СЧАСТЬЕ
«Дева, тихая Дева!
Что ты все дома днюешь?
Днюешь дома, ночуешь?»
— Счастье мне прилучилось.
Счастьем душа осенилась.
Надо с ним дома сидеть,
Дома терпенье терпеть.
«Дева, избранная Дева!
Молви, какое же счастье?»
— С виду, как шар огнистый…
Тронешь — огнем опаляет,
Глянешь — слеза проступает.
«Ох, сиротинка Дева!
Лютое, знать, твое счастье?»
— Счастье мое неизбывно.
Век унимай — не уймешь!
Век заливай — не зальешь!
Душу поит мне струями зноя —
Нет с ним покоя.
«Дева! трудная Дева!
Ты бы его удремила!»
— Как же его укачаешь?
Хватом его не охватишь,
Словом молить — не умолишь
Знаю — его катаю,
Сердцем-умом привыкаю…
«Дева! умильная Дева!
Что же ты петь перестала?»
— Что же и петь близ счастья?
Песни сами играют,
Жизнь да Смерть закликают.
Прежде, бывало, ночи
Реют темны-темнисты,
Звери вокруг зверисты,
Лешие бродят думы…
Песнями их разгоняешь,
Песнями тьму просветляешь.
Ныне же — ярое небо
Гудом над сердцем стало,
Все, что и встарь певала —
Счастью пошло на требу.
Только б за ним углядеть!
Где уж тут петь!
Декабрь 1907 Петербург
Кто неутоленный
Ищет, просит встречи?
О как хорош мой вечер —
Безымянный, бездонный вечер!
Чьи сердца устали
Ждать себе призыва?
Как огневое диво,
Угасают немые дали.
Из нагорной мяты
Кто венки свивает?
Сердце блаженно тает,
Не прося для себя возврата.
Кто устал от ласок?
Кто воззвал к покою?
Хочешь возлечь со мною,
Слушать песни вечерних красок?
Еще слабые мои руки,
Еще бледные от разлуки,
Что-то ищут они неутомно,
Одиноко им и бездомно —
Зажать, унять их!..
Как слепые, безвольно реют,
И под взглядами, что не греют,
Они движутся и белеют.
Вся их жизнь идет затаенно,
С ними тяжко мне и бессонно —
Укрыть, забыть их!..
«Я только уснула на песке прибрежном…»
Я только уснула на песке прибрежном,
Я не забыла, не забыла ничего,
В сверкающей выси и в прибое нежном
Слышу все то же, все о том же, что прошло.
На солнце рука моя лежит, разжата,
Камни горячие блестят на берегу,
И все, что случилось, так безвинно свято,
Знаю, что зла не причинила никому.
Большое страданье я прошла до краю,
Все будет живо, ничего не пропадет,
Вот только я встану, и наверно знаю —
Всех я утешу, кто захочет и поймет.
Я только уснула, на песке, случайно,
В солнечной чаше пью забвенья игру,
И неба лучистость и лазури тайна
Нежат доверчиво усталую сестру.
Лето 1908
«С дальнего берега, где, пылая…»
С дальнего берега, где, пылая,
Встает заря,
Мир озираем, в него играя,
Дитя и я.
Так незнакомо и так блаженно
Нам все кругом,
Нас колыбелит душа вселенной
— Мы в ней плывем.
Люди и звезды, слова и взгляды
Как дивный сон…
Столько любить нам, и столько надо
Раздать имен!
Образы смутные жизни старой
Скользят вдали —
Где их душа? И какие чары
Тот путь смели?
Утро зареет. Мы все воскреснем,
В любви горя.
Будет учиться цветам и песням
Мое дитя.
Декабрь 1909 Канашово
«Отчего эта ночь так тиха, так бела?..»
Отчего эта ночь так тиха, так бела?
Я лежу, и вокруг тихо светится мгла.
За стеною снега пеленою лежат,
И творится неведомый белый обряд.
Если спросят: зачем ты не там на снегу?
Тише, тише, скажу, — я здесь тишь стерегу.
Я не знаю того, что свершается там,
Но я слышу, что дверь отворяется в храм,
И в молчаньи священном у врат алтаря
Чья-то строгая жизнь пламенеет, горя.
И я слышу, что Милость на землю сошла…
— Оттого эта ночь так тиха, так бела.
Ноябрь-декабрь 1909 Канашово
«Были павлины с перьями звездными…»
Были павлины с перьями звездными —
Сине-зеленая, пышная стая,
Голуби, совы носились над безднами —
Ночью друг друга средь тьмы закликая.
Лебеди белые, неуязвимые,
Плавно качались, в себя влюбленные,
Бури возвестницы мчались бессонные,
Чутким крылом задевая Незримое…
— Все были близкие, неотвратимые.
Сердце ловило, хватало их жадное —
Жизни моей часы безоглядные.
С этого луга бледно-зеленого,
С этой земли непочатой, росистой
Ясно видны мне часы окрыленные,
Виден отлет их в воздухе чистом.
В бледном, прощальном они опереньи
Вьются и тают — тонкие тени…
Я ж птицелов Господний, доверчивый,
Вышел с зарею на ширь поднебесную, —
Солнце за лесом встает небывалое,
В небо гляжусь светозарное, алое,
Птиц отпуская на волю безвестную.
Февраль-март 1909 Zürich
СТИХОТВОРЕНИЯ 1907–1909 ГОДОВ, НЕ ВОШЕДШИЕ В СБОРНИК
«Тихая гостья отшельная…»
Над городом-мороком.
Вяч. Иванов
Тихая гостья отшельная
В час полуночный
Над городом-мороком
В башню стучится
И медлит робко
У входа.
Отвычное сердце
Жарко дышит,
Горним видением
Объятое…
Из немых глубин
Вознеслась душа
На простор вершин,
Где горят снега,
На отроги скал,
Где орлуют орлы,
Где гибель ликует
Средь вихрей света,
Носясь, хмелея
На буйной воле.
И дрожит над бездной,
За край цепляясь,
Душа темнодолая…
А в солнечном горне
Уж плавятся крылья —
Дар бескрылой…
И плачет Радость,
Прижавшись к камню,
Воздевши очи
Горе.
Поздняя гостья,
Из дебрей пришлая,
На вещем пороге
Зыблется пламенем,
Не знает, можно ль?
Слушает душу
И зрит, слепоокая,
Дивуясь, —
Чудо.
<1907>
В рубище ходишь светла,
Тайну свою хороня, —
Взором по жизни скользишь,
В сердце — лазурная тишь…
Любо, средь бедных живя,
Втайне низать жемчуга;
Спрятав княгинин наряд,
Выйти вечерней порой
В грустный безлиственный сад,
Долго бродить там одной
Хмурой, бездомной тропой,
Ночь прогрустить напролет —
Медлить, пока рассветет,
Зная, что Князь тебя ждет.
<1908>
«Русское сердце пречистое…»
Русское сердце пречистое,
Властная кротость очей…
Не звоны ль плывут серебристые
Сквозь сонную мглистость полей?
Рукою покорной и зрящею
Низводишь ты мир на чело —
Ни сердце, ни солнце палящее
Тебя разбудить не могло.
Душа колосится невнятная,
Ей снится серпа острие —
То доля поет неотвратная,
То волит безволье твое.
1907 Судак