр необычный. Придется вам сегодня ночью поломать над ним голову. Пьер вам поможет.
— Я нисколько не удивлюсь, если окажется, что сэр Самсон работает на итальянцев.
— Очень может быть. Охрана выставлена?
— Да, часовые получили приказ стрелять без предупреждения.
— Сигнал тревоги отлажен?
— Все в полном порядке.
— Отлично. В таком случае спокойной ночи.
Мсье Байон поднялся по лестнице в спальню. Войдя в комнату, он первым делом проверил металлические ставни и дверной замок. Затем подошел к кровати, на которой спала его супруга, и осмотрел москитную сетку. После этого посол полил окно и дверь жидкостью от мух, прополоскал горло антисептическим средством и разделся, сняв с себя все, кроме шерстяного пояса. Потом облачился в пижаму, проверил револьвер и положил его на стул у кровати, рядом с часами, электрическим фонариком и бутылкой минеральной воды «Витель». Второй револьвер он спрятал под подушку, после чего на цыпочках подошел к окну и негромко позвал:
— Сержант.
Внизу в темноте щелкнули каблуки.
— Ваше превосходительство?
— Все в порядке?
— Все в порядке, ваше превосходительство.
Мягко ступая, мсье Байон пересек комнату и потушил верхний свет, предварительно включив маленький ночник, осветивший спальню призрачным бледно-голубым сиянием. Затем осторожно приподнял москитную сетку, посветил на нее фонариком и, убедившись, что насекомых нет, и слегка фыркнув, улегся в постель. Прежде чем погрузиться в сон, он машинально сунул руку под подушку и нащупал там маленький шершавый орех — талисман на счастье.
В одиннадцать часов утра епископ наконец отбыл, и жизнь в посольстве пошла своим чередом. Леди Кортни отправилась в сарай за рассадой, сэр Самсон заперся в ванной, Уильям, Легг и Анстрадер сели в канцелярии играть в покер, а Пруденс принялась за третью главу «Панорамы жизни». «Секс, — выводила она крупными, неровными буквами, — это крик Души, стремящейся к Совершенству». Написала, перечитала написанное, зачеркнула «Души» и сверху надписала «Духа», затем после «Духа» вставила «мужчины», слово «мужчина» заменила на «мужское начало», а «мужское начало» — на «человечество». Вынула чистый лист бумаги и переписала все предложение, а потом взялась за письмо: «Уильям, любимый. За завтраком, когда все еще пребывали в полусне, ты был такой хорошенький, что мне захотелось тебя ущипнуть, но я не стала. Почему ты сразу ушел? Сказал „расшифровывать телеграммы“. Тебя же никто не просил. Наверно, из-за епископа. Милый, он уехал, поэтому возвращайся, и тогда я тебе кое-что покажу. „Панорама жизни“ сегодня идет со скрипом. Получается слишком литературно и непонятно. Короче, не пишется. Зло берет. Пруденс». Она аккуратно сложила письмо, вложила его в треугольную шляпу, надписала: «Достопочтенному Уильяму Бленду, Аttache Ноnoraire, Legation de Grande Bretagne»[8] и послала мальчика отнести письмо в канцелярию, велев ему дождаться ответа. «Прости, дорогая, сегодня ужасно занят, увидимся за обедом», — набросал Уильям и прикупил к двум королям еще два.
Пруденс в сердцах бросила ручку на стол и вышла из дома посмотреть, как ее мать пропалывает клумбы с астрами.
Накануне Пруденс и Уильям оставили в ванной надутого резинового змея, и теперь он привлек внимание сэра Самсона. Неполномочный сел в ванну, бросил змея в воду, поймал его ногами, схватил за хвост и, вспенив воду, стал возить его взад-вперед, изображая корабль в бурном море. Потом сел змею на голову, и тот, хвостом вперед, выпрыгнул у него между ног на поверхность воды; после этого сэр Самсон выпустил из змея немного воздуха, и по воде пошли пузыри. С таких развлечений обычно начинался день посла, и его настроение во многом зависело от того, хорошо ли он наигрался утром. Вскоре сэр Самсон мысленно погрузился в далекую эпоху плейстоцена: «На подернутые дымкой утреннего тумана скалы из пенящихся волн, резвясь и плескаясь, выбираются целые стада морских чудовищ… О пятый счастливый день сотворения мира, — думал Неполномочный, — о ты, сияющее, совсем еще молодое солнце, только недавно отлученное от груди твоей матери, тьмы; о земная твердь, над которой подымаются густые испарения болот… о киты и динозавры, резвящиеся в океанских волнах…»
Стук в дверь.
— Приехал Уокер, сэр, — раздался снаружи голос Уильяма. — Вы можете его принять?
