гибели Никки я никому больше не открывалась и никого не впускала в свое сердце. Но с Саном сложнее. Я не привыкла к такой искренности, и мне это не нравится. Я не верю в нее.
Рядом кто-то присаживается. Я ищу отговорку, чтобы ускользнуть от Сана. Но, повернув голову, вижу вовсе не его, а Пейдж.
Она смотрит на меня голубыми глазами. Лунный свет отражается от ее длинных светлых волос.
Лишь она знает обо мне все – о моих тайнах и глубинах души, куда больше никто не заглядывал.
А я знаю все о ней.
У нас был роман прошлым летом, хотя не совсем честно называть это так. Поначалу мы были лучшими подругами. Но каким-то образом она сломала все мои преграды и прокралась в мое сердце. Когда весна сменилась летом, наша дружба вспыхнула пламенем.
Затем погибла Никки, и я тут же прекратила наши отношения. Я не хотела всем рисковать, рисковать ею.
Я до сих пор не уверена, что ушла вовремя. Может, Пейдж все еще грозит беда. Ее имя тяжким грузом лежит на моих плечах. Ей было очень больно и обидно, когда я разорвала наши отношения, и она полностью вычеркнула меня из своей жизни, выбросив все, что у нас было… и даже дружбу с Никки. Конечно, это к лучшему, но, потеряв Пейдж, я будто снова потеряла Никки.
Прошел уже год, но мне все равно не хватает ее. Вот она сидит рядом со мной, а я по ней скучаю. Но в нашу дружбу вмешалась романтика.
Я любила Пейдж как подругу. Горячей и преданной любовью, которая длилась многие сезоны. Возможно, ей всегда грозила беда, не важно, встречались мы или нет. Вполне вероятно, что моя магия в итоге нашла бы и ее. Я молюсь, чтобы Солнце больше не узнавало ее, не видело нашего притяжения друг к другу.
Пейдж некоторое время молчит, а потом заговаривает. Интересно, думает ли она о наших незавершенных делах, как я сейчас.
– Видела, как ты практикуешься с Саном, – говорит она. – Ты растешь.
– Мне еще многому учиться.
– Научишься.
Я перевожу на нее взгляд, но она смотрит куда-то вдаль. Между нами давно все кончено, но Пейдж всегда где-то рядом, как погасший, но все же сохраняющий тепло очаг.
Я ничего не говорю ей. Не говорю, что не сплю по ночам и все еще играю в те игры, за которыми мы засиживались втроем до утра. Не говорю, что магия, погубившая Никки в тот день, убила бы и ее, если бы она тогда не приболела. И не говорю, как рада тому, что она тогда заболела.
Я думаю о грядущем затмении и о том, что больше мне не придется волноваться о подобном. Еще какое-то время я буду тренироваться, учиться управлять своей магией и сдерживать ее, а потом избавлюсь от нее. Надежда, что я больше никому не причиню вреда, теплится во мне, бьется в груди.
Пейдж хочет что-то сказать, но тут появляется Сан, и момент упущен.
– Хочешь потренироваться в последний раз перед солнцестоянием? – спрашивает он.
Я не раздумываю ни секунды. Не говорю ему, что мы в нарядной одежде, что я устала.
Вместо этого бросаю взгляд на Пейдж.
Связь между нами все еще прочна. И слишком опасна.
Я встаю, беру сумочку и говорю:
– Да.
«Осень – сама по себе как магия. Она напоминает нам о том, как прекрасно что-то отпускать».
– Всему свое время
На учебном поле безмолвно и спокойно. В небе сияют звезды, а полная луна ярко освещает нас. Все прекрасно видно. Каблуки утопают в земле, поэтому я снимаю туфли и отбрасываю их.
– Ночью хорошо практиковать, – говорит Сан мягким и тихим голосом, – потому что никто не видит тебя.
Он прав. Темнота окутывает меня словно покрывало, оберегая от любопытства и осуждения, которые преследуют меня днем.
Я чувствую себя свободно.
– И деревьев не разглядеть, – добавляет Сан. – Делаем наше обычное упражнение, но сегодня сосредоточься на ощущениях. Не думай о результате, о том, как далеко сможешь отправить ветер и как это получится. Не думай о полном контроле. Просто прочувствуй, каково это – обладать такой мощью.
Что-то в его голосе отзывается у меня в груди болью, но я отгоняю ее, не обращаю на нее внимания.
– Мы ведьмы, – говорит он. – Давай насладимся этим.
Я понимаю, что Сан не подразумевает ничего плохого, но его слова звучат так легкомысленно, если подумать, зачем мы вообще тут тренируемся. Я делаю глубокий вздох.
– Легко тебе говорить. Как наслаждаться тем, что причиняет столько боли?
– Для начала прекрати жалеть себя. – Сан говорит это так, словно утверждает, что звезды сияют ярче после дождя, а за осенью следует зима.
– Что?
Сан вздыхает и расстроенно качает головой.
– Ты так много думаешь о плохом, что совершенно не замечаешь хорошего.
– Из-за меня гибнут люди.
– Нет, они гибнут из-за силы, о которой ты никогда не просила. Твоя подруга, которая умерла… была летней ведьмой, так?
– Никки, – говорю я.
– Никки. Ей нравилось быть летом?
– Она обожала это. – Слова застревают у меня в горле, но я выдавливаю их.
– Хотя девять месяцев в году она с нетерпением ждала прихода лета, она все равно обожала быть ведьмой. Несмотря на то, что в равноденствие она слабела и треть жизни не чувствовала себя настоящей.
– Это другое.
– Другое. Но главное ведь то, что она любила свою магию. Мы все ее любим, хотя она приносит нам жуткую боль. Ту боль, которую ты никогда не испытаешь, потому что высшая. Твоя магия приносит свои мучения. Можешь признавать это, ненавидеть, желать, чтобы все было иначе, и все равно жить своей жизнью. И быть счастливой.
В его глазах отражается лунный свет. Почему-то от этих слов мне становится легче на душе. Напряжение отступает. Мне больше не хочется упорствовать. Но манипуляторы всегда обаятельные. Я думаю о Сане и его успокаивающей магии. О том, как он сидел рядом с мисс Сантайл и мистером Берроузом. О том, как он уважает этого ужасного человека. И вдруг мне становится ясно, почему они выбрали Сана. Он на самом деле обаятельный.
Но я не поддамся.
Я откашливаюсь.
– Ботаник из тебя куда лучше, чем диванный психолог. Давай тренироваться.
Сан опускает голову, словно в смущении, но быстро приходит в себя и кивает:
– Давай.
Я начинаю. Ветер поднимается легко, отвечая мне, словно он ждал меня здесь всю ночь.
Сан помогает рядом. Его умиротворяющая магия всегда неподалеку, но сегодня она как подводное течение. Запоздалая мысль. В
