не хуже. Он ее до смерти боится, не сомневаюсь. Пытается это скрывать, но у него ничего не получается. А тут он не только лишился бы дополнительных ста тысяч долларов. Такого фиаско ему не простили бы до скончания века. И конец его репутации непогрешимого человека, который все делает лучше других.
— Но разве ее уже не погубил тот факт, что вор добрался до бриллиантов и их спасла только случайность?
Молли рассмеялась:
— Она про это не знает. Сэр Томас вернулся в отель на час раньше леди Джулии. В жизни не видела более насыщенного действием часа. Он вызвал управляющего, обрушил на него громы и молнии и взял с него клятву сохранить случившееся в глубокой тайне. А бедняга управляющий ничего другого и не хотел, потому что огласка повредила бы репутации отеля. Управляющий обрушил громы и молнии на служащих отеля, а служащие пообрушивали их друг на друга, и все говорили хором, и мы с папой обещали не проговориться ни одной живой душе. Так что леди Джулия по сей день пребывает в полном неведении. Но я не понимаю, с какой стати, и, пожалуй, в какой-нибудь ближайший день расскажу все лорду Дриверу! Только представьте, какую власть он приобретет над ними! И больше они не смогут им командовать.
— Я бы воздержался, — сказал Джимми, стараясь не допустить холодности в свой голос. Такая защита лорда Дривера, бесспорно, очаровательная и достойная восхищения, действовала на него несколько угнетающе.
Молли быстро взглянула ему в лицо:
— Вы же не думаете, что я действительно проговорюсь?
— Нет-нет, — поспешно сказал Джимми. — Ни в коем случае.
— Да уж конечно! — негодующе воскликнула Молли. — Я же обещала, что не скажу ни одной живой душе.
Джимми подавил смешок.
— Так, ничего, — сказал он в ответ на ее вопросительный взгляд.
— Вас что-то рассмешило?
— Ну, — сказал Джимми виновато, — сущий пустяк… но вы же только что очень подробно рассказали про это по крайней мере одной живой душе, ведь так?
Молли порозовела, потом рассмеялась.
— Не понимаю, как это вышло, — заявила она. — Как-то само собой вырвалось. Наверное, я чувствую, что могу на вас положиться.
Джимми покраснел от радости. Он повернулся к ней и почти остановился, но она не замедлила шага.
— Безусловно, можете, — сказал он. — Но откуда вы знаете, что можете?
— Но ведь… — начала она и на секунду споткнулась, а затем торопливо продолжала с некоторым намеком на смущение: — но ведь это же глупо! Конечно, я знаю. Вы не умеете читать по лицу? А я умею… Посмотрите! — Она указала рукой. — Отсюда виден замок. Как он вам нравится?
Они дошли до места, где луг круто уходил вниз. В нескольких сотнях ярдов оттуда на фоне леса высилась громада из серого камня, некогда, в сезон охоты на крестьян, ставшая такой помехой для уэльских спортсменов. Даже теперь в ней ощущалось нечто грозное. Заходящее солнце озаряло воды озера. И полное безлюдье вокруг. Все вместе приводило на память дворец Спящей красавицы.
— Ну и как? — сказала Молли.
— Просто чудо!
— Ведь правда? Я очень рада, что он произвел на вас именно это впечатление. У меня всегда такое ощущение, будто я тут все напридумывала. И мне больно, если ему не воздают должного.
Они начали спускаться по склону.
— Кстати, — сказал Джимми, — вы участвуете в спектакле, который тут затеяли?
— Да. А вы тот, кого они искали? Лорд Дривер затем и поехал в Лондон. Подыскать кого-нибудь. Одному из участников пришлось вернуться в Лондон по делам.
— Бедняга! — сказал Джимми. В эту минуту он был убежден, что в мире существует только одно место, где человек может быть хоть отчасти счастливым. — А какая это роль? Лорд Дривер упомянул, что мне придется играть. И что же мне придется делать?
— Если вы будете лордом Гербертом — это роль, для которой требуется исполнитель, — то вам предстоит почти все время разговаривать со мной.
Джимми решил, что роли в пьесе распределены отлично.
Гонг, призывающий переодеться к обеду, прозвучал как раз в тот момент, когда они входили в холл. Из двери слева появились два человека — крупный и маленький, — дружески о чем-то беседуя. Спина крупного показалась Джимми знакомой.
— Папа! — окликнула Молли. И Джимми понял, где он раньше видел эту спину.
— Сэр Томас, — сказала Молли, — это мистер Питт.
Маленький собеседник быстро оглядел Джимми — возможно, с целью различить его наиболее явные криминальные черты. Затем, словно убедившись в его честности, он стал любезен.
— Очень рад познакомиться с вами, мистер Питт, очень рад! — сказал он. — Мы ждали вас несколько раньше.
Джимми объяснил, что заблудился.
— Вот именно. Абсурд, что вас вынудили идти пешком, полнейший абсурд. Такая непростительная забывчивость моего племянника не дать нам знать о вашем приезде. Моя жена указала ему на это в автомобиле.
«Уж конечно!» — сказал Джимми про себя, а вслух произнес, протягивая руку помощи другу в беде:
— Я сам предпочел прогуляться. Первый случай пройтись по сельской дороге с момента, когда я приехал в Англию. — Он повернулся к крупному мужчине и протянул руку. — Думаю, вы меня вряд ли помните, мистер Макичерн. Мы познакомились в Нью-Йорке.
— Папа, ты помнишь ночь, когда мистер Питт спугнул нашего взломщика? — сказала Молли.
Мистер Макичерн на секунду онемел. На родном асфальте мало что может ошеломить нью-йоркского полицейского. В этом благословенном месте savoir-faire [23] воплощается в умелый удар кулаком, а мастерское применение резиновой дубинки приравнивается к остроумному ответу. В результате манхэттенского полицейского невозможно захватить врасплох. В иной обстановке мистер Макичерн знал бы, как разделаться с молодым человеком, которого по столь убедительным причинам считал матерым преступником. Но здесь требовался иной план действий. Первая и главнейшая заповедь этикета, который он усердно усваивал с тех пор, как стал вести более спокойный образ жизни, гласила: «Ни в коем случае не устраивай сцены!» Сцен, согласно его сведениям, приличное общество не терпело более чего-либо другого. Первобытного человека в нем пришлось заковать в цепи. Убедительный удар полагалось заменить медовым словом. Холодное «неужели?» было наиболее энергичной отповедью, допустимой в избранных кругах.
Урок этот дался мистеру Макичерну нелегко, но он его усвоил. И пожал протянутую руку, и хмуро признал знакомство.
— Неужели, неужели! — прощебетал сэр Томас благодушно. — Так, значит, мистер Питт, вы обрели здесь старых друзей.
— Старых друзей, — повторил Джимми, болезненно ощущая, как глаза экс-полицейского просверливают в нем две дыры.
— Превосходно, превосходно! Разрешите показать вам вашу комнату. Она прямо напротив моей. Вот сюда, пожалуйста.
Они расстались с Макичерном на первой площадке, но Джимми все еще ощущал спиной
