— Это мертвая голова, — сказала она. Солнце озаряло теплым лучом бабочку и больную. И твердо глядя мне в глаза, она добавила: — Она прилетает сегодня уже третий раз, и мне нужно готовиться в дорогу.
— В дорогу, детка, как это? — спросил я.
— Мы всегда начинаем сызнова: опять начинается странствие. Тут ничего не поделаешь — ни убавить, ни прибавить.
Она никогда не жаловалась на страдания, когда на нее нападало адское удушье. Часто она с видимой благодарностью брала меня за руку и говорила:
— Я ни на что не жалуюсь, мой корабль причалил к твоей гавани, и я окружена вашей любовью.
Иногда она перебирала струны своей гитары. Ни жалоб, ни сетований мы от нее не слышали.
Вполне понятно, что, встретившись с этой суровой и трезвой реальностью, я не решался упомянуть о своем Гете из Стрезы. Но я не делал этого и по другой причине. Наша дружба с Пларре началась, когда мне шел восемнадцатый, а ему двадцатый год. Но он был гораздо более зрелым, чем я. Уже тогда я часто прибегал к его отеческому совету и моральной поддержке. В ту пору я был склонен к какой-то нервозной дурашливости и раздражал его своим кривляньем. Он как раз слушал тогда курс психиатрии. Дело зашло так далеко, что он нашел у меня психические нарушения, и по тому, как он успокаивал меня, мне было ясно, что он не верит моим заверениям, будто я шучу и только симулирую психическое расстройство. Теперь мне совсем не хотелось, чтобы Пларре вернулся к своим подозрениям по поводу психической аномалии моей натуры и, чего доброго, посчитал бы появление живого Гете в кафе в Стрезе за симптом паранойи. Баронессе я также ничего не говорил об этом явлении, которое владело мной вот уже много недель и оставило у меня самого чувство ипохондрии и тревоги за свое психическое состояние.
К тому же психиатрии стали в ту пору придавать чрезмерное значение. Психиатры каждого третьего объявляли душевнобольным, а Ломброзо и вовсе причислял к ним всех людей, причастных к искусству. Страх перед сумасшедшим домом стал почти всеобщим, в особенности при семейных раздорах или судебных разбирательствах.
Можно представить себе, какие мысли и чувства пересеклись в моем сознании, когда Пларре однажды рассказал мне, что видел фигуру, которую можно было принять за старого Гете — он бродил близ больницы, заложив руки за спину. Для него, Пларре, это совершенно непостижимый феномен: хотя он никак не мог видеть живого Гете, у него нет ни тени сомнения, что это был настоящий Гете.
И все же я не верил своим ушам. Я ничего не ответил и только плотно стиснул зубы.
Путь к клинике баронессы я проделал медленно и в большом волнении. Я хотел во что бы то ни стало раз и навсегда освободиться от болезненного визионерского состояния, ведь то, что я пережил в Стрезе, уже было подернуто туманной дымкой, которую настоящее неизбежно накидывает на любое прошедшее — ведь в любом настоящем прошедшее естественным образом утрачивает свою реальность. Ага, страдающая и, быть может, обреченная, — Ага также понемногу приняла новый облик, отличавший ее от Миньоны и вообще от поэтического образа. Я любил ее, все мое существо было захвачено ею.
Но когда я уже полагал, что одержал окончательную победу над всеми этими фантазиями, баронесса, встретившая меня на пороге, сказала с волнением, что с ней случилось нечто необъяснимое, то есть чудо, и тут все мое самообладание рухнуло.
— Уж не видели ли вы тоже Гете? — спросил я.
— Именно так: собственной персоной! Он стоял перед домом и глядел на окно Аги.
Ага скончалась в тот же вечер на моих руках. Я закрыл ей веки. Лицо покойной выражало глубокое блаженство, как если бы теперь наконец-то была утолена ее тоска.
Для чего я записал это воспоминание? Потому что хотел удержать прошлое в символе. Оно весьма загадочно — а разве прошлое бывает иным? Разве не благостна мысль, что дух умерших участливо печется о беспомощных живых, а в этом случае — великий дух моей новоявленной Миньоны? Разве явление поэта не призвало меня стать ее истинным другом и не привело ее под покровительство и защиту моего старого товарища, баронессы и мою собственную? Я вижу, что это было именно так.
Я попытался передать пережитое во всей его чувственной реальности, со всеми мельчайшими предчувствиями и чаяниями отдаленного духовного грядущего, которое связывалось у меня с мыслью о такой цели. Все это и еще гораздо больше непостижимого заложено в человеке. Нужно только воплотить, увидеть и познать его.
Мы похоронили Агу-Миньону на кладбище высоко в горах, и что же еще можно было написать на ее могильной плите, как не слова:
ЛИШЬ ТОТ, КТО ЗНАЛ ТОСКУ…[191]
И все же (фр., букв.: в конце концов).
Летальный (смертельный) исход (лат.).
Бинсвангер Отто (1852–1929) — психиатр, профессор Йенского университета, разработавший ряд методов лечения истерии и неврастении. (Здесь и далее примечания переводчиков.)
Кох Роберт (1843–1910) — выдающийся врач и бактериолог, выявивший возбудителя холеры и туберкулеза.
Бернини Лоренцо (1598–1680) — итальянский скульптор и архитектор, автор произведений в стиле барокко.
Когда встречаются друг с другом немцы, они не могут не галдеть, напиваются до положения риз и готовы с кем угодно пить на брудершафт (англ.).
Швенингер Эрнст (1850–1924) — известный врач, профессор Берлинского университета.
Весь (фр.).
Слова Маргариты из «Фауста» И. В. Гете (пер. Б. Пастернака).
Лаиса и Фрина — греческие гетеры редкостной красоты.
Пошел вон, идиот! (англ.)
Имеется в виду основанное в 1789 г. в Нью-Йорке «Общество Таммани», могущественная и агрессивная организация. Общество было названо по имени легендарного вождя индейцев и имело в гербе изображение тигра.
Вода со льдом (англ.).
Бизнес и доллар! Доллар и бизнес! (англ.)
Карнеги Эндрю (1835–1919) — американский монополист, владелец сталелитейных предприятий.
Пер. Н. Гучинской.
Первый сигнал к обеду (англ.).
Ламия — в древнегреческой мифологии чудовище с красивым женским обличьем, пожирающее детей и питающееся их кровью.
Когда мистер Штосс окажется в Нью-Йорке, он каждый вечер будет служить мессу в балагане Уэбстера и Форстера (англ.).
Никакая влажность не сравнится с влажностью за ушами многих американских шалопаев (англ.). Здесь обыгрывается английское фразеологическое выражение, примерно соответствующее русскому «молоко на губах не обсохло».
Сразу же после выхода знаменитых сестер Баррисон, после песенки «Подожди еще, Лу» мистер Штосс возденет руки к небесам и призовет всех зрителей молиться (англ.).
Черт возьми! (англ.)
Карвер Джонатан (1732–1780) — английский путешественник, исследователь Северной Америки. В молодости, командуя ротой, отличился в военном конфликте между Англией и Францией, закончившемся английской колонизацией Канады.
Согласно древнегреческому мифу, мирмидоняне, ахейское племя в Фессалии, произошли от муравьев.
В миниатюре (фр.).
А я всегда хорошо сплю (англ.).
Смертельный исход (лат.).
«Молот ведьм» (лат.) — книга, выпущенная в XV в. доминиканцами, профессорами богословия и следователями инквизиционного трибунала в Верхней Германии Генрихом Инститором и Якобом Шпренгером и служившая в течение долгого времени официальным руководством для ведовских процессов.
Цитата из первой части «Фауста» И. В. Гете (пер. Б. Пастернака).
Имеется в виду сцена «Лаборатория в средневековом духе» из второй части «Фауста» И. В. Гете.
Хозяин (ит.).
Тысяча четыреста девяносто два (англ.).
