class="p1">Шел второй час ночи, ярмарка стихла, на выезде стояло несколько машин, но переполненных, уехали. В темноте у шлагбаума топтался дежурный, вроде из помощников полицейских. Спросил его, не поможет ли с попутной, но он ничего не понял – ни по-английски, ни на пальцах. В низине, неподалеку от шлагбаума виднелось несколько мотоциклов. На дороге появился парень, видно, из городских, слегка обкурен, скользковато плейбойного вида. Перекинулись несколькими словами. Не вопрос, говорит, поехали. Спустились в низину, белый скоростной байк, пока садились, спрашивает: может, девочка нужна? Всего тысяча рупий. Или гашиш? Нет, говорю, только до города подбрось. Как-то долго возится, не лучший вариант, думаю, но и другого нет, да и один он, вроде не проблема. Окликает кого-то во тьме, машет рукой. Там никого не было, но выходит крепенький такой увалень крестьянского типа, постарше этого, договариваются на местном, увалень быстро садится третьим позади меня и прижимает к себе. Э нет, так не пойдет, пытаюсь сойти. Но скользкий рвет с места, выскочили на дорогу, оставив позади шлагбаум, понеслись. Стоп, говорю, прихватив и слегка расшатывая скользкого, don’t worry, оборачивается он, все будет хорошо, и наращивает скорость. На съезде с дороги резко сворачивает на пустырь, я продолжаю раскачивать, схватив его за плечи, и наконец заваливаю мотоцикл.
Сижу на земле, за спиной увалень, обхвативший меня руками и прижавший к себе, передо мной полулежит скользкий и методично лупит в лицо ногой. Не помню, как долго это длилось. И боли не помню. Но был в сознании. Наверно, около полусотни ударов подошвой и каблуком в лицо. В какой-то момент я прихватил его ногами и отвалил в сторону, он выровнялся и продолжил. Может, я бы и справился с ними, решись биться до последнего, но что-то подсказывало этого не делать. Да и вряд ли, особенно с тем, кто за спиной, а от скользкого при этом можно было ожидать чего угодно. Но тогда я об этом не думал, просто сдерживал себя, и насколько мог – их, словами.
Не помню, как их не стало. Ни их, ни рюкзачка с камерой. Я не помню вообще ничего до восхода солнца, хотя сознание не терял. Может быть, временами? Но и этого не помню. Хотя ведь встал и как-то дошел до деревни, как-то узнал, где полиция, как-то добрался туда. Может, меня подвезли? Не помню.
Большая полицейская часть, находившаяся где-то… Где-то. Вокруг нее ничего не было. Может быть, и не в округе деревни, а в другом месте. Похоже, главная полицейская часть района. Или области. Смутные пятна, не в фокусе. С кем-то там объясняюсь, но они не говорят по-английски. Вижу себя в дворике, вышедшим покурить. Спокойно, сдержанно, почти буднично, но как во сне. Ни боли, ни каких-то особых эмоций. И лица своего, как во сне, не вижу.
Свозили в городской госпиталь, тот самый, что рядом с грациями и моим отелем. Шутил по дороге, что-то рассказывал, но деталей не помню. Никакого шока или чего-то в этом роде, все очень рационально, адекватно, и – несколько в стороне от себя, как бы на автопилоте, но под присмотром.
В сравнении с теми, кого вносили и выносили из госпиталя, я, наверно, выглядел еще ничего, хотя и хлопотали надо мной довольно долго. Что-то там промывали, заклеивали, лица своего я по-прежнему еще не видел.
На рассвете вернулись в полицейскую часть. К этому времени появился вызванный по этому случаю начальник части. Первый, кто там говорил по-английски. С этого момента я помню больше. Составили с ним протокол. И как-то сблизились в разговоре, хотя и сохраняя дистанцию, но не шире незримой шахматной доски между нами, где с обеих сторон перебирали варианты. Умный, теплый человек, но без сантиментов, за теплом – холод профессионала. Поехали искать место, где все это произошло. Не думал, что найду, но даже очки мои в траве нашлись, странно, я вроде не вынимал их тогда, зачем?
Привезли меня в город уже к вечеру, вначале еще раз в госпиталь – сделать рентген. Нос не сломан, с головой тоже вроде нормально. Ключ от моего номера был в рюкзачке, запасного в отеле не нашлось, взломали дверь. Ушли.
Посмотрел в зеркало. Малоузнаваем. Включил вентилятор, чтобы хоть немного разогнать затхлый воздух, лег не раздеваясь.
Проснулся поздним утром, голова тяжелая, но может, еще и от этой затхлой духоты. Попробовал помыться, осмотрел тело: несколько ссадин, не бог весть, ощупал голову под волосами – там больше, с рубцами, в госпитале, видно, не заметили. На лицо лучше не смотреть, да и заклеена половина. Левому глазу досталось не меньше, чем носу и губам. Но цел. Что удивительно. Не должно было быть ни глаза, ни зубов, да и вообще меня. Так что случай не просто счастливый, а счастливейший, будем считать. А что ты думал – если тебя никогда в жизни не избивали, то так и должно быть? Самонадеянность. А в джунглях сколько раз могло случиться? И куда похуже. И с людьми, даже здесь, в Индии, сколько было ситуаций на грани, и проносило. В том-то и дело, что в Индии, это все равно как внутри меня, во мне. Вот-вот, эта самонадеянность. Ты лучше послушай, что жизнь тебе шепчет, вынув целехоньким из-под колес, даже не покалеченным. Жизнь и эти два бедолаги твои, ангелы-хранители, вот уж кому работенка досталась. Хотя все-то ты знал с первой секунды – нельзя было садиться на тот мотоцикл, все понимал, и сел. Цыкнув на этот внутренний голос. Самонадеянность и цыкнула: ничего не случится, это твоя земля, а случится – справишься. И когда второй сел за спину, еще можно было вырваться, соскочить, неподалеку стоял тот охранник у шлагбаума. Нет, удержал себя, цыкнул. Вот и цыкни теперь тому, кто в зеркале – губы не сложишь. Одним словом – счастье, без малейшей иронии. А если совсем всерьез – редкий случай, непростой, и дар, конечно, удивительный. О котором еще будешь думать, но не сейчас. Надо попробовать помыться. И постирать вещи.
Вывесил постиранное на крыше, взял турочку, сходил на соседнюю улицу к чайханщику, сварил, сел на камень, пью, госпиталь напротив. Чайханщик кивком головы спросил, что случилось, кивком и ответил, весь разговор, глубже слов и подробностей. Вернулся, в дверь стучат – посыльный от короля, просит меня завтра прийти во дворец к десяти утра, могу ли? Да.
Снова стук. Полицейские пришли, пятеро. Одного из них я помню по вчерашнему дню – помощник начальника. Привели художника – попробовать нарисовать словесный портрет тех двоих. Сидим на кровати втроем, пробуем. Трое других прилегли на кровать за нашей спиной, стульев нет. Блокнот, карандаш, резинка. Но помню смутно, скорее образ, чем черты. Иногда беру у него карандаш, что-то поправляю. Перед тем показали несколько фотографий. Нет среди них. В моделях мотоциклов я мало смыслю, но еще раз описал, как мог, они кивали, кажется, сообразили, какой. Один из тех троих за спиной уже похрапывает. Мы уже чуть не весь блокнот изрисовали – вереницы лиц, ну вроде бы последние примерно в образе, но не в чертах. Сцена чудесна, если со стороны взглянуть: мы, увлеченно рисующие, объясняясь на пальцах, я с заклеенным лицом, трое полицейских в форме, лежащих на моей кровати, один похрапывает, два ружья, прислоненных к стене в углу. Царство Бастар. Откланялись.
