Въ ту же минуту стѣнные часы въ длинномъ деревянномъ футлярѣ пронзительно пробили одиннадцать.
— Позвольте мнѣ приготовить вамъ еще глоточекъ пунша, мадамъ Шёнингъ? — прибавилъ Маккъ.
— Нѣтъ, нѣтъ, благодарствуйте, — пора намъ домой присмотрѣть за лампой, — отвѣтила смотрительша. — При ней вѣдь одинъ Эйнаръ остался.
Поговорили еще на эту тему. Мадамъ Шёнингъ уже встала и протягивала руку на прощанье, но, когда Маккъ спросилъ ее насчетъ Эйнара, глухонѣмого сына, она позабыла о своемъ намѣреніи и снова сѣла.
Вдругъ смотритель посмотрѣлъ на часы и сказалъ:- Одиннадцать часовъ; пора мнѣ домой къ лампѣ.
Сказалъ онъ это такъ, какъ будто жена и не заговаривала объ этомъ, словно онъ первый началъ, — до такой степени слова жены были для него пустымъ звукомъ. Онъ допилъ свой стаканчикъ, подалъ руку Макку и пошелъ къ дверямъ, гдѣ опять остановился поглядѣть на картины. Смотрительша со своей стороны отнюдь не спѣшила, досказала Макку все, что хотѣла, и потомъ только пошла. А мужъ медленно двинулся за нею единственно потому, что какъ разъ въ эту минуту досмотрѣлъ послѣднюю картину.
Маккъ и Бенони остались одни. Въ столовой становилось все оживленнѣе; послышался женскій визгъ, и чье-то глухое паденіе на полъ.
— Веселятся, какъ видно, — съ улыбкой произнесъ Бенони, какъ будто самъ былъ совершенно чуждъ такого рода веселью.
Но Маккъ ничего на это не сказалъ и не выказывалъ желанія пускаться въ интимности. Онъ закрылъ клавесинъ, подулъ на крышку и обмахнулъ ее своимъ тонкимъ носовымъ платкомъ, — вѣрно, чтобы показать, какой это дорогой, цѣнный инструментъ.
— Не выпьемъ ли еще по стаканчику? — предложилъ онъ Бенони.
— Нѣтъ, покорнѣйше благодарю, — отвѣтилъ тотъ.
Въ столовой раздалось громкое пѣніе пекаря. Товарищи зашикали на него, увѣряя его, что онъ пьянъ; онъ принялся спорить. Лишь время отъ времени изъ этого гама выдѣлялись отдѣльные голоса.
— Извини на минутку, — сказалъ Маккъ. — Приготовь себѣ пока новый стаканчикъ; я только…
И Маккъ вышелъ въ кухню, — должно-быть, отдать какое-нибудь приказаніе. Тамъ онъ засталъ ключницу, и Бенони слышалъ, какъ онъ сказалъ ей: — Если пекарь ослабѣлъ, пусть Оле Человѣчекъ и бондарь проводятъ его домой.
Ни упрека, ни сердитаго слова по адресу злополучнаго пекаря. Но Бенони былъ малый сметливый: «Ага! такимъ манеромъ Маккъ отдѣлается отъ троихъ, а жены ихъ останутся тутъ!»
Маккъ продолжалъ разговаривать съ ключницей:- Вы, конечно, были такъ добры, не забыли про ванну?
— Нѣтъ, нѣтъ.
Тутъ Бенони понялъ, что уже поздно и что Маккъ скоро захочетъ подняться къ себѣ въ комнату. О, ванны Макка славились, да и бралъ онъ ихъ частенько, такъ что всѣ о нихъ знали. У него въ ваннѣ были постланы мягкая перина и подушки, на которыхъ онъ преудобно укладывался. Да, много разсказовъ ходило насчетъ ваннъ Макка и насчетъ тѣхъ, кто помогалъ ему брать ихъ; а также насчетъ серебряныхъ ангеловъ по угламъ его кровати.
Бенони хотѣлъ уже распрощаться, но Маккъ, какъ любезный хозяинъ, заставилъ его налить себѣ новый стаканчикъ. Они покалякали еще о томъ, о семъ, и Бенони набрался храбрости спросить: что можетъ стоить такая штука, какъ клавесинъ? Маккъ покрутилъ головой, — въ такой вечеръ знать-де не знаю никакихъ цѣнъ, — и сказалъ только: — Вѣрно, не дешево. Мои предки не стояли за цѣною, когда имъ хотѣлось чего нибудь. Тамъ, въ маленькой горницѣ, есть рабочій столикъ изъ розоваго дерева, выложенный серебромъ и чернымъ деревомъ, — вотъ поглядѣлъ бы ты!
Вошла ключница и съ сокрушеніемъ доложила:- Серебро не все… въ этомъ году не хватаетъ трехъ вилокъ!
— Такъ? — только сказалъ Маккъ. — Ну, это, вѣрно, старая шутка; это онѣ каждый сочельникъ такъ пугаютъ насъ. Въ прошломъ году вилки вѣдь отыскались?
— Да.
— Онѣ привыкли, что я самъ ищу пропажу; имъ забавно, когда я обыскиваю ихъ у себя наверху и чиню судъ и расправу. Это у насъ въ усадьбѣ старый обычай.
Ключницу это не успокоило. — Якобина съ мельничихой помогали намъ мыть посуду, — сказала она. — Потомъ я пересчитала серебро, и Якобина расплакалась… Говоритъ, что это не она. За ней и мельничиха… о томъ же.
— Это, какъ водится, — промолвилъ Маккъ съ улыбкой. — Онѣ совсѣмъ, какъ дѣти. А жена пекаря не плакалась?
— Нѣтъ… Не знаю.
— А у меня наверху все готово?
— Да.
— Такъ пусть жена пекаря пойдетъ сперва.
Ключница ушла, а Маккъ, улыбаясь, обратился къ Бенони: пора-де ему заняться дѣломъ, какъ ни пріятно посиживать тутъ, потягивая пуншъ; надо итти чинить судъ и расправу. Приходится соблюдать старину!
Бенони простился, и Маккъ проводилъ его до дверей. Въ сѣняхъ они столкнулись съ женой пекаря, которая уже шла наверхъ.
На другое утро Бенони еще лежалъ въ постели, какъ въ дверь постучали. Онъ подумалъ, что это его старая работница, которая по собственной догадкѣ стала оказывать ему такое почтеніе, стучать въ дверь прежде, чѣмъ войти, и крикнулъ: — Пожалуйста! Войди!
Вошелъ совсѣмъ чужой человѣкъ.
— Съ добрымъ утромъ… то бишь — съ праздникомъ, хотѣлъ я сказать!
Извинившись, какъ умѣлъ, человѣкъ снялъ мѣховую шапку. Онъ былъ не здѣшній; съ свѣтлой бородкой, худощавый, съ длинными волосами и совсѣмъ еще молодой.
Бенони лежалъ и глядѣлъ на него, затѣмъ сказалъ: — Присаживайся.
— Спасибо. Холодновато стало на дворѣ,- сказалъ человѣкъ. — Меня пробирать начало, я и подумалъ: дай-ка осмѣлюсь зайти къ Гартвигсену.
Онъ говорилъ бойко и складно, безъ лишняго уничиженія.
Бенони спросилъ:- Ты меня знаешь?
— Нѣтъ. Слыхалъ о васъ. Люди къ вамъ послали.
— Какъ тебя зовутъ?
— Свенъ Іоганъ Кьэльсенъ. Я изъ города; былъ тамъ одно время въ дозорныхъ, меня и прозвали Свенъ Дозорный. А родомъ я съ юга.
— А какое же у васъ дѣло ко мнѣ? — Бенони не понялъ хорошенько, что за дозорный такой, и за всякій случай перешелъ на вы.
— А такое дѣло, что всѣ только и твердили мнѣ: ступай къ Гартвигсену. Я работы ищу… люди и говорятъ: не ходи сразу къ Макку, поди сначала къ Гартвигсену; онъ поговоритъ за тебя Макку.
— Такъ ты еще не былъ у Макка?
— Нѣтъ.
Бенони почувствовалъ себя польщеннымъ и гордымъ. — Такъ люди говорятъ: поди къ Гартвигсену к черезъ него попадешь къ Макку? Ну, я не такъ близокъ съ Маккомъ, чтобы взять да сразу поставить тебя на мѣсто. Но какъ-нибудь оборудуемъ дѣло. Какъ ты сюда добрался?
— Пѣшкомъ. Шелъ-шелъ и дошелъ. У меня вотъ есть алмазъ — рѣзать стекло. Я и захватилъ съ собой изъ города цѣлый ящикъ стеколъ, — шелъ да вставлялъ людямъ стекла. А вотъ, какъ вышли всѣ, и дѣлать стало нечего.
Человѣкъ улыбнулся, и Бенони тоже.
— Да и дѣло-то не стоющее, — замѣтилъ Бенони.
— Но у меня былъ вотъ этотъ алмазъ. Я его нашелъ на улицѣ, ночью, когда былъ дозорнымъ. Надо же было пустить его въ дѣло.
— А теперь стекла всѣ вышли?
— Послѣднее стеклышко вставилъ сегодня ночью. Тамъ на краю поселка есть такая хибарка… съ сердечкомъ въ дверяхъ; я туда и вставилъ.
Бенони принялся хохотать. — Вставилъ стекло?..
— Отъ нечего дѣлать. Мѣсяцъ такъ ярко свѣтилъ, — хотѣлось что-нибудь такое выкинуть. Я взялъ да и вставилъ туда стеклышко, и хорошенько вмазалъ. Пожалуй, это какъ разъ на задворкахъ у школьнаго учителя…
— Ха-ха-ха! — потѣшался Бенони. — Теперь онъ подумаетъ, что это въ насмѣшку надъ нимъ.
Человѣкъ тоже разсмѣялся, потомъ отряхнулся и заговорилъ:- А теперь стало такъ холодно, что я пошелъ и постучался къ вамъ. Я всю ночь пробродилъ. Приходилъ было вчера вечеромъ, да у васъ было заперто.
— Я былъ въ гостяхъ у Макка, — пояснилъ Бенони. — Тебѣ бы зайти сюда около полуночи, когда я вернулся.
— Тогда и я ужъ вернулся назадъ… въ ту хибарку. Не позволите ли растопить печку?
— Не трудись, я самъ…
Бенони соскочилъ было съ постели, но гость закричалъ:- Лежите, лежите смирно! — и принялся растапливать. Такой прыткій! Бенони объяснилъ, что у него для такой работы есть женщина, но она не успѣла еще придти.
— Не поставить ли котелокъ на огонь? — спросилъ Свенъ Дозорный.
— А ты сумѣешь? Она, вѣрно, сейчасъ придетъ, но…
Свенъ Дозорный поставилъ котелокъ на огонь, а, когда вода закипѣла, всыпалъ туда горсти двѣ кофею. — Не жалѣй, — сказалъ ему Бенони. Когда въ комнатѣ потеплѣло, онъ всталъ и досталъ кое-чего перекусить. Потомъ вспомнилъ, что надо же показать чужому, куда онъ попалъ — къ человѣку образованному, и принялся усердно умываться. Покончивъ съ этимъ, Бенони съ удовольствіемъ слушалъ болтовню лихого дозорнаго. Превеселый вышелъ завтракъ.
Тутъ пришла работница. Бенони и ей поднесъ ради праздника рюмочку, прибавивъ, что она можетъ сказать гостю спасибо за его трудъ. — Да принеси еще воды въ рукомойникъ, — прибавилъ Бенони.
— Для меня? Я ужъ умывался, — сказалъ Свенъ. — Въ лѣсу, когда шелъ сюда. Набралъ пригоршню снѣгу да и умылся.
