о себе наплел.
— Да это же ключи! — воскликнул мистер Прендергаст, до сих пор молчавший. За полчаса, проведенные в «Метрополе», он не шелохнулся на своем позолоченном стуле и, словно зачарованный, водил блестящими от возбуждения глазами по сторонам, стараясь ничего не пропустить из царившего вокруг веселья.
— Какие ключи, Пренди?
— От номеров. Видите, вон там дают. Я-то сначала подумал — деньги.
— Ах, вон что тебе не дает покоя. А я-то, грешным делом, подумал, что ты решил приударить за барышней, что у конторки.
— Полно вам, Граймс, — хихикнул мистер Прендергаст и покраснел.
Поль повел спутников в ресторан.
— Как опытный учитель французского, — сказал Граймс, изучив меню, — начну-ка я с добрых старых huîtres [65].
Мистер Прендергаст атаковал грейпфрут.
— Какой большой апельсин, — вздохнул он, одержав нелегкую победу. — Да-а, у них все здесь на широкую ногу.
Суп подали в маленьких алюминиевых плошечках.
— Почем старинное серебро? — осведомился Граймс.
Коммерсанты из Манчестера, кутившие рядом, стали коситься на друзей.
— Кто это тут шипучкой накачивается? — сказал Граймс, заметив официанта, согнувшегося под тяжестью ведерка со льдом, из которого торчала большая бутылка шампанского. — Батюшки! Да это же нам!
— Сэр Соломон Филбрик просит передать капитану Граймсу свои самые сердечные поздравления по случаю его предстоящей женитьбы, сэр!
Граймс ухватил официанта за рукав:
— Постой-ка, приятель, ты сэра Соломона Филбрика хорошо знаешь?
— Он наш частый гость, сэр.
— Кутит небось напропалую, а?
— Он всегда бывает у нас один, но ни в чем себе не отказывает, сэр.
— Платит-то наличными?
— Не могу сказать ничего определенного, сэр. Чего-нибудь еще принести, сэр?
— Ладно, старина, не нервничай. Мы ведь с ним не разлей вода, учти.
— Послушайте, Граймс, — не выдержал мистер Прендергаст, — ваш допрос вывел его из себя, и теперь вон тот полный человек не спускает с нас глаз.
— Ну и ладно! У меня появился тост. Ты лучше, Пренди, налей себе. За здоровье Трампингтона, кем бы он ни был. На его ведь денежки пируем.
— И за здоровье Филбрика, — подхватил Поль. — Кем бы он ни был.
— И за здоровье мисс Фейган, — добавил мистер Прендергаст, — с нашими самыми искренними пожеланиями будущего счастья.
— Аминь, — заключил Граймс.
За супом последовало сомнительного качества жаркое. Мистер Прендергаст сострил, что это не жаркое, а заливное. Праздник удался на славу.
— Может быть, я и не прав, — начал Граймс, — но, на мой взгляд, в браке есть что-то жуткое.
— Три довода в пользу супружества, приводимые в Священном Писании, — поддакнул мистер Прендергаст, — никогда не казались мне убедительными. Я не испытывал ни малейшего затруднения в воздержании от прелюбодеяния, а два других преимущества брачной жизни меня не слишком-то вдохновляли.
— Моя первая женитьба была просто курам на смех, — сказал Граймс. — Дело было в Ирландии. Я надрался тогда в стельку, да и все остальные тоже. Одному богу известно, что поделывает теперь миссис Граймс. Зато от Флосси, похоже, легко не отделаться. Эх, была бы моя воля, задал бы я стрекача, только бы меня и видели. И все же женитьба еще не самое худшее из того, что меня ожидало. Ведь моя педагогическая карьера-то уж было совсем погорела. Пришлось бы помучиться, пока не нашел бы я другое занятие. Нет уж, хватит. Теперь я, что ни говори, обеспеченный человек, и никаких больше писем-рекомендаций. А это кое-что да значит. Но только кое-что, увы. Если честно, то за последние сутки при мысли, на что я себя обрекаю, я не раз и не два покрывался холодным потом.
— Мне не хотелось бы омрачать вам настроения, — робко вставил мистер Прендергаст, — но, зная Флосси вот уже десять лет…
— Насчет Флосси меня уже ничем не удивить. Я даже думаю, не лучше ли Динги… Нет, переигрывать поздно. Господи! — в отчаянии воскликнул Граймс, глядя в бокал. — Боже праведный! До какой жизни я докатился!
— Не падай духом, — сказал Поль. — Это на тебя непохоже.
— Мои верные друзья, — начал Граймс, и его голос дрогнул. — Перед вами человек, которому пристало время держать ответ. Не осуждайте беднягу, даже если не можете его понять. Кто в грехе живет, тот в грехе и погибнет. Я много грешил, и мои молодые годы позади. Кто уронит надо мной слезу, когда я рухну в ту бездонную пропасть, куда меня неотвратимо влечет судьба? В молодости я жил как живется и шествовал с гордо поднятой головой, но и тогда неотступно и невидимо следовала по моим пятам Справедливость с обоюдоострым мечом.
Официант принес новый поднос. Мистер Прендергаст ел с завидным аппетитом.
— Почему меня не предупредили, — надрывался безутешный Граймс. — Почему меня не предостерегли? Не адским огнем нужно было меня стращать, а женитьбой на Флосси. Я прошел огонь и воду и медные трубы и не прочь повторить маршрут, но почему мне не сказали про женитьбу? Почему мне не сказали, что веселая прогулка по усыпанной цветами тропинке заканчивается у гадкого семейного очага, где верещат дети? Почему не сказали, что мне уготовано пахнущее лавандой супружеское ложе, герань на окнах, тайны и откровения супружеской жизни? Впрочем, я тогда и слушать бы не стал. Наша жизнь — два дома, родительский и супружеский. Лишь на мгновение дано нам увидеть свет, а потом бац! — и дверь захлопывается. Ситцевые занавесочки прячут от нас солнце, по-домашнему уютно рдеет камин, а наверху, над самой твоей головой, беснуется подрастающее поколение. Мы все приговорены к дому и к семейной жизни. От них никуда не денешься, как ни старайся. В нас это заложено, мы заражены домостроительством. Нам нет спасения. Как личности мы просто-напросто не существуем. Мы все потенциальные очагосозидатели, мы бобры и муравьи. Как мы появляемся на свет божий? Что значит родиться?
— Я тоже думал об этом, — сказал мистер Прендергаст.
— Что движет мужчиной и женщиной, когда они начинают вить свое идиотское гнездышко? Это я, ты, он, еще не рожденные, стучимся в мир. Каждый из нас — всего-навсего очередное проявление семейносозидательного импульса, и даже если кто-то, по чистой случайности, лишен этого зуда, Природа все равно не оставит его в покое. Что с того, что я от него избавлен, — у Флосси его на двоих хватит с избытком. Я — тупиковая ветвь магистрали, имя которой — размножение, ну и что с того? Природа все равно торжествует. Господи, твоя власть! Зачем не погиб я в своем первом доме? Зачем понадеялся на спасение?
Граймс еще долго предавался стенаниям, страдая всей душой. Потом он затих и уставился в бокал.
— Прошу прощения, — прервал молчание голос мистера Прендергаста. — Что, если я положу себе еще кусочек этого восхитительного фазана?
