Макс Фриш - Синяя борода

Свидетель украдкой хихикает.

— Последний вопрос, господин Нойенбургер...

Путешествия заканчиваются возвращением домой. (Цюрих — Клотен.)

Таксист, приветливый венгр, знает, как ехать — через Кройцплац. Мой свидетель, хозяин гаража, как раз там заправляет баки горючим.

— Вам, значит, показалось, что он пьян?

— Он даже не помнил, что утром уже был здесь и что я ему утром говорил о сцеплении.

— Он был вашим клиентом?

— Много лет.

— Когда он привез к вам свой «вольво»?

— До обеда, я точно помню, и не будь господин доктор старым клиентом, я бы ему не обещал, что он в тот же день сможет поехать за город. По субботам у нас работает только один механик.

— Когда господин Шаад снова пришел к вам?

— Вскоре после полудня.

— Вскоре после полудня...

— Я все ему объяснил — сцепление долго не вы­держит. Оно напрочь сносилось. А чтобы заменить сцепление, как известно, требуется время.

— Его машина, следовательно, в полдень еще не была готова...

— К сожалению.

— Значит, он не мог поехать за город...

— Господин доктор огорчился, но единственное, что я мог пообещать ему в субботу, и господин доктор это понимал, что попытаюсь еще раз подтянуть сцепление.

— Когда господин Шаад пришел еще раз?

— Около шести часов. Как договорились.

— И его машина была уже в порядке?

— Вроде бы.

— Когда обвиняемый около шести часов вечера пришел в гараж, на нем по-прежнему был галстук, как и в полдень?

— Вроде бы.

— Да или нет?

— Галстук у него сбился набок, и вид у него был довольно расхристанный, ну как это бывает, когда чело­век перебрал, потому-то я и не выдал ему машину, иначе у него попросту отобрали бы права. Уж очень от него несло спиртным. А что врачу делать без водительских прав!

— Я не об этом спрашиваю, господин Люшер.

— Уж очень от него несло.

— Я спрашиваю вас: когда вы в ту субботу видели обвиняемого около шести часов вечера, был на нем галстук или нет?

— Так я это уже сказал.

Сцепление еще и по сей день не в порядке.

— Господин Шаад, почему вы все время качаете головой?

Я и сегодня еще жду, чтобы мой официальный защитник, в течение трех недель старавшийся заставить моих бывших супруг дать обеляющие меня показания, наконец ознакомил девятерых присяжных с тем, что тоже является правдой:

— Хочу напомнить о его четырехлетней деятельно­сти в совете общины, о его дельных предложениях при постройке больниц, не забудем также, что он лично участвовал в размещении и устройстве беженцев, бо­ролся против загрязнения наших озер, не говоря уже о его повседневной работе в качестве практикующего и пользующегося популярностью врача, далее напомню о его самоотверженном труде в Биафре, где он три меся­ца занимался лечением больных, а также о его много­численных лекциях по планированию семьи, не забудем его деятельности по борьбе с наркоманией среди нашей молодежи, серьезного изучения иглоукалывания и не в последнюю очередь — его успехов в лечении иглоука­лыванием. В конце концов, его биография состоит не только из многочисленных браков! Не в последнюю очередь напомню о его интересе к музыке, например...

Прокурор нашел еще одну запись:

«Если эрекция порой не происходит, а сейчас это бывает довольно часто, женщины склонны ставить под вопрос и все прочие способности мужчины. Не проходит дня без нескольких хотя бы небольших укоров. Нив са­мом деле совершаю промах за промахом: в обществе, за рулем, в саду и т. д., надеюсь, хоть не в клинике».

Помощь приходит со стороны садовника-присяжного:

— Я хотел бы задать вопрос обвиняемому, то бишь спросить насчет обвинения и остановиться на нем, ведь эта Розалинда Ц. как женщина была удовлетворена, я хочу сказать, в то время, когда она была убита, так зачем ей было доводить придирками господина доктора Шаада до того, чтобы он убил ее, ведь он же улаживал ее налоговые дела, вот этого я никак не понимаю.

Иной раз я остаюсь лежать в ванне уже после того, как вытекла вода — только капает из крана, а я лежу с за­крытыми глазами и слышу:

— У нас была прислуга — испанка, и Феликс иногда сам готовил, это доставляло ему удовольствие. Пожалуй­ста, не сочтите это жалобой! Он знал, что я не буду выполнять роль его служанки.

— Он знал это...

— Феликс всегда был очень великодушен.

— Но материально вы чувствовали себя зависимой от него..

— Этого я не могу отрицать.

Это, видимо, была белокурая Андреа.

— Я, например, играла на скрипке.

— Но у вас же на это не хватало времени...

— Возможно, тут я сама была виновата.

— В чем вы были виноваты, фрау Шаад?

— Я очень требовательна к себе.

— А Феликс Шаад этого не понимал?

— Я часто посещала собрания Эраноса.

— Что это такое?

— Феликс считал, что от университета было бы больше пользы, посещать какой-нибудь курс лекций или семинар, а потом сдать экзамены, но какой предмет избрать, он тоже не знал.

— Понимаю...

— Но это еще не значит, что я была просто домашней хозяйкой.

— Верно.

— Я вышла замуж за Шаада, потому что любила его.

— Чем вы до этого занимались?

— Я должна была зарабатывать себе на жизнь. i

— Вы были классной надзирательницей? j

— Да.

— А кем вы работаете сейчас?

— Я больше не верю в нашу систему школьного обучения.

— И вы можете на это жить, фрау доктор Шаад?

Я намыливаю голову.

— Вы тоже, фрау доктор Шаад, сказали бы, что обвиняемый и мухи не обидит?

— Я бы так не сказала.

А как бы вы сказали? 

— Когда он выходил из себя, я хочу сказать, когда он терял голову, или как это там называется, он мог разорвать на себе рубашку, я это не раз наблюдала, а то хватал какой-нибудь предмет и разбивал его вдребезги на моих глазах.

— Что за предмет?

— Что под руку попадет...

— Например?

— Если бы он не мог проделать это у меня на глазах, думаю, он не стал бы этого делать. Например, у меня на глазах разбивал свою трубку, самую лучшую, или оч­ки — только чтобы меня наказать.

— За что?

— Вот это-то больше всего и выводило его из себя: я не понимала, за что он хочет меня наказать. Только ви­дела, как он разбивал свои дорогие трубки, одну за дру­гой, единственно потому, что я не понимаю, чем выз­вана его ярость. Однажды он выбросил из окна свои часы.

— То есть исключительно предметы, которые при­надлежали лично ему?

— Это я и имею в виду, когда говорю: одержимый собственными переживаниями.

— На других он, значит, не кидался?

— Этого мне не доводилось видеть.

— Этого вам не доводилось видеть...

— Уж скорее он задушил бы самого себя.

Это Гизель.

(Она тоже пополнела.)

Я намыливаю голову.

— Когда он выпивал, фрау Шаад, — а это доводилось видеть и вам, — он ходил взад-вперед по комнате и гово­рил.

— О да.

— Это доводилось видеть и вам...

— Я давала ему выговориться.

— Ни в чем не возражая?

— Он только этого и ждал.

— И потом вы шли спать?

— В полночь.

— А что делал он?

— Мне становилось жалко его.

Это Коринна.

(Или Андреа?)

Я промываю волосы.

— Вы знали, фрау доктор, что Феликс Шаад, когда был вашим мужем, вел что-то вроде тайного дневника?

Свидетельница молчит.

— Вы этого не знали?

— Я предполагала.

— Почему?

— Когда мы ссорились, я хочу сказать, когда Феликс вел себя так, словно больше не в силах выдержать, — это, вероятно, бывает во всяком браке, — то он уходил с соба­кой в лес, раньше у нас была собака, но, когда нашу собаку задавила машина, мы не стали заводить другую, и теперь, когда мы ссорились, Феликс уходил не в лес, а в свой кабинет, и я предполагала, что он что-то там записывает в свой дневник, потому что через час или около того он как бы успокаивался. Это я заметила. Когда он возвращался из своего кабинета, он вел себя так, будто спорить нам больше не о чем.

— Потому что он записал свою версию?

— Он словно становился другим человеком.

— А вас не задевало, что муж, вместо того чтобы откровенно поговорить с вами, исписывал тетрадку за тетрадкой?

— Я предполагала...

— Вы никогда не заглядывали в его тетрадки?

— Я знала, где он их прячет.

— И вы ими не интересовались?

— Когда он прогуливал собаку, я ведь тоже не знала, что он говорил нашей собаке в лесу.

— Вы, значит, не интересовались...

— Иногда я находила тетрадку в кармане его пиджа­ка, но, откровенно говоря, не считала таким уж инте­ресным то, что Феликс записывал туда.

— Вы, следовательно, шпионили за ним?

— Нет.

— Откуда же вы, фрау доктор, знаете, что было написано в тетрадках? Кстати, их несколько десятков.

— Мне достаточно было немного выждать.

— Что вы имеете в виду?

— Когда мы в очередной раз ссорились, Феликс выкладывал все, что он думал по поводу последней или предпоследней ссоры.